– Совсем как у нас, – сказала Банч. – Вы
тогда этому поразились, тетя Джейн?
– Да, милая. Я все время ломала голову, пытаясь понять,
как погас свет. Мне удалось узнать, что у мисс Блэклок было две лампы и их
подменили… возможно, той же ночью.
– Совершенно верно, – подтвердил Краддок. –
Когда на следующее утро Флетчер осматривал лампу, она, как и остальные
светильники в доме, была в полном порядке – ни обтрепанного шнура, ни сожженных
проводов.
– Я поняла, что имела в виду Дора Баннер, заявив, что
накануне в гостиной стояла «пастушка», – сказала мисс Марпл, – но
допустила ошибку, поверив Доре, обвинявшей Патрика. Забавно, правда? Доре
нельзя было верить, когда она рассказывала о том, что слышала, ибо она все
преувеличивала или искажала. В голове у нее творилась неразбериха. Но Дора
абсолютно достоверно описывала увиденное. А она видела, как Летти подняла
вазочку с фиалками… И конечно, когда наша милая Банч пролила немного воды из
вазы с рождественскими розами на провод лампы, я сразу догадалась, что проводку
могла сжечь только сама мисс Блэклок, поскольку, кроме нее, возле того стола никто
не стоял.
– Я потом простить себе не мог! – воскликнул
Краддок. – Ведь Дора Баннер упоминала про подпалину на столе, дескать,
кто-то положил туда сигарету… Но закурить-то никто не успел!.. И фиалки завяли
потому, что в вазе не было воды. Да, тут Летиция допустила промашку, ей
следовало налить новую воду. Но, наверно, она решила, что этого никто не
заметит. И действительно, мисс Баннер охотно поверила, что это она с самого
начала забыла налить в вазу воды… Мисс Баннер была крайне внушаема. И мисс
Блэклок неоднократно пользовалась ее слабостью. Я полагаю, что именно она
внушила Банни подозрения насчет Патрика.
– Но зачем же на мне отыгрываться?! – горестно
возопил Патрик.
– Вряд ли она намеревалась всерьез дискредитировать
вас. Скорее она хотела отвлечь Банни от своей персоны, – пояснил
Краддок. – Ну, а остальное нам уже известно. Едва погас свет и поднялся
гвалт, мисс Блэклок выскользнула в дверь и подошла сзади к Руди Шерцу, который
шарил фонарем по комнате, войдя в роль грабителя. Он и не подозревал, что она
стоит позади него в садовых перчатках, с пистолетом. Мисс Блэклок подождала,
пока фонарь высветил то место, куда ей надо было прицелиться, то есть стену,
возле которой, по мнению всех присутствующих, стояла она, и поспешно сделала
два выстрела. А когда Шерц испуганно обернулся, поднесла к его голове пистолет
и выстрелила еще раз. Бросив пистолет возле трупа, она небрежно кинула перчатки
на столик в холле и поторопилась занять свое место. Она поранила себе ухо…
точно не знаю чем…
– Наверное, маникюрными ножницами, – предположила
мисс Марпл. – От малейшего пореза мочки начинается сильное кровотечение.
Это был тонкий психологический ход. Кровь, струящаяся по белой блузке, служила
бесспорным доказательством того, что стреляли именно в мисс Блэклок и
промахнулись лишь чудом.
– Все должно было кончиться успешно, – сказал
Краддок. – Уверения Доры Баннер, что Руди Шерц хотел убить Летти, сыграли
свою роль. Сама того не подозревая, Дора убедила окружающих в том, что видела,
как ранили ее подругу. Случившееся могли расценить как самоубийство или
несчастный случай. И дело едва не закрыли. А не закрыли его только благодаря
вам, мисс Марпл.
– О нет, что вы?! – решительно возразила мисс
Марпл. – Я лишь немножко помогла вам. Но основная заслуга ваша,
исключительно ваша, мистер Краддок. Это вы не хотели прекращать дело.
– Мне было не по себе, – сказал Краддок. – Я
чувствовал какой-то подвох, но никак не мог понять, в чем дело, пока вы мне не
подсказали. И кроме того, мисс Блэклок действительно не повезло. Я раскрыл
секрет второй двери. До того момента наши догадки оставались гипотезой. Но
смазанная дверь уже являлась уликой. А напал я на нее совершенно случайно – по
ошибке схватился не за ту ручку.
