– Грыва, Апонас Никитович, – скороговоркой выпалил он, обхватывая ладонь Германа своими цепкими пальцами. – Штатный системный аналитик и кибернисист 21-ой звездной. Очень рад нашей встречи. Очень. У меня к вам миллионов вопросов. Даже больше. Но это потом.
– Венцель, Клаус, гражданин Европейского Союза и полномочный наблюдатель Лиги Наций, – с легким европейским акцентом смуглый и худощавый мужчина. – А также Главный штурман «Первопроходца». И картограф 21 – ой звездной экспедиции. У вас очень хорошие манеры, мой друг. Рад буду с вами пообщаться по этому поводу.
У Венцеля были маленькие черные глаза, пронизывающие насквозь собеседника, острооточенный подбородок и крючковатый нос.
Он был одет в дорогой темно серый костюм, плотно облегавший его стройную фигуру, белоснежную рубашку с расстегнутым воротом и черный аристократический платок или шарф, составлявший с шеей незнакомца как-бы единое целое. Кроме того, к немалому удивлению Германа, на руках господина Венцеля были черные кожаные перчатки.
Последним из экипажа «Первопроходца», с которым познакомился Герман, был Алексей Бурцев – специалист по авионике и системам связи корабля.
Бурцев был ровесником Германа, и поэтому между ними сразу возникло полное взаимопонимание, причем, с перспективой на крепкую мужскую дружбу.
Так же как и Герман, Бурцев был одет в офицерский мундир Транспортной Службы, который ему совершенно не шел и в буквальном смысле слова висел мешком. Герман с улыбкой смерил оценивающим взглядом неказистую фигуру своего нового товарища, но ничего не сказал.
Наконец, очередь дошла до необычного собеседника академика Вильяминова. Тот продолжал стоять спиной к Герману, не обращая на него ни малейшего внимания.
Герман вопросительно посмотрел в его сторону, и, обернувшись к Бурцеву, вежливо спросил:
– А это кто? У него очень странный вид. Он тоже из вашего экипажа?
– Нет. Он вообще не из наших, – с нескрываемым страхом поглядывая в сторону коротышки, зашептал тот на ухо Герману.
– Как это не из наших, – не понял его слов Герман. – И почему об этом можно говорить только шепотом?
«Потому что Бурцев наивный дурак и трусишка, – раздался в голове Германа неприятный и бесчувственный голос. – А я действительно не из ваших.»
Герман вздрогнул от неожиданности и резко повернулся лицом к незнакомцу. Коротышка, самым бесстыдным образом, продолжал беседовать с академиком, даже и не думая принимать лейтенанта всерьез.
Но голос, бесцеремонно проникший в сознание Германа, без сомнения, мог принадлежать только ему.
Герман перевел свой взгляд на академика и многозначительно кивнул головой в сторону коротышки. Вильяминов виновато улыбнулся и беспомощно развел руками.
Таким растерянным академика Герман еще некогда не видел.
«– Ну что вы уставились в мою спину, молодой человек. – вновь зазвучал в сознании Германа ворчливый голос незнакомца. – И не отвлекайте, пожалуйста, уважаемого господина Вильяминова от нашей с ним беседы. Что вам неймется? Вы хотите знать, кто я такой и почему не желаю с вами общаться?»
Герман фыркнул и поспешил отвернуться в сторону от спины незнакомца.
«По крайней мере, это просто невежливо, – мысленно огрызнулся он в адрес коротышки. – Любой уважающий человек на Земле, кем бы и из каких бы, ваших или наших, он не был, хотя бы из приличия…»
«Да плевать я хотел на все ваши разные там приличия и вежливости. И на вашу тщедушную планетку в первую очередь, – немедленно откликнулся голос. – Я вам повторяю слова вашего друга: я не из ваших. Я, вообще, набрел на вашу планету случайно и уже жалею об этом. Меня зовут Великий Ю-КУ. Все! Больше вам знать не положено. Я для вас пришелец, инопланетянин, зеленый человечек, чуждый разум и так далее. Вы удовлетворены?»
«Да, то есть нет! – обескуражено огрызнулся Герман. – То есть, почему я вам должен верить. И почему бы вам не повернуться ко мне лицом, если уж мы с вами все-таки беседуем?»
«Потому что, никто с тобой, Герман Леваневский, или как там тебя еще, беседовать и не собирался, – голос коротышки зазвучал с откровенной издевкой и подчеркнутым высокомерием. – Ты мне не интересен. Все, что мне нужно, я и так про тебя знаю. И про все твои похождения на земле. И про этот твой нашпигованный термоядерным оружием «транспортник». И про так некстати сдохшего тупицу робота. И про твое увлечение виртуальными игрушками. И про твои телячьи нежности к вон той, сидящей на самом краю скамейки особе…»
«А кто дал вам такое право вторгаться в мои мысли?» – буквально взревел от негодования и ярости Герман, гордо вскидывая голову.
Лицо его налилось кровью. Глаза заблестели от ярости. А на его смуглых и жилистых руках отчетливо вздулись вены.
Еще мгновение, и он обязательно набросился бы на коротышку с твердым намерением оторвать ему голову и зашвырнуть как можно дальше.
Но, к счастью для таинственного незнакомца, и, как потом он сам понял, для Германа, положение спасла ОНА.
ОНА не знала, что именно побудило ЕЕ вскочить со своего места и стать непреодолимой преградой на пути между Германом и его обидчиком.
Может быть, это была женская интуиция. Может быть, искренний страх за судьбу дорогого ей человека. А, может быть, все дело было в Транссфере… Кто знает?
В эту минуту для НЕЕ это не имело ни малейшего значения. Девушка уверенно и искренне сделала то, что не могла не сделать.
Герман никак не ожидал от НЕЕ такой самоотверженности. Он был смущен и искренне восхищался ЕЕ поступком.
Он смотрел на НЕЕ влажными от переполнявших его чувств глазами, напрочь позабыв обо всем на свете. В том числе и про свой гнев. И про незнакомца. И про его надменную наглость, граничащую с вероломством и откровенной угрозой.
Они стояли друг против друга, как два гладиатора на ристалище.
И так могло бы продолжаться до бесконечности долго, если бы академик вовремя не окликнул Германа и не привлек его внимания своей милой и безобидной шуткой.
– Молодой человек, – добродушно произнес он в адрес лейтенанта. – Удостойте нас пожалуйста своим вниманием. Мы все, безусловно, без ума от очарования Настеньки… Но, заметьте, в отличие от вас, при встрече с ней никто из нас не каменеет. И вам советую делать то же самое. Вы еще нам всем очень пригодитесь. И в самом, что ни на есть вашем натуральном виде. А гранитных монументов в этом городе и без вас хватает. Я правильно говорю, Даяночка. Вот ты себе все представляла этого бравого лейтенанта совсем другим. Правильно. Он и есть другой. Обычно его с постамента черта с два стащишь. Стоит себе и стоит. И даже на этих, на пернатых, ноль внимания…
Дружный и искренний хохот обрушился на поляну.
Причем, громче всех смеялся сам Герман.
Ему действительно понравилась шутка академика. И в то же время, смех в эти минуты был для него не менее важен, чем воздух. Он еще не до конца пришел в себя после инцидента с Пришельцем и это всеобщее веселье стало животворным бальзамом на его бурлящую от негодования душу.