Чуткое ухо Ламберта услышало далекий-предалекий собачий лай, по всей видимости, егеря уже со всем тщанием взялись за дело. Молодые господа вновь забрались на лошадей и стояли теперь возле самой границы леса, от поля их отделял только старый могучий дуб с низко свесившимися мускулистыми ветками. Охотники напряженно прислушивались. Впрочем, на самом деле прислушивался из них только один.
– Государь, как умер мой отец, граф Майнфред? – даже голос Гуго в этот момент был каким-то странным, чужим.
Ламберт в изумлении поворотился к нему.
– О чем ты, друг мой?
– Я хочу знать, как умер мой отец, граф Майнфред, – повторил Гуго, и Ламберт удивился, он никогда не видел у своего друга детства столь сосредоточенное и злое лицо.
– Граф Майнфред погиб при осаде Милана моей матерью, герцогиней Агельтрудой. Погиб как храбрый милес, пусть и пошедший против моей воли.
– Вы уверены в этом? Вы проводили хоть какое-то расследование?
– Что за допрос, Гуго? Обстоятельства смерти твоего отца, о ком я совершенно искренне сожалею и за чью душу ежедневно молюсь с тобой, мне поведала моя мать и тому есть масса свидетелей, например тот же проходимец Альберих. Насколько я знаю, он был подле нее.
– Государь…
– Гуго!
– Государь, – Гуго упорно не называл Ламберта своим другом, – кто такой монах Хатто?
– Ммм …… Да, был такой монах, я слышал это имя. Да, я помню, его разыскивала моя мать за какие-то преступления. Розыск велся от моего имени, и было приказано при обнаружении этого монаха немедленно его уничтожить.
– Почему вы отказываете мне в праве наследования титула и имущества моего отца?
– Да что с тобой, друг мой? Ты же знаешь, сюзереном земель к северу от По является Беренгарий Фриульский. Согласно нашему с ним уговору.
– Но теперь, после равеннского собрания, верховным сюзереном вновь являетесь вы и в вашей власти передать мне наследство моего отца.
– Беренгарий мне говорил о правах юного Мило, вашего сводного племянника…
– Ах, вот как, государь?!
– Не кипятись, Гуго. Обещаю, что я займусь твоим вопросом, – тут Ламберт прислушался к отчетливо доносившемуся гомону собак, – оставь это Гуго! Давай поговорим с тобой после охоты!
– Государь!
– Нет, нет и слышать ничего сейчас не хочу! Ты же видишь, зверь идет прямо на нас!
– Государь, слОва! Умоляю, слОва!
Ламберт, досадливо отмахнувшись от него, пустил коня, пригнулся, проезжая, под низкой веткой дуба и подъехал почти к самому полю. Вся его фигура выдавала в нем жгучее нетерпение и азарт.
Удар! И белый свет померк в глазах молодого Августа, его тело бессильно рухнуло на землю. Конь испуганно отпрянул от Ламберта и остановился рядом. К упавшему подошел Гуго с дубиной в руке и склонился над ним.
Ламберт был без сознания. Гуго замер, вознося покаянную молитву за предстоящее действо. Место для мщения было выбрано подходяще, и низкие ветки дуба послужат идеальным объяснением случившемуся. Поэтому-то Гуго и не стал прибегать к мечу, удар от которого был бы виден и понятен любому, и в этом случае вся тяжесть подозрений неминуемо легла бы на него. Дубина была взята Гуго с собой заранее и применение ей, действительно, нашлось.
Мститель закончил молитву.
– За меня и моего отца! – прошептал он и ударил лежащего дубиной в лоб. Дело было сделано.
Раздался хруст ломающихся веток. Из леса выскочил огромный вепрь и промчался мимо охотников. До него уже никому не было дела.
Гуго ударил дубиной по низко свесившейся ветке дуба, чтобы оставить на ней характерные следы. Затем он вскочил на лошадь и кинулся прочь от этого места, чтобы забросить подальше орудие убийства. На его счастье он вскоре приметил пустую лисью нору, куда и затолкал дубину, сразившую властителя великой европейской империи.
Он вернулся вовремя. В поле зрения уже были мчащиеся собаки, а за ними маячили фигурки егерей. Он выехал в поле и громко закричал, махая руками, и стремясь, тем самым, привлечь внимание королевской дворни.
– Горе! Случилось горе! Срочно за лекарем!
Спустя несколько минут егеря столпились вокруг Гуго, который стоял на коленях и истово крестился возле бездыханного, залитого кровью Ламберта, лицо которого сложно было узнать – настолько безжалостно были смяты кости лба, изуродовав его красивые и благородные черты. Пораженные случившимся слуги также повалились на колени. Старый егерь, с малых лет учивший Ламберта всем таинствам охоты и верховой езды, не смог сдержать жгучих слез, повторив слова Вергилия о Палланте:
– Какой невыразимо нежный цветок увял!
Эпизод 32.
1652-й год с даты основания Рима, 13-й год правления базилевса Льва Мудрого, 3-й год правления франкского императора Арнульфа (ноябрь 898 года от Рождества Христова)
Горестная весть мрачной птицей разнеслась по итальянским городам и поселениям. Даже недруги сполетского дома были до глубины души потрясены случившимся и нашли в себе силы отдать дань уважения так нелепо погибшему благородному правителю, который, казалось, был способен принести Италии мир и спокойствие на многие годы. Даже грозный Арнульф Каринтийский, оставшись, благодаря смерти Ламберта, единственным, чье чело в настоящий момент увенчивала императорская корона и, тем самым, извлекавший из случившегося максимум дивидендов, даже он, едва услышав новость, приказал отслужить в своем регенсбургском замке печальную мессу по поводу кончины Ламберта и три дня вместе со своим двором носил траурные одежды. Аналогичные почести были возданы умершему и в двусмысленном Фриуле, и в пострадавшем от действий Ламберта и его матери Беневенте, и даже в мятежной Тоскане, где службу по Ламберту провел, вопреки отлучению, бунтовщик Сергий.
Но едва ли, кроме матери Агельтруды, кто-нибудь горевал по поводу гибели Ламберта больше, чем папа Иоанн. Известие о смерти императора явилось страшным ударом для понтифика, он как сына полюбил молодого правителя, вместе с ним он рассчитывал вернуть Риму и Италии былое величие и авторитет. Теперь же все пошло прахом, перед итальянскими городами вновь замаячила перспектива полной анархии на радость авантюристам всех мастей и сословий. И папа хватался за ноющее сердце и лил самые искренние слезы в своих молитвах за упокой души раба Божия Ламберта, с тревогой ожидая наступления логически вытекавших последствий.
А они не заставили себя долго ждать. Очень скоро стало известно о приготовлениях германцев Арнульфа. Только приближающаяся зима заставила регенсбургский двор отложить немедленный поход Арнульфа на Рим. В итоге каринтиец, продолжая бороться со своей нелепой болезнью и постепенно ей проигрывая, тем не менее, с нетерпением ждал прихода весны, когда он сможет силой оружия заставить папу Иоанна признать его единственным законным императором Запада.