Транссферы. «Бермудский» треугольник Вселенной - читать онлайн книгу. Автор: Алекс А. Алмистов cтр.№ 37

– Мне не в чем себя винить, любимая, – поспешил успокоить девушку Герман, нежно целуя ЕЕ в губы и прижимая к себе. – Но, кое в чем ты действительно права. Есть одна вещь, о которой я не могу пока тебе рассказать. И это никак не связано с моими чувствами. Другая женщина здесь ни при чем… Почти, ни при чем…

Герман вспомнил про голограмму Сильвии Каллихен и поморщился.

Девушка побледнела, уловив легкую тень смущения и замешательства на лице своего возлюбленного, но ничего не сказала.

– Все очень сложно, милая, – между тем продолжал свою исповедь Герман. – Очень сложно и, к тому же, теперь уже, наверное, не важно. Дело в том, что это не совсем моя тайна… Черт, что я говорю. Это совсем не то, о чем ты подумала. Это никакая не тайна. Это вообще можно уже считать несбывшимся мифом. Это все осталось там, в том мире где нас уже нет. Это уже не наши проблемы. И вряд ли стоит ворошить это грязное белье человеческой подлости и коварства. Я чуть было не совершил чудовищную ошибку. Точнее ее чуть было не совершили моими руками. Но все уже позади. Мне повезло. Я нашел тебя и сохранил доверие к самому себе. Если бы все произошло иначе… Я не могу и не хочу об этом даже и думать…

– Значит, ты ее все-таки любил? – обречено перебила лейтенанта девушка.

– Кого ее? – искренне недоумевая переспросил Герман.

– Ну ту, из-за которой ты чуть не совершил ошибки и о которой тебе так тяжело говорить?

– Черт, как же тебе все это объяснить? – Герман схватился руками за голову и скорчил на своем лице страдальческую гримасу.

– Не надо ничего объяснять. Я тебя все равно люблю. А если что-то у тебя с другой и было, то мне это не интересно.

– Да не было ничего и никого. И не могло быть в принципе. Это все это чертов «Р» с мягким знаком и проныра мистер Ли. Если бы не они, то и говорить бы вообще было не о чем. Хотя… – Лицо Германа озарилось счастливой и блаженной улыбкой. – Хотя, если бы не они, мы бы наверное так и не нашли друг друга. Что же касается того вопроса, который тебя так беспокоит… Ладно, я тебе на него отвечу. Никакой женщины не было. Была только моя отчаянная глупость и авантюризм. Понимаешь. Я ее просто придумал. В памяти компьютера. Зачем я это сделал, я не могу тебе сказать. Но поверь мне, в этом не было ничего личного. Это было всего лишь моя защита. Ну что-то вроде оружия против моих врагов. И оно в конце-концов сработало. Причем очень даже вовремя и, главное, эффективно. Теперь его нет и больше никогда не будет. Я очень на это надеюсь.

– Она была очень красива, эта твоя… компьютерная женщина, да? Лучше чем я?

– Она была так себе, с тобой не сравнить! И, к тому же, страшная зануда, – слукавил Герман. – И вообще. Она была примитивной голограммой, к тому же управляемой Суперкомом моего корабля. Я ее сделал от скуки, ну и еще кое для чего… И знаешь, Пигмалион из меня получился никудышный. Голограмма все время выходила из строя и к тому же все путала. В общем, я совсем не жалею о том, что в итоге мне пришлось ее стереть из памяти Суперкома…

Герман разошелся ни на шутку, сам начиная верить во всю ту откровенную ложь, которую он так непринужденно излагал девушке.

Но ОНА, похоже, ему верила. По крайней мере черты лица ее смягчились, на губах проступила чуть заметная улыбка и в томных темно- карих глазах заискрился жизнерадостный огонек.

Герман облегченно вздохнул и поспешил перевести свою исповедь в другое русло.

Он рассказал ЕЙ все. Все, что случилось в его жизни с момента их расставания. Он рассказал ей про мятеж «Рыцарей Свободы» и про свою, далеко не последнюю, роль в нем. Про потерю друзей и последовавшее вслед за этим крушение его карьеры. Про вынесенный ему Верховным Трибуналом Лиги Наций смертный приговор и свою печальную «одиссею» на Плутонианских титановых рудниках. Про его возвращение к пилотской деятельности и неожиданную амнистию. Про огненно-золотистые рассветы на Эльдорадо и пурпурные джунгли Эдема. Про двенадцатого марсианского сфинкса и беспросветные туманы Венеры. Про бесшабашных лунных контрабандистов и отчаянных головорезов Североафриканского Иностранного Легиона. Про грязно-серые доки, ангары и форпосты спутников Юпитера и злополучную сволочь Пикеринга.

Девушка слушала его затаив дыхание. Время от времени он бледнела, крепко сжимая своими изящными пальчиками его руку и испуганно заглядывая ему в глаза.

Когда Герман дошел в своем рассказе до своей миссии на «Иуде», он неожиданно помрачнел и остановился на полуслове.

Его терзали сомнения и он никак не мог собраться с духом.

– Знаешь, дорогая моя, – наконец произнес он. – Пожалуй это все. Последний рейс моего транспортника был мало чем примечателен. И вот я оказался здесь, пред тобой. И впереди у нас целая Вечность. Если, конечно, я все правильно понял?!

Девушка понимающе кивнула и, чуть помедлив, добавила:

– Мне тоже есть что тебе рассказать. Но…, – она загадочно улыбнулась, прежде чем продолжить. – Я этого не буду делать.

Герман с наигранным безразличием пожал плечами, но не проронил в ответ ни слова.

Ему, конечно, было не очень приятно то, «что», и, главное, «как» она сказала. Но, несмотря на свой от природы буйный темперамент, он ни за что на свете не решился открыто выразить свое недовольство.

ОНА была для него слишком дорога. Слишком. И он искренне боялся ЕЕ обидеть. Боялся, быть может первый раз в жизни. Боялся, и не мог ничего с собой поделать.

Никогда раньше он не испытывал этого чувства. Страх был чужд всему его естеству. И это не было пустым бахвальством. Скорее напротив. Этот качество его характера, в реальности и объективности которого он сам никогда не сомневался, было тем единственным, с чем он бессилен был что-либо поделать.

– Нет, подожди, ты меня неправильно понял, милый, – вырвал Германа из бездны раздумий разгоряченный голос девушки. – Мне нечего от тебя скрывать. Как раз напротив. Я хочу, чтобы ты знал обо мне даже больше, чем ты думаешь. Я хочу подарить тебе не просто мой мир, а нечто большее. Ты себе даже не представляешь…

Герман ЕЕ уже не слушал. Он чувствовал себя полным идиотом и толстокожей, самоуверенной и ко всему безучастной скотиной.

Как он только мог так о ней подумать? Кто дал ему на это право? И главное, на каком основании?

Герман до крови прикусил губу и на его ресницах предательски блеснули слезы отчаяния и презрения к самому себе.

Он резко отвернулся в сторону и прикрыл лицо руками.

Тягостно потянулись минуты, жадно подминая под себя энергию и пространство.

Когда к Герману снова вернулось привычное самообладание, он осторожно приоткрыл глаза.

Его окружал совершенно другой мир.