– Как хорошо, правда? – Мэтт с улыбкой посмотрел в
глаза Офелии, почти столкнувшись с ней на кухне. Офелия решила подложить в
вазочку печенья для детей, а Мэтт отправился за вином для себя и Офелии.
– Да, очень, – с искренним чувством ответила она.
Похоже на волшебный сон. Если бы только он не кончался!
Мэтт видел, что Офелию по-прежнему терзают сомнения, но он
мечтал и надеялся, что она найдет в себе мужество довериться ему. В последние
дни о?? особенно осторожно с ней обращался, постоянно напоминая себе, насколько
ранимой она была. Мэтт знал ее лучше, чем кто-либо другой, и знал, как поступил
с ней Тед. С таким же успехом Тед мог наложить на нее заклятие, проклясть ее до
конца ее дней. И никому лучше Мэтта не известно, что это за заклятие. Но сейчас
они избавились от него, по крайней мере ненадолго.
Новый год они встретили в ресторанчике неподалеку от дома, а
потом отправились в соседнюю гостиницу поучаствовать в аттракционах и
повеселиться. Все вокруг были либо в лыжных костюмах, либо в толстых, теплых свитерах.
Только некоторые из женщин, в том числе и Офелия, кутались в меха. В черном
бархатном комбинезоне, накидке из шикарной пушистой чернобурки и маленькой
шапочке она выглядела сногсшибательно.
– Знаешь, мама, ты смахиваешь на какой-то черный
гриб, – недовольно пробурчала Пип, бросив на мать неодобрительный взгляд.
А вот Ванесса, восторженно присвистнув, ахнула: «Круто!»
Может быть, на строгий взгляд Пип, мать выглядела слишком уж
экстравагантно, зато Мэтту понравилось. Впрочем, что бы она ни надевала, как бы
чисто ни говорила по-английски, в ней безошибочно признавали француженку. Либо
ее выдавал воздушный шарф, который она повязывала с небрежной элегантностью
парижанки, либо сережки, а скорее всего сумочка на длинном ремешке, которую она
привыкла носить на плече. Подобные мельчайшие детали туалета, каким-то
непостижимым образом соединившись, мгновенно выдавали ее континентальное
происхождение.
Может быть, французская кровь, что текла в ее жилах, или
царившее вокруг беззаботное веселье, а скорее всего и то и другое заставили
Офелию слегка потерять голову, и она даже позволила Пип выпить немного
шампанского в честь Нового года. Мэтт украдкой подмигнул Ванессе и сунул ей в
руку бокал с искрящимся вином. Само собой, Роберту тоже было разрешено выпить
шампанского, хотя ему еще не было двадцати одного года. Мэтт, не спускавший с
сына глаз, удовлетворенно улыбнулся – мальчик держался хорошо. Наверняка они
там в Стэнфорде не слишком строго придерживаются законов насчет выпивки, но
волноваться за Роберта нечего – похоже, у парня достаточно здравого смысла,
чтобы сохранять трезвую голову.
Они находились в холле гостиницы, когда висевшие на стене
огромные часы громко пробили полночь и все присутствующие по французскому
обычаю принялись целовать друг друга в обе щеки и поздравлять с Новым годом.
Только когда они наконец вернулись домой и уставшие дети разошлись по своим
спальням, Мэтт, расхрабрившись, привлек Офелию к себе и страстно поцеловал в
губы. Они были одни. В камине чуть слышно потрескивали угли, но комната еще
сохраняла тепло. Праздник явно удался – во всяком случае, с точки зрения
детворы, которая, несмотря на разницу в возрасте, на удивление хорошо ладила
между собой. Мэтт готов был поклясться, что счастлив, как никогда в жизни, а
Офелия в его объятиях чувствовала себя уютно и спокойно. Впервые за весь
ужасный год она забыла о несчастье. И ноша, лежавшая у нее на плечах и с каждым
днем становившаяся все тяжелее, вдруг непостижимым образом куда-то исчезла.
