Земли семи имён - читать онлайн книгу. Автор: Дарина Стрельченко cтр.№ 47

– Слишком ты юна, слишком холодна, чтобы на берег ступать, – качал головой Речной Гость на просьбу отпустить с сёстрами. – Двенадцать лун утонут, тогда и решу, какое платье тебе скроить. А пока отпущу – да упущу? Не бывать этому, милая.

Голос Гостя, как всегда, по воде глухим серебряным звоном стелется: решу, какое платье тебе скроить… решу… не выпущу…

Платья русалкам выходили разные: кому мавкой выпадало нарядиться, кому – берегиней, кому – наядой, кому – невесомым Эхом. Девы-Эха бликами поднимались со дна, скользили на берег, уходили вверх по тёплой ночной траве, нетронутой росой. Примерила платье Эхо – значит, отпускает тебя Речной Гость. Не нужна ты ему больше…

Под зелёным кружевом вод время плывёт вязко, мысли – тихо, гладкие, тёмные, мокрой галькой из ладоней выскальзывают. Минута на исходе, а кажется, что годы минули. Последние мгновения тишины соскальзывают, словно бусины с нити…

Вспыхнуло, обожгло! Мелькнул алый узор, игла пальцы уколола – и снова тихо, зелень да синь. Что это?

Имарина вздрогнула, прильнув ко дну, а над водой запылали костры, и с ликующей песней устремились наверх русалки. Рассыпались серебряные пряди, зеленоватые ладони заскользили по тёмным сливовым волнам, заискрилась в хвостах перламутровая чешуя, и отвесная речная тропа потемнела от русалочьих тел.

Искры бронзы, золота и опала, вихри кос, кружева и влажные травы разлетелись вокруг Имарины громкой россыпью, мелькнули, исчезли, закружились у поверхности пёстрым венком.

Но не одна она осталась на дне в своё первое речное новолунье.

Последними улетали Эха.

Улёгся хоровод наверху, разошлись по берегу мавками да наядами русалки – только тогда показалась из грота дева в сером платье. Никогда не было такого, чтобы сразу двум русалкам шил Гость серые наряды, и в этот раз только одна Эхо поднималась, уходила на ночной берег, чтобы не возвратиться больше в зелень и серебро. Напоследок протянула руку, глянула яшмовыми глазами:

– Подойди.

Мара зачарованно подчинилась.

– Ни одна русалка по своей воле к Речному Гостю не пришла, не ты одна пленённая да усталая. Не тоскуй понапрасну. Пережди двенадцать лун тише ночной воды, ниже речной травы. Сошьёт тебе Гость серое платье, и уйдёшь, уплывёшь из этих рек…

– Неужели иначе не выбраться? На что мне уходить холодной, выстывшей, тьмой затопленной?

Эхо усмехнулась, но смех этот только вода услышала, вода да Речной Гость.

– Какая нетерпеливая… Как за мавками глядеть на лугу, так смелости хватило, а как Реку пережидать двенадцать лун, тут и храбрости конец? Жди своего часа, русалка, жди. Может, и раньше Речной Гость отправит тебя на берег, может, и раньше захочет душу твою разглядеть. А ты будь готова уйти в любой момент. Хоть прямо сейчас! Нечего терять тем, кто никогда не ждал…

Эхо улыбнулась, раскачиваясь, оттолкнулась от ракушечной мозаики и полетела вверх. Жемчужным облаком вилось вокруг неё платье, зеленью отливала кожа, острее стеклянных кораллов жёг взгляд.

– Будь готова…

– Я готова, – прошептала Мара и бросилась следом. Вцепилась в серое платье, в серебряные волны, в отцветшие волосы и закричала на всю реку: – Отдай! Отдай платье! Я Эхом уплыву отсюда, а ты оставайся!

