Философские исследования - читать онлайн книгу. Автор: Людвиг Витгенштейн cтр.№ 55

653. Вообрази такой случай: я говорю кому-то, что шел определенным маршрутом, по карте, которую начертил заранее. Вслед за этим я показываю карту, и она состоит из линий на листке бумаги; но я не могу объяснить, как эти линии стали картой моего маршрута, не могу назвать правило, соответственно которому карта истолковывается. И все же я вправду следовал рисунку, со всеми внешними признаками чтения карты. Я мог бы назвать такой рисунок «индивидуальной» картой; а описанное явление «следованием индивидуальной карте». (Но это выражение, конечно, очень легко понять неправильно.)

Могу ли я теперь сказать: «Я как бы читал по карте то, что намеревался совершить, хотя на самом деле это вовсе не карта»? Но это будет значить только: я теперь склонен говорить, что «прочитал намерение действовать таким образом в определенных душевных состояниях, которые помню».

654. Наша ошибка состоит в том, чтобы искать объяснения там, где следует смотреть на происходящее как на «прафеномен». То есть где мы должны сказать: тут играют в языковую игру.

655. Вопрос – не одно из объяснений в языковой игре посредством нашего опыта, но обозначение языковой игры.

656. С какой целью можно сказать кому-то, что в прошлом у меня было такое-то желание? – Взгляни на языковую игру как на нечто первичное. И воспринимай чувства и т. д. как способ рассмотрения, истолкования языковой игры. Можно спросить: как люди вообще нашли словесное выражение тому, что мы называем сообщениями о прошлых желаниях и прошлых намерениях?

657. Давай вообразим, что эти выражения всегда принимают такую форму: «Я сказал себе: «Если бы я только мог остаться подольше!» Цель подобного утверждения могла бы состоять в том, чтобы осведомить кого-то о моих реакциях. (Сравни грамматику «подразумевать» и «vouloir dire» – «значить».)

658. Предположим, мы выразили факт, что у человека было намерение, сказав: «Он как бы заявил себе: я буду…» – Это картина. И теперь я хочу узнать: как употребляют выражение «как бы заявил себе»? Ведь это не означает «сказать что-то себе».

659. Почему я хочу рассказать ему и о намерении, а не только о том, что я сделал? – Не потому, что намерение возникло в то время. Но потому, что хочу рассказать кое- что о себе, а это вне рамок того, что тогда произошло.

Я открываю ему кое-что о себе, когда рассказываю, что собирался сделать. – Не на основе самонаблюдения, однако, но посредством некоей реакции (можно также назвать ее интуицией).

660. Грамматика выражения «Я тогда собирался сказать…» связана с грамматикой выражения «Я мог бы тогда продолжить».

В одном случае я помню намерение, в другом помню понимание.

661. Я помню, что имел в виду его. Я помню процесс или состояние? – Когда все началось, как шло и т. д.?

662. Лишь в чуть отличной ситуации вместо того, чтобы тихо поманить, он сказал бы кому-то: «Попроси N. подойти ко мне». Можно сказать, что слова: «Я хотел, чтобы N. подошел ко мне», описывают мое душевное состояние в ту пору; или же это не так.

663. Если я говорю: «Я имел в виду его», вполне вероятно, что в моем сознании возникнет картина, быть может, того, как я смотрел на него и т. д.; но эта картина – лишь как иллюстрация к некоей истории. Из нее одной почти невозможно извлечь что-либо; только когда известна история, узнаешь значение картины.

664. В употреблении слов можно различать «поверхностную» и «глубинную» грамматики. То, что сразу же навязывает себя нам при употреблении слова, есть способ, каким это слово применяется в построении предложения, частью его употребления – можно сказать, – которую мы способны воспринять на слух. А теперь сравни глубинную грамматику, скажем, слова «подразумевать» с тем, что мы ожидали от его поверхностной грамматики. Не удивительно, что мы с трудом находим верный путь.

665. Вообрази, что кто-то указывает на свою щеку с выражением боли и говорит «абракадабра!» – Мы спрашиваем: «Что ты имеешь в виду?» И он отвечает: «Я имею в виду зубную боль». – И ты сразу думаешь: как можно подразумевать зубную боль под этим словом? Или: что значит подразумевать боль под этим словом? И все же, в другом контексте, ты бы утверждал, что психический процесс подразумевания чего-то является самым важным в употреблении языка.

Но разве я не могу сказать, что под «абракадаброй» имею в виду зубную боль? Конечно, могу; но это определение; не описание того, что происходит во мне, когда я произношу это слово.

666. Предположим, ты страдаешь от боли и одновременно слышишь, как по соседству настраивают рояль. Ты говоришь: «Это скоро пройдет». Кончено, очень важно, имеешь ли ты в виду свою боль или настройку рояля! – Безусловно; но в чем состоит различие? Признаю, во многих случаях направленность внимания будет соответствовать твоему осмыслению так или этак, словно взгляд, что часто бывает, или жест, или закрытые глаза, что можно назвать «взглядом в себя».

667. Вообрази кого-то, кто симулирует боль и затем говорит: «Это скоро пройдет». Нельзя ли сказать, что он имеет в виду боль? и все же он не сосредотачивает внимание на боли. – И что насчет того, когда я наконец говорю: «Это прекратилось»?

668. Но ведь можно лгать и таким образом: говоришь, что «Это скоро пройдет», и подразумеваешь боль, но когда тебя спросят: «Что ты имел в виду?», отвечаешь: «Шум в соседней комнате». В этом случае можно сказать: «Я собирался ответить… но передумал и ответил, что…»

669. Можно при речи сослаться на некий предмет, указывая на него. Здесь указание будет частью языковой игры. И теперь нам кажется, словно говорят об ощущении, направляя внимание на него. Но где аналогия? Она очевидно заключается в том, что можно указывать на предмет, обращаясь к зрению или слуху.

Но при определенных обстоятельствах даже указание на предмет, о котором говорят, может оказаться несущественным для языковой игры, для мысли.

670. Предположим, ты позвонил кому-то и сказал ему: «Этот стол слишком высокий» и указал на стол. Какова здесь роль указания? Можно ли сказать: я имею в виду рассматриваемый стол, указывая на него? Для чего нужно указание и эти слова, и все, что может их сопровождать?

671. И на что я указываю внутренней слуховой активностью? На звук, который проникает в мои уши, и на тишину, когда я ничего не слышу?

Слух как бы ищет звуковые впечатления и, следовательно, не может указывать на него, разве что на место, где он его ищет.

672. Если восприимчивость считать своего рода «указанием» на что-то, тогда этим что-то не будет ощущение, которое возникает у нас вследствие этого.

673. Психическая установка не «сопровождает» сказанное в том смысле, в каком его сопровождает жест. (Ведь человек может путешествовать в одиночку, и все же его будут сопровождать мои добрые пожелания; или комната может быть пустой и все же залитой светом.)

674. Говорят ли, например: «Я на самом деле не имею в виду свою боль; мое сознание на ней почти не сосредоточено»? Спрашиваю ли я себя, скажем: «Что я подразумеваю сейчас под этим словом? Мое внимание разделено между моей болью и шумом»?