Черновик человека - читать онлайн книгу. Автор: Мария Рыбакова cтр.№ 19

А как ты начала писать стихи, Света, спрашивает он. Его руки опускаются на перила балкона рядом с ее руками.

Это я для мамы.

В подарок?

Да, в подарок. Она на пляже картины свои писала. У нее там ухажеров много было. Из Москвы приезжали, из Питера. Художники были, поэты, актеры. У нас же земля райская в Крыму. А мне тоже хотелось с ней погулять. Меня обычно бабушка уводила, на рынок там или в кино. Иногда мать меня с собой брала, и я слушала, о чем они разговаривали.

А я в детстве не любил взрослых разговоров. Всегда о каких-то скучных вещах. Куда поехать, что купить.

Нет, мамины кавалеры все пытались что-нибудь необычное придумать. Что говорили? Ну, например: «море бездонно и огромно, как душа человека… А небо по вечерам смотрит глазами звезд на море, потому что оно в море влюбилось. И на волнах в шторм прыгает стадо барашков, а кто их пастух? Тюлень, наверно!» Видишь, я так еще долго могу. Тебе кажется, ерунда, а маме нравилось. Ей хотелось, чтоб ей стихи читали, песни под гитару пели, истории рассказывали.

Эрик стоит так близко, что их руки касаются друг друга. Свете очень хочется закурить, но она боится убрать руку, боится пошевелиться. Если б она была посмелее, то положила бы свою руку на руку Эрика. Но и этого она боится. Ждет, что, может быть, он сам до нее дотронется. Но ведь и ему, наверно, страшно. Что же, они так и будут стоять рядом, он с запахом шампуня, она с мечтой о сигарете.

Мне всегда было так легко с теми, на кого мне было наплевать, думает Света. И так тяжело с теми, кто мне нравится. Почему? Наверно, я всегда боюсь, что они от меня отшатнутся. Эрик такой хороший, такой добрый, со своими зверями, такой простодушный, со своими стишками, и все же я боюсь. А как я могу не бояться? Ведь мир меня предал, когда мне было всего тринадцать. Дядя Жора предал, дядя Петя предал, концертные залы и телевидение, стадионы и газеты, все меня предали, когда я была еще ребенком. И Эрик, наверное, предаст меня, ведь всегда находится кто-нибудь лучше меня, кто-нибудь попроще и поулыбчивее, какая-нибудь круглолицая девушка совсем без прошлого, какая-нибудь чадолюбивая женщина с вагоном нежности наготове.

Эрик вдруг дотрагивается до ее плеча и говорит: Света, я забыл совсем, я вино принес, чтобы отпраздновать новоселье, хочешь выпить? Да, говорит она, штопор в ящике рядом с краном, а бокалы в шкафу.

Сейчас принесу, отвечает Эрик, уходит на кухню, возится с бутылкой, а где Лилия Степановна, кричит он оттуда. Она в парк ушла рисовать, говорит Света, у нее там на самом деле дружки, бомжи местные, они в кустах тайком виски пьют, я давно поняла, от нее разит, когда она домой приходит. Как жалко, что Лилии Степановны нет, говорит Эрик, ей бы понравилось вино, но мы с тобой всю бутылку не выпьем, ей еще останется. Да, говорит Света, это когда она вернется и бутылку увидит, тогда уже точно ничего не останется. А почему это, Эрик, по-английски «дух» и «алкоголь» одинаковым словом «спирит» называются?

Наверное, потому, что алкоголь веселит дух, отвечает Эрик и выходит на балкон с двумя бокалами.

Это точно, веселит. С новосельем! Чин-чин. За наше общее здоровье. Эрик, у тебя бывает так, чтобы твоя душа на время как бы тело покидала?

Нет, Света, не бывает. Разве что пока сплю? Не знаю. А у тебя бывало?

Эрик встает так близко к Свете, что они касаются друг друга плечами. Он улыбается так широко, что Света вдруг думает: да что это я, в самом деле. Он ко мне переселился, он со мной разговаривает, мы вино пьем, как я могу сомневаться? Я ему нравлюсь, это понятно. И мама моя ему нравится. Если со мной что случится, он маму не оставит. Если со мной что случится. То есть если я что-то сделаю.