– Я считаю, что вас вело Провидение, инспектор, –
сказала мисс Марпл. – Хотя у меня архаичные представления.
– И охота началась снова, – продолжал
Краддок. – Правда, тактика немного изменилась. Теперь мы выясняли, у кого
есть причины желать смерти мисс Блэклок.
– А кое у кого они действительно могли быть, и мисс
Блэклок это понимала, – поддержала его мисс Марпл. – Думаю, она почти
сразу же узнала Филиппу. Судя по всему, Соня Гедлер принадлежала к узкому кругу
избранных, которым позволялось нарушать уединение Шарлотты. А в старости (вам
пока это неведомо, мистер Краддок) гораздо явственней помнишь лица тех, кого
видел в молодости, нежели людей, с которыми встречался пару лет назад. Шарлотта
помнила Соню примерно в том же возрасте, в каком сейчас наша Филиппа, а Филиппа
очень похожа на свою мать. Как ни странно, узнав Филиппу, Шарлотта
обрадовалась. Она привязалась к девушке. Может, таким образом она пыталась
заглушить угрызения совести, которые, наверное, все-таки ее мучили. Шарлотта
убеждала себя, что, получив наследство, она позаботится о Филиппе, заменит ей
мать. И они заживут все вместе: она, Филиппа и Гарри. Думая так, Шарлотта
чувствовала себя благодетельницей и была счастлива. Но когда инспектор начал
расспрашивать про Пипа и Эмму, Шарлотте стало неуютно. Она не собиралась делать
из Филиппы козла отпущения. Ей хотелось, чтобы все ограничилось налетом юного
головореза и его случайной гибелью. Насколько она знала (Шарлотта ведь не
догадывалась, кто такая Джулия), только Филиппа могла теоретически желать ее
смерти. И Шарлотта приложила все усилия, чтобы помешать опознать Филиппу. У нее
хватило ума сказать инспектору, что Соня была низкого роста, темноволосой и
смуглой. Заодно с фотокарточками Летиции она изъяла из альбома и фотографии
Сони, чтобы вы, инспектор, не смогли уловить сходство.
– Надо же! А я думал, что Соня Гедлер – это миссис
Светтенхэм, – недовольно пробурчал Краддок.
– Моя бедная мамочка! – пробормотал Эдмунд. –
Заподозрить женщину со столь безупречной репутацией… По крайней мере я всю
жизнь верил в ее непорочность…
– Но, конечно, – вернулась к своему рассказу мисс
Марпл, – настоящую опасность для Шарлотты представляла только Дора Баннер.
С каждым днем старушка становилась все забывчивей и болтливей. Как мисс Блэклок
ошпарила ее взглядом, когда мы с Банч пришли к ним на чай. А знаете почему?
Дора опять назвала ее Лотти. Мы восприняли это как безобидную оговорку, но
Шарлотта не на шутку перепугалась. Так все и шло. Бедная Дора не могла
удержаться от болтовни. Когда мы пили кофе в «Синей птице», у меня возникло
странное ощущение, будто бы Дора говорит не об одном человеке, а сразу о двух.
На самом деле так оно и было. То она говорила о подруге, что она дурнушка, но
сильная личность, то тут же расписывала ее как хорошенькую, веселую девушку.
Сказав об уме и удачливости Летти, Дора вдруг посетовала на то, что у бедняжки
была такая тоскливая жизнь, и процитировала строки «И бремя печалей на сердце
легло…». Я еще подумала, что они совершенно не вяжутся с образом Летиции. Зайдя
в то утро в кафе, Шарлотта, очевидно, слышала большую часть Дориной болтовни.
Наверняка она слышала, как Дора упомянула про подмену лампы – дескать, это
пастушок, а не пастушка. И поняла, что бедная преданная Дора представляет
серьезнейшую угрозу для ее спокойствия. Боюсь, наш разговор в кафе окончательно
решил участь Доры, простите за патетику. Но, наверное, этим все равно бы
кончилось. Ведь пока Дора Баннер была жива, Шарлотта не чувствовала себя в
безопасности. Она любила Дору… и не хотела ее убивать… но другого выхода не
видела. Очевидно, она убедила себя (как сестра Эллертон, помнишь, Банч?), что
поступает милосердно. Бедняжка Банни, ей же все равно осталось жить недолго. К
тому же конец может оказаться мучительным… Что самое интересное – Шарлотта из
кожи вон лезла, чтобы сделать последний день Банни как можно счастливее. День
рождения, гости, особый торт…