Повисла тишина.
– Хорошо, я с ней завтра поговорю.
– Кейт с ней поговорить не хочет?
– Не стоит ее будить. Да и кто знает…
– Да, не угадаешь, – согласилась Эстер. – Утром приезжай на остров. Полиция нас пока не отпускает.
– Будем с утренним паромом.
У Эстер пересохло во рту, но она сглотнула и сказала:
– Ты мне нужен. – Ей тут же захотелось поймать эти слова и засунуть их назад.
– Я тоже тебя люблю, – ответил Морган.
Именно это Эстер и хотела услышать.
Она поднялась в комнату, где Дафна сидела на кровати. Эстер бережно уложила Итана на постель и пригладила ему волосы.
– Давно ты вернулась? – спросила она.
– Пару минут как, – ответила Дафна. – Ко мне было много вопросов.
– Ты рассказала правду?
– Сколько могла.
– Тогда, я думаю, все будет хорошо.
Дафна кивнула на спящего мальчика:
– Не отдала?
– Хочу убедиться, что с ним все будет нормально. И сейчас. И завтра. Всегда.
– Он не твой.
– Он вообще ничей, – напомнила Эстер, убирая за ухо волосы и целуя мальчика в щеку. – У всех должен быть кто-то.
Потом она достала бумажник, в котором позади карточек хранила, на всякий пожарный, двести долларов наличкой. Вынув деньги, сложила купюры пополам и спрятала под лампой у телевизора.
– Ложись спать, – сказала Дафна. – Будет как в старые добрые, в Олстоне. Только ты да я.
– Сегодня нас трое.
– Ты поняла, о чем я.
– Присмотришь за ним пару минут? – попросила Эстер и ушла в душ, где встала под струи горячей воды в надежде вновь ощутить себя чистой, смыть переживания дня, пусть даже потом все равно придется заново надеть пропахшие дымом вещи, которые она не меняла вот уже несколько дней. Когда она вернулась в спальню, деньги из-под лампы никуда не делись.
Итан к тому времени проснулся, а Дафна забралась к нему на кровать и изображала слона, потом – шимпанзе. Изобразить она могла любое животное. Эстер вспомнила, как завороженно наблюдала трехлетняя Кейт за матерью в образе львицы. Сейчас она следила за представлением, пока Итан наконец не уснул, а после забралась в постель. Мягкий матрас, теплая Дафна. А без света можно было представить себя в любом времени и месте.
– Мне стать гиеной? – спросила Дафна. – Или гориллой?
– Тс-с, разбудишь.
В молчании прошло, казалось, несколько часов. Они лежали, прислушиваясь к дыханию друг друга, а когда Дафна попросила:
– Расскажи про Кейт, – слова полились сами собой.
Эстер рассказала про кролика Себастиана и как они сами делали дома пластилин. Рассказала, как день за днем безуспешно пыталась отвести Кейт в садик. Как раскачивала Кейт на качелях под счет, когда они учили цифры и числа. Не рассказала она только о своем сердце – как оно странствует следом за Кейт, как бьется в унисон с сердечком племянницы и что она даже в мыслях не может представить собственного ребенка, ведь если она полюбит кого-то или что-то сильнее, чем Кейт, это сожрет ее.
– Вот я, наверное, испортила Кейт жизнь, – сказала Дафна.
– У детей память короткая, – ответила Эстер. – А Кейт тебя любит. Всю тебя, без остатка.
– А я люблю ее, – сказала Дафна с задержкой, которая зародила в душе Эстер надежду.
– Утром ее привезут. Они приедут на пароме, Кейт отпустит меня и станет твоей. – Эстер помолчала и добавила: – Полностью твоей, снова.
– А она захочет?
– Ей ничего другого и не надо.
В эту игру Эстер играть умела. Лучше Дафны. Лучше любого.
Наступило утро, в окно уже проникал свет, а Эстер все еще лежала в постели. И слушала.
Дафна дышала тихо, если не сказать слабо. Лицо ее было спокойное, умиротворенное, как когда они спали вместе в комнате общаги, в своей квартире или в те длинные ночи, когда Кейт только появилась в их сомервилльском доме.
Дафна пошевелилась, и Эстер закрыла глаза. Замерла, когда Дафна села и нерешительно, не зная, будить или нет, положила руку ей на плечо. Настал один из тех моментов, когда решается будущее. Можно было сказать: «С добрым утром», лишить Дафну всякого выбора. А можно было чуть дольше притвориться спящей и дать ей решить за себя.
Прогудел, заходя в порт, утренний паром из Бар-Харбор.
Дафна спустила ноги с кровати, посидела немного и наконец встала. Упал с прикроватной тумбочки на пол будильник. Не специально ли Дафна уронила его – посмотреть, что сделает Эстер? Может, знает, что, если Эстер не откроет глаза, это будет значить, что можно уйти? Дафна собралась, постояла в дверях… и ушла.
Однако Эстер все равно лежала неподвижно, пока не отбыл паром.
Когда же она встала, то под лампой вместо двухсот долларов лежала записка от Дафны:
Дело в том, что меня тяжело любить, а уж нравлюсь я вообще мало кому. Тебе я почему-то нравлюсь, и ты меня любишь. Ты хороший друг. Я тебя тоже люблю. Сильнее, чем ты думаешь. Не ищи меня.
Эстер перечитала записку, потом сложила листок и убрала в бумажник вместо двух сотен долларов. На память.
Чуть позже она стояла на улице, и ветер развевал ее волосы. Ловцы омаров возвращались и уходили в море. Эстер стояла на пирсе, держа Итана за руку.
– Мамотька плидет? – спросил он.
– Не сегодня.
Эстер приготовилась к шквалу вопросов, но Итан, похоже, понимал, что его ждет тяжелая правда.
– Я скутяю по ней, – сказал он.
– Я знаю, – ответила Эстер.
Вдалеке показался паром. Эстер не терпелось увидеть Моргана и Кейт, несмотря на то что ждало их впереди. Она придумает, найдет нужные слова и объяснит, что произошло и как она поступила. Расскажет Кейт историю, поможет ей понять, куда опять пропала мама. А Моргану расскажет правду и будет надеяться, что он ее все же простит.
Рядом у перил встала Барб Келли.
– Вот это ночка, – сказала она. – Как вы ушли, явился Рори. Такого мне рассказал, хотя вы, думаю, кое-что и так знаете.
– Я не знаю ничего, – ответила Эстер.
– А где Дафна, знаете? Мне надо с ней поговорить.
– Ушла, – сказала Эстер. – Уехала на утреннем пароме. Сейчас она может быть где угодно.
– Жаль, что не осталась. Теперь придется искать ее.
Ничего у полиции не выйдет, как бы они ни старались. Уж больно здорово Дафна умеет исчезать.
– До пожара, – продолжила Барб, – мы обыскали ее комнату в доме и кое-что там нашли. Проверили. Обычно все эти тесты занимают несколько недель, но у нас на руках мертвый коп.