Так у тебя бывало, чтобы душа покидала тело, Света? Ау! Она что, сейчас его покинула?

У меня бывало, да, говорит спохватившись Света (она вспоминает, что же хотела сделать, зачем хотела, чтобы Эрик к ним переселился, и холодеет). Эрик, можно твой бокал? Я пойду еще налью вина, если хочешь.

Он идет за ней на кухню, глядит, как она льет вино из бутылки. У нее дрожат руки.

Света, слушай, говорит Эрик, сегодня ко мне подошла одна женщина, лет тридцати на вид. Женщина говорит: моя дочь хочет выйти замуж в зоопарке. Она вас здесь раньше видела и хочет, чтобы вы их поженили. Вы не помните, как мы познакомились? Мы кофе пили, а вы к нам подошли с попугаем. Я опешил, думал отшутиться: когда Ариэль будет замуж выходить, говорю, я уже на пенсии буду. Нет, отвечает женщина, она через две недели хочет замуж выходить, потому что она скоро умрет от лейкемии. У нее последнее желание: замуж выйти. А за кого же, говорю, она замуж пойдет? За друга своего восьмилетнего, с которым в больнице познакомилась, отвечает дама. Я повторяю, как дурак: у нее, значит, последнее желание – замуж выйти? Да, говорит дама, дочка моя больше всего жалеет, что никогда у нее свадьбы не будет. Пока в больнице лежала, нянечка там журналы «Невеста» и «Современная свадьба» читала, а девочке давала листать. Она у нас читать любит. Дома-то она все больше детские книги читала, «Винни Пуха» и «Паутину Шарлотты». А в больнице глянцевые журналы смотрела. Мама, говорит, неужели я умру, и у меня никогда такой красивой свадьбы не будет? Мы с мужем в слезы. Доченька, говорю, мы тебе свадьбу устроим, когда из больницы выйдешь, хочешь, за друга твоего Ала выйти? Она обрадовалась, мы с родителями друга ее поговорили, он согласен. Можете нам помочь? Мы были бы очень благодарны. Я отвечаю, что, конечно, переговорю с руководством, наверное, получится, вообще-то зоопарк проводит свадьбы после часов, открытых для посещения. Я спрошу, сколько это стоит. Спросите, спросите, говорит дама, мы надеемся, что зоопарк пойдет навстречу желаниям умирающего ребенка. Да, я уверен, отвечаю, и тут мы прощаемся. Что скажешь, Света? Ты могла бы себе представить, что, умирая, ребенок хочет – замуж выйти?

* * *

Если бы только Света умерла лет в десять или в одиннадцать, на вершине славы! Самое странное, что тогда уже понимала: что если не умереть ребенком, то потом все только хуже будет. Слишком уж было хорошо. Так, что лучше и быть не может. Иногда на гастролях ей вдруг приходило в голову, когда оставалась одна: а что если взять и выброситься из окна гостиницы? Не потому, что устала жить, а просто так. Представляла, как будут писать о ней: Света Лукина, поэтический Моцарт, навсегда останется гениальным ребенком. Кто знает, до каких высот дошло бы ее дарование, если бы она дожила до тридцати. А вдруг не дойдет ни до каких высот (тогда, у окна, подумалось).

Десятилетняя, с завитой челкой, размышляла: если сейчас выбросится из окна, станет легендой. Если не выбросится, не станет.

Если бы она умерла тогда, лет в десять или в одиннадцать, ее похоронили бы в подвенечном наряде. Кажется, так девочек хоронят по народному обычаю. А может, в ее советском детстве такого обычая не было. Похоронили бы в пионерской форме.

* * *

Невеста стоит в синеве предзакатных волн, на горизонте – розоватый силуэт гор. На голове у невесты венок из полевых цветов, тонкая рука небрежно роняет букет в океан. Морская пена лижет подол белого платья.