– Ненавижу тебя! – выплюнула она ему вслед. Голова
у нее кружилась от выпитого мартини. Еще мгновение, и она услышала, как хлопнула
дверь.
Но в ушах Мэтта этот звук означал свободу. То, что мучило
его столько лет, осталось наконец позади.
Глава 25
В сочельник Офелия с Пип пригласили Мэтта к себе на обед –
назавтра наступало Рождество, и Пип заранее облизывалась, предвкушая подарки.
Они вместе нарядили елку, а Офелия настояла на том, чтобы собственноручно
зажарить утку, уверяя, что это старинная французская традиция. Пип, люто
ненавидевшая утку, с большим удовольствием предпочла бы обычный гамбургер, но
Офелия твердо стояла на своем – в этом году у них будет самое настоящее
Рождество! Хотя бы ради Мэтта. С тайной радостью она отметила, что давно уже не
видела его таким умиротворенным и счастливым.
В последнее время оба были слишком заняты, и им никак не
удавалось толком поговорить. Мэтт и словом не обмолвился Офелии о свидании с
Салли, так и не решив, стоит ли ей рассказывать о его разговоре с ней. Все, что
случилось между ним и Салли, он считал слишком личным, чтобы это обсуждать, тем
более с Офелией. Во всяком случае, пока он был не готов. Но как бы там ни было,
Мэтт чувствовал себя так, словно перед ним наконец рухнули стены тюрьмы. Он
весь сиял, и Офелия хотя и не знала, в чем дело, однако догадывалась, что
что-то произошло.
Они заранее договорились вечером обменяться подарками, но
Пип уже с самого обеда не находила себе места. Притащив свой подарок, она
торжественно вручила его Мэтту, а потом накинулась на него, когда он поклялся,
что откроет сверток только на Рождество.
– Нет! Сейчас! – Казалось, Пип снова превратилась
в ребенка – от нетерпения она даже топала ногой. Глаза ее сияли. Затаив
дыхание, она смотрела, как Мэтт осторожно разворачивает бумагу. Но вот бумага
упала на пол, и Мэтт радостно захохотал. В руках он держал пару мужских тапочек
– пушистых и желтых, словно огромные цыплята. Мэтт незамедлительно всунул в них
ноги и радостно объявил, что тапочки пришлись впору.
– Какая прелесть! – восторженно вздохнул он, не
отрывая от них взгляда. И крепко обнял Пип. – Просто чудо до чего хороши.
Приедете ко мне на озеро Тахо – будем ходить в них все трое. Только смотрите,
не забудьте прихватить свои, идет?
Мэтт так и просидел в них весь обед. Пип торжественно
пообещала уложить тапки прямо сегодня. И тут же онемела от восторга, когда Мэтт
преподнес ей новенький, сверкающий велосипед. Взгромоздившись на нее, Пип
стрелой пронеслась из столовой в гостиную, едва не сбив по дороге елку, и
вылетела из дома, крикнув, что покатается немного, пока мать занята уткой.
– Ну а вы как – готовы получить свой подарок? –
лукаво спросил Мэтт у Офелии, когда они, уютно устроившись в гостиной,
маленькими глотками потягивали белое вино. Мэтт немного робел, считая идею
довольно-таки рискованной. И все-таки очень переживал, не обидится ли она. Он
даже думал, не отказаться ли ему от этой идеи, но в Конце концов убедил-таки
себя, что Офелия обрадуется.
Офелия молча кивнула. Пип все еще не вернулась, и сейчас
Мэтт даже обрадовался, что они остались наедине. Помявшись, он протянул ей
сверток. Офелия сделала большие глаза. Что там может быть? Большая плоская
коробка… Офелия встряхнула ее… нет, не гремит.
– Что это? – спросила она, нетерпеливо
разворачивая бумагу.
– Увидите, – загадочно блеснув глазами, ответил
Мэтт.
