На самом деле вечер четверга, пожалуй, мои самые любимые часы из всей недели. Даже не объяснить словами, как потрясающе – беседовать с этими умнейшими женщинами об их жизни. К тому же у них всегда имеется в запасе какая-нибудь «совершенно отпадная» сплетня о женщине, живущей через дорогу, над сувенирной лавкой. Последний из слушков – что у той дамочки, со всею очевидностью, роман с выгульщиком пса! А парню-то всего, мол, двадцать два!
Франни, между тем, продолжает говорить:
– Но я полагаю, есть и еще одна причина сказать Уиллу «нет». Твоя ближайшая подруга никогда тебе не простит, если ты отпразднуешь помолвку в то время, как помолвлена она. Хотя не думаю, что примадонческие истерики Лорен могли бы тебя остановить, реши ты и впрямь это сделать.
– О, это я и так понимаю, – торопливо говорю я. – Я бы ни за что так с ней не поступила. Я не стала бы оттягивать от Лорен всеобщее внимание. Поверь, я как никогда счастлива за Лорен и рада, что в ее жизни настал такой момент. Но сейчас это не имеет никакого отношения к делу, потому что я действительно думаю, что Уилл пошутил. Это была всего лишь шутка. Он вообще, знаешь, такой шутник! – Я пытаюсь рассмеяться, но звучит это глухо и фальшиво, и Франни, глядя на меня, вопросительно поднимает изогнутую дугой бровь.
Эта ее левая бровь столько способна выразить и передать! Мне так всегда хотелось освоить бабулино умение выгибать одну бровь. Когда я была маленькой, то месяцами упражнялась перед зеркалом, но эти слизняки на моем лице не выражали ничего, кроме насупленной сердитости. Они были темными и прямыми – точно ребенок чиркнул черным грифелем по белой доске. И неспроста я говорю «ребенок» – потому что они у меня еще и совершенно асимметричные. И это очень досадно. Причем как будто самого этого было недостаточно – на правой брови посередине сидит большущая проплешина, и из-за этого Лорен в четырнадцать лет устроила мне, помнится, сеанс «полного преображения». Закончилось это зелеными волосами, пурпурными тенями с блестками и донельзя, с чрезмерным пристрастием выщипанными бровями. Часть одной из них так больше нормально и не отросла, и мне каждый божий день приходится подкрашивать этот пробел.
– Я уже сказала ему «нет», а потому мне и самой непонятно, чего я до сих пор об этом говорю. Это вообще не имеет значения.
Франни глядит на меня искоса, облизывая кончики пальцев и собирая ими по тарелке крошки.
– Умница, – одобрительно кивает она.
– Так о чем мы? Да, Лорен молодчина, спасибо, что спросила, – быстро меняю я тему разговора. – Мы каждую пятницу встречаемся с ней и Джоэли, чтобы обсудить свадебные приготовления. На этот раз собираемся посидеть за стаканчиком какой-нибудь шипучки, чтобы все окончательно решить насчет девичника. Это очень важно.
– Ох уж эти нынешние девичники… – с укоризною фыркает бабуля и театрально закатывает глаза. – В прежние времена, бывало, посидишь с подружками за стаканчиком шипучки – вот тебе и девичник! И в голову не приходило устраивать какие-то посиделки, чтобы еще и готовиться к девичнику! Все это как-то нынче чересчур раздулось. Все хотят выпендриться и переплюнуть остальных. Надеюсь, за границу-то вы хоть не собираетесь?
Я, сконфузившись, прячу глаза. Мы однозначно, на миллион процентов, уедем за границу. На самом деле я все пытаюсь неназойливо отговорить Лорен от «недельки в Вегасе». С тем количеством людей, что она хочет пригласить, и считаными месяцами на подготовку это было бы просто технически невозможно. К тому же лично мне это финансово ну никак не потянуть. Тем более учитывая все прочие свадьбы и девичники в этом году. Когда я думаю о всех своих издержках и о той катастрофически ужасной ситуации с деньгами, в которой я и так уже оказалась, меня охватывает настоящая паника. А потому я просто стараюсь об этом не думать. Это самый здравый способ справиться со своими проблемами.
– Ну… ничего еще точно не решено, – уклоняюсь я от ответа.
Франни глядит на меня прищурившись.
– А ты вообще планируешь в этом году поехать в нормальный отпуск с Уиллом?
– О боже, нет, конечно, – усмехаюсь в ответ. – Помимо свадьбы Лорен, у меня в этом году еще дикое количество девичников и свадеб. А это означает кучу поездок в разные места, не говоря уже о самих официальных церемониях.
Мысленно сразу начинаю составлять для себя список задач, которые надо будет постараться вечерком решить. Надо срочно забронировать билеты на поезд и места в отеле для свадьбы моей подружки Эмили в Девоншире через пару недель. Надо разыскать логин к ее свадебному сайту – бог знает, куда я его дела! – тогда я смогу найти нужную ссылку в каталоге «Debenhams» и заказать наконец подарок для счастливых новобрачных. Еще вскоре грядет ночной девичник в Лондоне у приятельницы по работе, а значит, надо где-то раздобыть для него балетную пачку, а также разные приятные штучки, которые меня просили подобрать для восемнадцати подарочков гостьям. Когда разберусь с этим, то уже тогда буду заморачиваться прочими свадьбами – а также всем тем, что у нас по списку с Лорен.
Внезапно я просто физически начинаю ощущать тяжесть всех этих свалившихся на меня забот и уже вслух добавляю:
– А еще мне надо сделать массовый заказ свадебных нарядов в «Asos».
Бабулю это явно озадачивает.
– А ты что, не можешь сходить на все эти мероприятия в одном каком-то платьице?
– Боже упаси! Конечно, нет! – в шутку ужасаюсь я. – Только представь, Франни, какой там в Инстаграме разразится скандал! Там же на меня будут смотреть все те, кого я знаю еще со школы. Когда за тобою пристально следит интернетное сообщество, ни в коем случае нельзя появляться в одном наряде более одного, ну, максимум двух раз! – искренне потешаюсь я.
Тут уже Франни принимает совершенно ошеломленный вид.
– Ни черта себе! Ну, вы даете! То есть нам, значит, не надо ни какого-то правительства, ни «Большого брата», следящего за нами втайне, да? Все мы сами добровольно присматриваем друг за другом, отмечая любое действие и перемещение в Твиттере, – или как там это нынче называется? И что за вздор ты несешь насчет тех, кого знаешь со школы? Большинство из них просто ужасно к тебе относились! Какое тебе вообще дело, что они там о тебе подумают?
Я не знаю, как ей объяснить, почему для меня это важно – потому что, наверное, на самом деле это не так, – и я вместо ответа умолкаю.
– А все потому, что ты всегда была толстушкой, моя радость, – продолжает Франни.
Ох, ёшкин кот! Опять она про это!
Бабуля между тем начинает махать рукой Эндрии, которая суетливо торопится к нам с двумя кусками лимонного кекса. Она со стуком опускает тарелки перед нами и тут же несется обратно в кухню, прежде чем Франни не отпустила отзыв о качестве сего десерта.
– Ты была толстушкой, – повторяет бабушка, вытирая вилку о платье и напрочь игнорируя мой досадливый вздох. – И ты постоянно слушала этих маленьких безмозглых кретинок из своего класса, которые говорили тебе всякую чушь. Ты верила во все это, и даже сейчас ты все пытаешься им что-то доказать – а может статься, и самой себе. Но ты вовсе не должна это делать. Ни тогда, ни теперь в этом нет ни малейшей надобности, милая ты моя девочка! Ты в десятки раз лучше любой из них!