Марианна высоко вскинула голову, и ее ответный взгляд обжег Невилла.
– Я никогда не перестану думать о нем! – с вызовом прозвенел ее голос. – Я не могу стать женой сэра Ричарда – мое сердце отдано Робину, и только ему!
Само имя лорда Шервуда подействовало на Невилла как удар. Задохнувшись от возмущения упорством дочери, сэр Гилберт гневно воскликнул:
– Марианна, я не слышал этих слов! Через неделю ты обвенчаешься с сэром Ричардом. Молю Бога и надеюсь, что благоразумие не изменило тебе, и вы не зашли дальше слов и поцелуев! Если окажется так, что ты опозорила мое имя, и муж вернет тебя, клянусь, я… Я не знаю, что с тобой сделаю! – с угрозой закончил он.
Побледневшая, но спокойная Марианна смотрела на отца, думая о том, что после его угрозы ей остается только одно: сказать правду. Гнев отца угнетал ее, но тогда она станет свободной от лжи, предотвратит брак с Ричардом Ли и покончит с нерешительностью, в которой упрекал ее Робин. Что бы ни предпринял сэр Гилберт, она сумеет убежать из Фледстана в Шервуд, где ее примет Робин, и в ее судьбе все станет наконец так, как и должно быть.
Сэр Гилберт, в душе боясь признания, которое – он видел! – было готово вырваться из решительно приоткрывшихся губ Марианны, торопливо вскинул руку:
– Дочь! Молчи!
Мгновение отец с дочерью смотрели друг другу в глаза, после чего Невилл неожиданно мягко сказал:
– Я не хочу ни ссориться с тобой, ни наказывать тебя. Есть причина, по которой мы можем решить дело миром. Я не хотел тебе говорить об этом сегодня, но, вижу, придется, – он помедлил, словно колебался в принятом решении, потом глубоко вздохнул и сказал с прежней мягкостью и даже сочувствием: – Марианна, прости меня за то, что я сейчас опечалю тебя и, очевидно, глубоко! Сумей справиться с этой печалью и подчиниться моей воле, раз твои чувства к лорду Шервуда – единственное препятствие к замужеству с сэром Ричардом.
Глядя в непонимающие глаза дочери, сэр Гилберт поморщился как от боли и, взяв Марианну за плечи, поставил ее на ноги перед собой:
– Доченька, Робин сегодня на рассвете погиб.
Плечи Марианны вздрогнули под ладонями отца и окаменели. Она смотрела на сэра Гилберта ставшими невозможно огромными глазами, помертвев от услышанной вести, и прошептала немеющими губами:
– Этого не может быть. Это неправда, отец!
– Это правда, девочка. Час назад приезжал гонец от сэра Рейнолда и привез письмо о смерти лорда Шервуда. Не хотел тебе его показывать, но… Вот оно, читай!
Невилл не глядя нащупал один из пергаментных свитков, лежавших на столе, и протянул его Марианне. Выхватив письмо из рук отца, Марианна развернула пергамент и впилась в черные строчки:
«Дорогой мой друг сэр Гилберт!
Спешу поделиться с Вами вестью, радостнее которой для меня и быть не может, и надеюсь, что Вы разделите мою радость или хотя бы поймете ее. Мое проклятие, это исчадие ада, разбойник, именующий себя господином вольного Шервуда, нашел сегодня свою смерть. Вместе с сэром Гаем Гисборном мы сожалеем только об одном: что этот преступник погиб от стрелы, а не умер так, как и должно было ему умереть – позорной смертью на эшафоте.
Епископ Гесберт обязался сам отслужить благодарственный молебен об избавлении нашего графства от этого зла!
Воистину сегодня прекрасный день! Остальное гонец передаст Вам на словах, и я надеюсь видеть Вас и Вашу прекрасную дочь на празднике, который я намерен немедленно устроить в честь такого славного события».
Письмо заканчивалось подписью шерифа и его печатью.
– Все равно я не верю! – закричала Марианна, отбросив письмо, и затрясла головой так, что заколки из ее волос разлетелись в разные стороны. – Они с Гаем ни о чем другом, кроме смерти Робина, думать не могли! Он же не видел гибели Робина своими глазами. Я уверена, что это ошибка, заблуждение!
– Бедная моя девочка, – глядя на нее с состраданием, сказал сэр Гилберт. – Я думал так же, как и ты, потому и не стал бы даже говорить тебе об этом письме. Но так уж вышло, что сэр Ричард оказался в тот момент там же, где был Робин. Он видел, как все произошло, и рассказал мне в подробностях, как погиб Робин. Ты можешь сама расспросить его, только прошу тебя: держи себя в руках!
Эти слова отца убили теплившуюся в сердце Марианны надежду на то, что все происходящее было кошмарным сном, от которого она пыталась проснуться. Ее лицо исказилось от страдания, и она закрыла его дрожащими ладонями. Сэр Гилберт ждал слез, но Марианна молчала, лишь тихий стон невыносимой боли вырвался из-под ее сомкнутых пальцев, вызвав почти такую же боль в сердце Невилла, который сам страдал от сочувствия к горю дочери. Обняв Марианну, он прижал ее к груди и гладил, гладил по разметавшимся косам.
Невольно он вспомнил лорда Шервуда и дочь, какими увидел их в тренировочной зале, вспомнил, как они неподвижно стояли, закрыв глаза и тесно прижавшись друг к другу, как поражен был он сам, когда увидел выражение их лиц. Зачарованное лицо Марианны, старавшейся почти не дышать, словно дочери открылось чудесное видение, и она боялась спугнуть явившееся ей волшебство. Благоговение и душевная боль на лице лорда Шервуда, осторожная неподвижность рук, обнимавших стан Марианны, будто любое, самое малейшее движение разбило бы хрупкий и драгоценный дар. Мгновенное прикосновение его губ к ее волосам, заметив которое он, Гилберт Невилл, едва не впал в ярость, совладав с собой огромным усилием воли.
В тот день он был взбешен тем, что увидел. Сейчас же, напротив, оживлял в памяти и любовался, изнемогая от горечи и сострадания.
– Я знаю, доченька, знаю, как больно хоронить любовь, – тихо говорил он. – Я сам однажды прошел через такую же боль. Но ты благодари Бога хотя бы за то, что он даровал тебе узнать счастье любить и быть любимой ответно. Это единственное утешение, которое ты сейчас можешь найти. Поверь, Марианна, мне очень жаль. Теперь, когда он мертв, я могу признаться в том, что и вправду считал его достойным – единственно достойным! – тебя и всем сердцем сожалел о том, что он не занимал равного тебе положения.
Марианна пошатнулась, но Невилл удержал ее, не дав упасть. Он настойчиво отвел ладони от ее лица и, содрогнувшись при виде того, как оно искажено болью, прикоснулся губами к холодному лбу Марианны. Ласково, но настойчиво он сказал, глядя в ничего не видящие, полные огромного горя глаза дочери:
– Возьми себя в руки – ты еще успеешь оплакать его. И, как ни тяжело мне говорить тебе эти слова, но то, что случилось, к лучшему для вас обоих. У вашей любви не было будущего! Если бы Робин остался жив, я бы проклял тебя и навсегда отрекся после того, что сегодня узнал. Призови на помощь всю выдержку и прими с достоинством предложение сэра Ричарда. Ты должна выполнить свой долг перед нашим родом: дать наследников владениям Невиллов. Что же до брачной ночи, – подумав мгновение, сэр Гилберт пожал плечами с откровенным безразличием к чувствам будущего зятя, – что-нибудь придумаем! Есть много уловок.