Частная жизнь импрессионистов - читать онлайн книгу. Автор: Сью Роу cтр.№ 61

В ноябре 1876 года Мюре устроил лотерею, призом в которой была картина Писсарро. Он сказал, что, назначив цену за билет в один франк и продав 100 билетов, они заработают для Писсарро сто франков; более того, если в лотерее будут участвовать четыре его картины, он получит 400 франков. Писсарро быстро прислал четыре своих полотна.

Жюли идею сочла блестящей и предположила, что подобные лотереи можно проводить регулярно. Она передала Мюре свою личную благодарность и посоветовала Камилю прихватить еще две картины – на всякий случай. Лотерея была разыграна, победитель выявлен. Но им оказалась девушка-служанка, которую выигрыш разочаровал.

– Если вам все равно, – сказала она, – я бы предпочла булочку с кремом.

Все остались довольны: Писсарро получил деньги от сборов, победительница свою булочку, а Мюре (не первый и не последний раз) – картину художника-импрессиониста даром.

Однако ни одно из этих событий никому не принесло богатства. По мере того как будущее все больше тревожило художников, они начали ссориться между собой и отпадать от группы. Сезанн продолжал сердиться на Моне, который, с его точки зрения, греб деньги лопатой. Кайботт по-прежнему раздражал Дега. Берта, озабоченная собственными перспективами, провела осень в Камбре́ с Эдмой.

– Все племя художников пребывает в унынии, – докладывал из Парижа Эжен. – У торговцев – завалы нераспроданных картин. Эдуард поговаривает о том, чтобы сократить расходы и отказаться от студии. Будем надеяться, покупатели вернутся.

Все три брата Мане – Эдуард, Эжен и Гюстав – были убеждены, что возрождению французской экономики препятствовали политики. Международная политика властей была репрессивной, а те, кого заботила сохранность своих состояний, оказывались вынуждены спекулировать. Друг Мане Феликс Бракемон, чтобы заработать на жизнь, перекинулся на роспись фарфора. Ренуару без поддержки Шарпентье скорее всего предстояло сделать то же самое.

Финансовые перспективы Берты на самом деле обещали существенное улучшение, хотя и дорогой для нее ценой. Всячески стараясь хранить это в тайне, Корнелия Моризо уже довольно давно болела. У нее обнаружили рак. Весь 1876 год она стремительно слабела и в декабре скончалась в возрасте 56 лет, к величайшему горю Берты. Вскоре после этого, в преддверии вступления в наследство, Берта с Эженом переехали с улицы Гишар в дом № 9 по авеню Эйлау (теперь улица называется авеню Виктора Гюго) – это был трехполосный, один из самых широких, проспект, отходивший непосредственно от площади Звезды. Квартира здесь была меньше площадью, чем на улице Гишар, зато улица – красивее и ближе к центру, что добавляло ей престижа и фешенебельности. В конце декабря к чете Мане приехала Ив с детьми, ожидающая к Новому году еще одного ребенка.

Остальные импрессионисты, которые в отличие от Кайботта пытались жить за счет своей живописи, продолжали бороться кто как мог.

Моне с самого лета жил в замке Роттембург. В начале ноября он начал беспокоиться за Камиллу, остававшуюся с детьми в Аржантее практически без гроша. Своим беспокойством он поделился в письме с другом Мане доктором де Беллио. Когда Эрнест Ошеде покинул замок, чтобы уладить свои дела в Париже, Моне оказался один на один с Алисой и ее детьми – в те времена такая ситуация считалась компрометирующей, особенно учитывая, что его собственная жена остро нуждалась в его присутствии. Тем не менее минул месяц, а Моне все еще оставался в замке.

На протяжении нескольких последующих лет художники продолжали вести тяжелую борьбу как в профессиональной, так и в частной жизни, хотя время от времени их положение на короткий период улучшалось. В январе 1877 года Моне арендовал квартиру на улице Монсей, неподалеку от вокзала Сен-Лазар, где его посетила идея, обещающая стать шедевром предпринимательского таланта. Он придумал план настолько фантастический, что когда бы ни вспоминал о нем впоследствии (даже 40 лет спустя), не мог удержаться от смеха.

Мысль эта пришла ему в голову при воспоминании о карикатуре времен их первой групповой выставки, которая появилась тогда в журнале «Шаривари»: на ней некий посетитель, глядя на картину, протирал очки, полагая, что они запотели.

– Несчастные слепые идиоты! – сказал тогда Моне Ренуару. – Они хотят все видеть ясно, даже сквозь туман!

Это и подвигло его рисовать туман.

В те времена вокзал Сен-Лазар являл собой самое задымленное место на свете: составы на паровой тяге беспрерывно прибывали и отбывали в пышных клубах черного и серого дыма.

– Вот оно! – заявил Моне Ренуару. – Сен-Лазар! Я нарисую его в момент отправления поезда окутанным таким густым дымом, что почти ничего не различить. Это фантастический вид, просто мечта. Я заставлю их задержать руанский поезд на полчаса – тогда освещение будет более подходящим.

– Ты с ума сошел, – только и ответил Ренуар.

Но Моне прибег к старой тактике. Он вырядился в лучшую свою одежду, взбил кружева на манжетах и, помахивая тростью с золотым набалдашником, явился в контору Западной железной дороги, где велел передать свою визитную карточку начальнику. Швейцар с благоговейным трепетом немедленно проводил его в кабинет. Посетитель представился скромно: «Художник Клод Моне». Начальник, полный профан в живописи, не захотел обнаружить своего невежества. Он знал, что некоторые художники – знаменитости. Моне изложил цель своего визита: «Я решил нарисовать ваш вокзал. Некоторое время я колебался между вашим и Северным, но решил, что ваш более колоритен». Разрешение было немедленно получено, все поезда остановлены, перроны очищены, паровозные топки загружены углем так, чтобы выдать столько дыма, сколько требовалось Моне. В конце концов он покинул вокзал, унося с собой около полудюжины эскизов. Весь персонал во главе с начальником дороги кланялся ему.

– Я бы не отважился нарисовать даже витрину местного бакалейщика! – признался Ренуар.

По иронии судьбы этот проект оказался гораздо более эффективным, нежели групповые выставки. На ближайший период виды Сен-Лазара кисти Моне всех спасли, поскольку, несмотря на решение приостановить покупки, Дюран-Рюэль моментально сообразил, что эти картины представляют собой выдающиеся интерпретации современной жизни, и решил сыграть ва-банк еще раз. Он купил весь цикл картин «Вокзал Сен-Лазар» и в придачу авансировал небольшими суммами всех остальных участников группы. Хотя решение и не было долгосрочным, оно помогло поднять моральный дух творцов.

Когда в кармане у Моне снова завелись деньги, он вернулся в Аржантей, но жил между Аржантеем и Парижем. На какое-то время Алиса, казалось, была забыта (хотя добраться до улицы Монсей из замка Роттембург было не так уж сложно). Моне, судя по всему, решил вернуться к любимому им укладу жизни деревенского помещика (барина, как называл это Ренуар). В новом арендованном доме, розовом с зелеными ставнями, на улице Сен-Дени он снова повел вольготную жизнь джентльмена-буржуа, словно мог это себе позволить: нанял двух слуг и садовника и стал проводить интенсивные работы в доме и на земле с помощью местного мастерового по имени Брак (чей сын Жорж впоследствии стал знаменитым современником Пикассо). Он также подрядил целую кучу прачек, торговцев цветами и поставщиков провизии и напитков и регулярно в обильных количествах заказывал табак и красное вино.