— Я с вами не спорю, сэр, — сказал он, — и ни
против чего не возражаю. Я буду действовать, как вы желаете, сэр, но остаюсь
при особом мнении. — И мистер Рэгг пустился в довольно пространную аргументацию
своего особого мнения. — Во-первых, — сказал он, — весь город, можно даже
сказать, вся страна еще неистовствует после совершившегося разоблачения и готова
обрушить свою ярость на пострадавших — те, кто не попался на удочку, будут
обливать их презрением за то, что они не оказались столь же
предусмотрительными, а те, кто попался, сумеют найти себе извинения и
оправдания, отказывая в этом своим товарищам по несчастью; не говоря уже о том,
что каждая отдельная жертва станет с возмущением уверять себя, что никогда бы
не поддалась на обман, если б ее не увлекли своим примером другие. Во-вторых,
подобное заявление, сделанное в подобный момент, вызовет целую бурю негодования
против Кленнэма, а при таких обстоятельствах трудно рассчитывать на
снисходительность кредиторов, или хотя бы на их единодушие; он только сделает
себя единственной мишенью для многих недругов и падет под перекрестным огнем.
Кленнэм отвечал, что при всей справедливости
высказанных соображений, ни одно из них не уменьшает и не может уменьшить его
решимость снять ответственность со своего компаньона. А потому он просит
мистера Рэгга как можно скорей подготовить все, что для этого необходимо. И мистер
Рэгг принялся за дело; а Кленнэм тем временем позаботился перевести на счет
фирмы весь свой личный небольшой капитал, оставив себе, кроме книг и платья,
лишь немного денег на расходы.
Уведомление вышло в свет, и буря забушевала.
Тысячи людей жаждали случая сорвать на ком-нибудь свой гнев — и вот случай
представился: нашелся живой человек, сам пригвоздивший себя к позорному столбу.
Если даже люди, совершенно непричастные к делу, с ожесточением набросились на
виновного, чего ж можно было ожидать от тех, кого его вина ударила по карману?
Со всех сторон посыпались письма, полные упреков и угроз, и мистер Рэгг,
который каждый день разбирал и прочитывал эти письма, спустя неделю сказал
своему клиенту, что опасается, как бы кто-нибудь из кредиторов не добился
предписания об аресте.
— Я готов нести любую ответственность за свою
вину, — возразил Кленнэм. — Предписание найдет меня здесь.
На следующее утро, когда он направлялся в
Подворье, миссис Плорниш, видимо дожидавшаяся его на пороге лавочки, с таинственным
видом попросила его заглянуть в Счастливый Уголок. Он вошел и увидел мистера
Рэгга.
— Я нарочно перехватил вас по дороге. Не
советую вам ходить сегодня в контору, мистер Кленнэм.
— А почему, мистер Рэгг?
— Насколько мне известно, есть целых пять
предписаний, сэр.
— Что ж, чем скорей, тем лучше, — сказал
Кленнэм. — Пусть сейчас же и забирают, если так.
— Подождите, подождите, — возразил мистер
Рэгг, загораживая ему путь к двери. — Выслушайте сперва. Забрать вас все равно
заберут, насчет этого можно не сомневаться, но выслушайте сперва, что я вам
скажу. В таких делах, как правило, больше всего суетится и забегает вперед
всякая мелкота. Вот и сейчас у меня есть основания полагать, что речь идет
всего лишь о решении Пэлейс-Корт — какой-то небольшой долг, сущая безделица. Я
бы лично не хотел, чтобы меня взяли по таким пустякам.
— А почему?
— Я бы лично предпочел, чтобы меня взяли за
что-либо покрупнее. Всегда надо соблюдать приличия. Мне, как нашему поверенному,
будет гораздо приятнее, если вас заберут по предписанию одной из высших
судебных инстанций. Это более солидно.
— Мистер Рэгг, — сказал Артур печально, — у
меня есть только одно желание: поскорее с этим покончить. Пойду, и будь что
будет.
— Еще одно соображение, сэр! — вскричал мистер
Рэгг. — Выслушайте еще только одно соображение. Допустим, то было дело вкуса,
но это уже дело разума. Имейте в виду, если вас заберут по предписанию
Пэлейс-Корт, вы попадете в Маршалси. А что такое Маршалси, вам известно. Дышать
нечем. Повернуться негде. Тогда как, скажем, Кингс-Бенч
[52]…
— мистер Рэгг
широко повел в воздухе правой рукой, изображая неоглядные просторы.
— Из всех тюрем я предпочел бы именно
Маршалси, — сказал Кленнэм.
— Серьезно, сэр? Ну что ж, это тоже дело
вкуса. В таком случае — пойдемте.
Он как будто слегка обиделся, но ненадолго. Им
пришлось пройти все Подворье из конца в конец. Кровоточащие Сердца теперь,
после краха, совсем по-другому относились к Артуру; беда сделала его для них
своим, дала ему все права гражданства в Подворье. Многие выходили поглядеть на
него и обменивались сочувственными замечаниями, вроде: «Эк его подвело,
беднягу!» Миссис Плорниш и ее отец смотрели ему вслед со своего крыльца и
сокрушенно качали головами.
У дверей конторы не было видно ни души. Но как
только они вошли и мистер Рэгг собрался распечатать первое письмо, за
стеклянной перегородкой появился почтенных лет иудей, похожий на заспиртованный
сморчок, — должно быть, он шел за ними следом.
— А! — сказал мистер Рэгг, подняв голову. —
Мое почтение! Заходите. Мистер Кленнэм, это, видимо, и есть джентльмен, о
котором я говорил вам.
Джентльмен объяснил, что у него имеется к
мистеру Кленнэму «маленькое дельце официального характера» — и показал
предписание.
— Желаете, чтобы я проводил вас, мистер
Кленнэм? — учтиво спросил мистер Рэгг, потирая руки.
— Благодарю вас, я лучше пойду один. Если вас
не Затруднит, перешлите мне мое белье и платье. — Мистер Рэгг заверил, что его
это нисколько не затруднит, и они простились. Кленнэм и его провожатый сошли
вниз, сели в первый подвернувшийся экипаж и вскоре остановились у хорошо
знакомых ворот.
«Да простит мне господь, — подумал Кленнэм. —
не чаял я когда-нибудь сюда попасть подобным образом».
Дежурным у ворот был мистер Чивери, и Юный
Джон тоже находился в караульне — то ли отец только что сменил его, то ли,
напротив, он готовился сменить отца. При виде нового арестанта на лицах обоих
отразилось изумление, казалось бы вовсе не доступное для тюремных сторожей.
Чивери-старший смущенно пожал ему руку, пробормотав при этом: «Первый раз, сэр,
не могу сказать по чистой совести, что я рад вас видеть!» Чивери-младший
держался более замкнуто и руки не жал; но его замешательство было столь
очевидно, что не укрылось даже от Кленнэма, как ни угнетен он был собственными
невзгодами. Минуту спустя Джон выскользнул из караульни и скрылся на тюремном
дворе.