Исступленно рвалась Имарина, тянулась за Эхом, а Эхо взлетала, как только они умеют, и уже светлела вода, перламутром сменилась закипь, потеплели струи, и до новорождённой луны рукой подать…

Серые кружева спутали руки, травы оплели мысли, и снова речной дурман подёрнул всё вокруг, точно как три ночи назад, когда под сказки Речного Гостя погружалась она в ил, увязала в песке, тонула в водах и водорослях.

Раковины шумели морскими песнями, когда Мара очутилась на дне, и умолкли, лишь когда к ней вернулась память.

Над головой чернели своды воды, пустые, холодные, всё ещё безмолвные. Эхо уплыла, а русалок до солнца река не примет… Густая тьма разливалась вокруг, и только перед самым лицом Мариным теплился золотой огонь.

– Беспокойною русалкой станешь, много чаш тишины осушишь, – молвил Речной Гость, заслоняя ладонью огонёк. – Не нравится тебе у меня?

Имарина поглядела на свои ладони: изрезаны ракушками, обвиты стеблями. Тихая вода вымывает кровь, струи стелются, распускаются алыми цветами. Слабее и слабее алый, словно кровь с водой мешается.

– Скоро совсем обратится зеленью, – кивнул Речной Гость. – Русалочьи цвета – холодные, русалочьи цветы – закатные.

– А огонь как же? – указывая на золото за ладонью Гостя, тихо спросила Имарина.

– Так это твой огонь, первый лист с твоего дерева. У людей на сердце деревья шумят – у кого чёрное, у кого молодое, у кого осеннее. На берегу, на родине моей, среди гроз да гор деревья эти шарами синими величают. А у русалок ни сердце, ни шар не бьются, дерево не шепчет – листья опали в озеро.

Он провёл рукой, и тёмное озерцо легло перед ним – не шире луны в плёсе. Дрогнула ладонь – золотой огонёк скользнул на чёрную гладь. Покачался раздумчиво, медленно погрузился в глубину.

– Первый лист твоего дерева, – повторил Гость. – Много их на твоей рябиновой иве, но как последний в озеро упадёт, так и станешь настоящей гостьей моей.

Имарина хотела было спросить, что за рябиновую иву на её сердце он разглядел, но умолкла: ещё один золотой огонь опустился в озеро.

– Тёплая была бы у тебя осень, широкая да полная сил. Но вместо осени будет тебе бесконечная вода, и листья твои погаснут…

Заворожённо глядела Мара, как и впрямь, один за другим, слетают на поверхность чёрного озерца, утопают и гаснут в пучине тёплые листья.

Она протянула руки. Чёрное озеро обожгло.

– Осторожнее, милая моя гостья. Дерево твоё ещё не мертво, сердце ещё горячо. Не минуты, не дни нужны, чтобы его охладить…

Позабыв жар, Имарина тронула золотой лист. От касания по хрупким жилкам побежала изморозь.

«Изморозь в озере… Возможно ли?..»

Лист, светлея, ушёл в глубину. Провела рукой над озёрной гладью – все листья побелели. Запустила обе руки в озерцо, в горячую воду, к ледяным листьям. Застучало, забилось не то в висках, не то в груди…

– Слышишь, как сердце звенит? Сердце твоё – листья в озере. Покуда все не погаснут, ты к нему привязана! Не уплыть, не взлететь, не убежать, век вековать будешь с нами, милая…

– Погляди на себя.

Кожа мраморная, веснушки да румянец под водой сошли: солнцу в реку не нырнуть. Руки тонкие, пальцы хрупкие, длинные, всё больше на русалочьи похожи. Ногти что перламутр. Глаза что искры на белом бархате.

Прежде Имарина думала, у русалок глаза прозрачные, речные. Нет.

Светлые глаза у тех, кто в светлых ручьях живёт. На Зелёной Реке русалки черноокие, длиннокосые. Косы с каждым днём тяжелеют, глаза каменеют. Скоро сверкнут углями, заблестят антрацитами.