– Ты говоришь с человеком, который хотел сжечь все мои картины, Верджил, – вмешалась Морген. – Пока я не предложила следом сжечь его самого.
– У меня нет ни малейшего желания, – с иронией заметил доктор, – быть принесенным в жертву творческому самовыражению Морген. – И он с удовольствием пошевелился в своем неудобном кресле.
– Я бы не возражала, – отозвалась Морген.
– Всякая жизнь, на мой взгляд, стремится к уничтожению других жизней, чтобы продолжиться самой. Принципиально новым в ритуальном жертвоприношении как виде коллективной деятельности была его организация. Делить жертву на всех в высшей степени прагматично.
– Прямо светское мероприятие, – пробормотала Морген. – Я так и вижу тебя там, Виктор.
– И вы не первый. – Мистер Эрроу изо всех сил старался не выпасть из беседы. – Возьмите Киплинга и всех великих музыкантов. Им никто не помогал.
– Киплинга? – опрометчиво переспросил доктор Райт.
– Я имею в виду его «Мандалай». Если вы не слышали, я мог бы…
– Замечательно. – Морген сверлила доктора недобрым взглядом. – Виктор с удовольствием послушает, как ты поешь.
– С превеликим удовольствием, – согласился доктор Райт. – Я говорил об обычае человеческого жертвоприношения. Я пришел к пониманию, что, хотя в наше время он широко осуждается, тот, кого приняли в тайное общество…
Миссис Эрроу подошла к Морген с подносом.
– А что с ней все-таки было? – спросила она слишком громко, и в комнате воцарилась тишина. Миссис Эрроу сконфуженно огляделась, после чего набралась смелости и сказала: – Вообще-то, мы знаем ее с тех пор, как она была вот такой крохой, и, по-моему, проявили достаточно интереса, чтобы знать правду.
– Старинные друзья, – подтвердил мистер Эрроу.
– Нервная лихорадка, – ответила Морген.
Доктор говорил медленно, ровно, взвешивая каждую фразу – годится ли она для ушей мистера и миссис Эрроу.
– Человеческое существо, живущее во враждебной среде, должно изменить либо свою защитную окраску, либо среду. Из всех средств вооруженное лишь не самым острым умом… – Доктор замялся, видимо, пораженный мыслью о зыбкости собственного величия, – человеческое существо пытается управлять окружающим миром с помощью магических символов, выбранных произвольно и зачастую недейственных. Представим газель, которая вдруг обнаружила, что она синяя, тогда как остальные газели…
– Нервная лихорадка, ты сказала? – прошептала миссис Эрроу, и Морген кивнула.
– Мой кузен… – начал было мистер Эрроу, но тут же замолчал под неодобрительным взглядом доктора Райта.
– …сперва будет искать спасение в отрицании, убедит себя, что цветов не существует, повергнув в смятение…
– Как тот человек на майском дереве. – Мистер Эрроу надеялся искупить свою вину, показав, что все понимает.
– Так или иначе, – прервала мужчин Морген, – нашей газели, кажется, пора вернуться в дом. Пойду схожу за ней.
Доктор Райт, готовый продолжить, повернулся к собеседнику, однако на этот раз мистер Эрроу его опередил:
– Раз вы спросили, я схожу за нотами.
Возвращаясь теплым летним вечером из гостей, она взяла тетю и доктора под локти и радостно шагала с ними в ногу.
– А вся эта чепуха, которую ты нес, – вспоминала Морген.
– Вовсе не чепуха. – Доктор был уязвлен. – По-моему, у меня неплохо получалось.
– Ха! А как ты играешь в бридж.
– Бридж – игра для цельного ума. Как у тебя. – И доктор кивнул Морген, насколько это было возможно в темноте и на расстоянии.
– Тетя Морген, доктор Райт, знаете, о чем я думала в саду?
– О чем? – поинтересовалась Морген.
– Да? – отозвался доктор.
– Я смотрела на цветы и придумывала им имена. Следила, чтобы у каждого цветка было имя и чтобы оно ему шло. Это сложнее, чем кажется.
– Например? – спросила Морген.
– А еще звезды – я дала имена некоторым звездам.
– А себе? – спросил доктор.
Она с улыбкой кивнула.
– Дитя живет без имени, – сказал доктор Райт, обращаясь к Морген. – Ты знала?
Морген подумала и рассмеялась.
– Выходит, что так. А я и не заметила. – Снова рассмеявшись, она сжала руку племянницы. – Если ты хочешь взять новое имя, как насчет Морген?
– Виктория? – предложил доктор.
– Морген Виктория, – великодушно согласилась Морген.
– Виктория Морген, – поправил ее доктор.
Она тоже рассмеялась и сказала:
– Я счастлива. Теперь я знаю, кто я.
И счастливая, держа под руки тетю и доктора, она зашагала дальше.