– Ты счастлива? – спросил Мэтт шепотом, хотя оба
не сомневались, что дети наверху уже спят без задних ног.
Пип снова отправилась к Ванессе. Они уже стали неразлучны.
Пип смотрела на Ванессу с восторженным обожанием, словно на старшую сестру,
которой у нее никогда не было. А поскольку у Ванессы тоже не было сестер, то и
она рада была побаловать Пип, как любимую младшую сестренку.
– Очень, – едва слышно шепнула Офелия.
С Мэттом ей всегда было хорошо. Он создавал совсем особый
мир, где она чувствовала себя любимой, где уютно и безопасно и где ей ничто не
угрожало. Никакое горе не могло коснуться ее, пока Мэтт рядом. А он только и
мечтал о том, чтобы получить право защищать ее, беречь и любить после всего,
что ей пришлось испытать. Он понимал, что душа ее изранена, но это не пугало
его – у него хватит терпения и любви, чтобы ее излечить.
Он снова припал к ее губам, дав волю бушевавшей в нем
страсти. Казалось, они с боязливой нежностью изучают друг друга. Только
почувствовав, как руки Мэтта блуждают по ее телу, Офелия поняла, до какой
степени изголодалась по мужской ласке. Как будто после гибели Теда женщина в
ней умерла, и вот теперь Мэтт, как прекрасный принц в сказке, одним
прикосновением пробудил ее к жизни. А самого Мэтта переполняло желание. Они
долго сидели, тесно прижавшись друг к другу. Потом легли, вытянувшись на
диване, и Мэтт, вдруг почувствовав, что еще немного – и он просто не выдержит,
едва слышно шепнул ей на ухо:
– Если мы не встанем, причем немедленно, то у нас будут
неприятности. – Офелия чуть слышно прыснула в ответ, в первый раз за много
лет почувствовав себя озорной девчонкой. Мэтту понадобилось все его мужество,
чтобы задать ей вопрос, который вертелся у него на языке. Он бы и не решился,
но пока все шло как надо, по крайней мере до сих пор. – Может, поднимемся
ко мне? – с замирающим сердцем шепнул он ей в самое ухо.
И когда она чуть заметно кивнула, Мэтт замер в страхе, что
сердце его не выдержит и разорвется от счастья. Он так долго этого хотел, что
сейчас был просто не в силах поверить, что она согласна.
Мэтт взял ее за руку и осторожно повел за собой в спальню.
Дом, погрузившись в тишину, спал. Заметив, что они с Мэттом, не сговариваясь,
крадутся на цыпочках, Офелия закусила губу, чтобы не рассмеяться. Конечно, в их
возрасте смешно прятаться, но ей не хотелось ненароком разбудить детей. Едва
дождавшись, когда они окажутся в спальне, Мэтт плотно прикрыл за ними дверь и
запер ее на задвижку, а потом, легко подхватив Офелию на руки, бережно опустил
на постель. И через мгновение сам вытянулся возле нее.
– Господи, как же я люблю тебя, Офелия, –
прошептал он.
Комнату заливал лунный свет. В жарко натопленной спальне
было уютно. Поцеловавшись, Офелия с Мэттом нежно и бережно помогли друг другу
освободиться от одежды и через несколько минут, сами не заметив, как это
произошло, оказались под одеялом. Едва сдерживая себя, Мэтт потянулся к ней. Он
чувствовал, что она дрожит всем телом, и мечтал только о том, чтобы успокоить
ее. Сделать так, чтобы Офелия почувствовала себя счастливой.
– Я люблю тебя, Мэтт, – прошептала она в ответ.
И Мэтт без труда уловил дрожь в ее голосе. Он чувствовал,
что она напутана, поэтому крепко прижал ее к себе и долго баюкал, словно
ребенка, давая ей время успокоиться.
– Все хорошо, дорогая… тебе ничего не угрожает… все
будет чудесно, вот увидишь… я обещаю…