Послышалось шуршание бумаги, последняя обертка упала на пол,
а вслед за тем раздался сдавленный крик Офелии. Не в силах сдержаться, она
ахнула, и глаза ее моментально наполнились слезами. Офелия застыла – прикрыв
ладонью рот, она закрыла глаза. По лицу ее струились слезы. В руках она держала
портрет Чеда – сын, как живой, улыбался ей с холста. Желая доставить
удовольствие Офелии, Мэтт написал его портрет – в пару к портрету Пип на ее
день рождения. Офелия долго молчала. Потом открыла глаза, прижала к груди
портрет и со слезами спрятала лицо на груди Мэтта.
– О Господи, Мэтт… спасибо… спасибо вам!
Отодвинувшись, Офелия снова бросила взгляд на портрет сына.
Казалось, он сейчас заговорит. Сердце ее разрывалось от боли. Только сейчас она
снова почувствовала, как безумно скучает без него… и вместе с тем его смеющийся
взгляд подействовал на нее, как чудодейственный бальзам на раны. Портрет
получился замечательный.
– Как вам удалось?! – Чед на портрете очень похож. Даже
улыбка была его.
Вытащив что-то из кармана. Мэтт молча протянул ей руку, и
брови Офелии поползли вверх. В руках он держал фото Чеда, которое когда-то
незаметно утащил и унес с собой.
– Наверное, у меня клептомания, – хмыкнул Мэтт.
Увидев снимок, Офелия облегченно засмеялась.
– Господи, вот он где! А я-то его везде искала! Решила
даже, что его прихватила Пип… ну и не хотела спрашивать, чтобы лишний раз не
расстраивать се. Думала, фотография лежит у нее в письменном столе или в
шкафчике… и искала потихоньку. Но так и не нашла. – Офелия с улыбкой
поставила фото на прежнее место. – Ах, Мэтт, как мне отблагодарить вас?!
– Вам нет никакой нужды меня благодарить. Просто я
люблю вас, Офелия. И хочу, чтобы вы были счастливы. – Он уже хотел сказать
все, что успел передумать за это время, но тут в дом вихрем ворвалась Пип. За
ее спиной громким лаем заливался Мусс. Язык у пса свисал чуть ли не до земли –
видимо, все время он так и бегал вслед за ней.
– Классный велосипед! Мне нравится! – завопила
она, с треском врезавшись в столик, стоявший в прихожей, и чудом не зацепив
другой, после чего, вспомнив о тормозах, остановилась в двух шагах от матери с
Мэттом. Велосипед был почти взрослый. Пип влюбилась в него с первого взгляда.
Офелия молча протянула ей портрет Чеда, и Пип моментально притихла.
– Ух ты… в точности как живой!
Она бросила взгляд на мать. Руки их сплелись, и Пип с
Офелией долго молча смотрели в глаза друг другу. В комнате повисло молчание. И
вдруг чуткий нос Офелии уловил характерный аромат. Утка не только поджарилась,
но, судя по запаху, уже начала потихоньку подгорать.
– Вот здорово! – ахнула Пип, когда раскрасневшаяся
Офелия поставила блюдо с уткой на стол.
Они с удовольствием пообедали и прекрасно провели вечер, но
Офелия все никак не могла решиться отдать свой подарок Мэтту и колебалась до
тех самых пор, пока Пип не отправилась в постель. Подарок был не совсем
обычным. Офелия долго колебалась, но потом все-таки решила, что Мэтту он
понравится. И сразу же поняла, что не ошиблась. Стоило только Мэтту развернуть
подарок, как лицо у него стало в точности таким же, как у Офелии, когда она
увидела портрет Чеда. Мэтт поднял на нее глаза, и у него перехватило дыхание.
На ладони у него лежал старинный брегет, который принадлежал когда-то еще отцу
Офелии. Вещица не только старинная, но и красивая, и теперь ей некому было ее
подарить – у нее не осталось ни отца, ни сына, ни мужа, ни брата. Когда-то она
берегла часы для Чеда… но теперь его не было, и Офелия решила отдать их Мэтту…
Руки у него задрожали. Судя по всему, его так же сильно очаровали часы, как
Офелию – портрет сына.