Сто и одна ночь - читать онлайн книгу. Автор: Анастасия Славина cтр.№ 18

— Как вы догадались, что я смогу… так… — ошеломленно спросила я.

— Использовал тот же метод, что и при написании книг, — представил себя на вашем месте, — сухо — по сравнению с моим расслабленным, зачарованным тоном — ответил Граф — и это несколько отрезвило меня.

— Любопытно, — я улыбнулась.

— Ну, представлял с точки зрения боязни прикосновений, — пояснил Граф и, кажется, в его голосе тоже проскользнула улыбка. — Мне, который стал вами, не нравилось, когда меня касались руками. От прикосновений кожи к коже буквально передергивало. И вот так, перебирая варианты, я пришел к тому, что спина к спине, да еще и через куртки — это может прокатить.

— Прокатило, — согласилась я, невольно прижимаясь к нему сильнее. — И когда вы успели все это представить?

— Пока вы запивали вином пикантные подробности отношений Глеба и Ланы… Не мерзните?

— Неа.

А потом нас окутала тишина… Как же все-таки по-разному ощущают люди одни и те же моменты. Мне было спокойно и приятно — я впервые испытывала такое чувство рядом с Графом. А Граф, тем временем, вовсе не наслаждался видом дрожащей лунной полоски. Вовсе не думал о нашем прикосновении.

— Я знаю, что вы в моей жизни появились не случайно, — он выделил ударением мое имя, и я поняла, что волшебство исчезло.

А еще я поняла, что, возможно, именно ради предстоящего разговора и была спланирована эта поездка.

— …Только не догадался еще, с какой стороны дует ветер. Кому я насолил настолько, чтобы вместо удара битой по затылку получить в компанию на ночь прекрасную незнакомку? Кому нужна такая изощренная месть? — он сделал паузу, словно и в самом деле надеялся получить ответ, а я зажала переносицу пальцами, потому что из-за вина стала чересчур восприимчива к попыткам обвести меня вокруг пальца. — Вас лично я не обижал. Может, вашу подругу? Друга? Кого-то из родственников? Но ваша фамилия мне не знакома, — бесстрастным тоном продолжил размышлять Граф. — Ради подруг обычно не рискуют настолько, чтобы попасть в тюрьму, — вы же не решили, что уже избежали этой участи, верно?.. И вариант с приятелем тоже отпадает — вы не влюблены. Это видно по вашему поведению, взглядам. Вы ко многому готовы — у вас почти нет сдерживающих факторов…

— Вы очень умны, Граф. Но не ищите в моей истории простых ответов, — выпутываясь из пледа, говорю я.

Граф поднялся следом. Теперь он ничем не напоминал того галантного, заботливого мужчину, который привез меня сюда.

— Вы же не можете не знать, что меня преследовал мужчина с разорванным ухом? — Казалось, Граф едва сдерживается, чтобы не встряхнуть меня за плечи. — Может, и сейчас преследует, просто не явно — так же, как и ваших героев… Некоторое время этот мужчина заставлял меня испытывать не слишком приятные эмоции. Я знал, что могу проснуться среди ночи, выглянуть в окно — и увидеть, как блестит в лунном свете рама его мотоцикла. Давайте поговорим об этом мужчине, Шахерезада.

— Всему свое время, Граф.

Бумер, кафе, пляж, пледы, прикосновение… Вот и ответ — он просто поменял тактику. Неужели я выгляжу настолько одинокой, что должна была купиться на это? Мне все еще было не по себе от того, с какой ловкостью Граф меня разыграл. А прикосновения к душе я переношу куда болезненнее, чем к телу.

— У моего терпения есть передел, Шахерезада, — Граф сжал кулаки — я не видела, но слышала, как скрипят его перчатки.

— У терпения любого человека есть предел, — я хотела произнести это легко, с тонким налетом иронии, но эмоции просочились, — и получилось резко, даже зло.

— Послушайте, Шахерезада…Что-то в вас и вашей истории, несомненно, меня привлекает. Но куда больше — раздражает. Особенно, ваша манера, отвечая на одни мои вопросы, плодить другие. Когда есть лишь вопросы — и нет ответов — рано или поздно это начинает надоедать…

— Вы сказали — раздражать.

— Раздражать и надоедать! — повысил тон Граф. — Если в ближайшее время вы не научитесь вызывать во мне другие чувства — однажды обнаружите дверь моего дома закрытой.

…Вот тогда-то у меня и возникла идея, из-за которой я теперь мерзну у двери Графа. Уверена, он думает, что я испугалась и теперь собираюсь вызвать в нем «другие чувства», приоткрыв завесу тайны. Но раз конкретики не было, я решила импровизировать — и вызвать в нем эмоции, которые, скорее всего, Граф не имел в виду.

Вчера ночью эта идея показалась мне забавной. Сегодня вечером, я стала сомневаться. И вот теперь, стоя на крыльце его дома, я с трудом сдерживаю себя, чтобы не сбежать.

Дверь распахивается, едва не сбивая меня с ног. Граф хватает меня за локоть — инстинктивно, потому что падение мне не грозило. Затем отпускает — с таким гневным видом, словно это он не терпит прикосновений.

— Полпервого, Шахерезада, — сквозь зубы произносит он.

— Разве я спрашивала, который час?..

Граф ждал меня — вот о чем говорит его поведение. Волновался, что я не приду, не меньше, чем я — что дверь будет закрыта. Думаю, он тоже это понимает.

— Проходите.

— Благодарю.

В прихожей не раздеваюсь — прямиком направляюсь в спальню. Краем глаза замечаю, как спотыкается на ступеньке Граф, не спускающий с меня взгляда. Усмехаюсь — то ли еще будет.

Спальня Графа такая же аскетичная, как и другие комнаты, так что приходится фантазировать. Достаю из рюкзака прозрачные невесомые шали — белые и голубые, матовые и сверкающие, с тонким кружевом и стразами. Вынимаю их тем же движением, что фокусник — предметы из якобы пустой шляпы. Реакция зрителя превосходит ожидания. Графа так и подмывает спросить, чем я занимаюсь, но приходится держать рот на замке — знает же, что не отвечу.

Художественно-небрежно разбрасываю шали по кровати, почти полностью скрыв от глаз черное покрывало. Приношу из кабинета все свечи, что нашла, расставляю на полу и тумбочке возле кровати, зажигаю. Выключаю свет. Ах, да, чуть не забыла — вытаскиваю из пакета в рюкзаке перья — не знаю, из каких птиц их выдрали, но они идеально подходят для моего спектакля — белые, пушистые у концов, длинные — с локоть.

Если Граф думает, что перья — это предел, он глубоко ошибается. Прошу его сесть на стул напротив кровати. Становлюсь к нему лицом — и сбрасываю с себя плащ.

Брови Графа ползут вверх. Его шок так очевиден, что мне с трудом удается сдержать смешок — но нельзя же портить триумфальный выход.

Мне пришлось продать душу дьяволу, чтобы на ночь заполучить этот наряд. Нежно-голубой топ, расшитый бисером, с бисерной бахромой, лишь отчасти прикрывает грудь. От юбки — одно название: на деле — это несколько полосок темно-синей и голубой органзы, трепещущих при малейшем колебании воздуха. Возлагаю на голову чалму с полупрозрачной вуалью и ложусь на кровать набок — так, чтобы Граф видел меня во всей красе. Вот теперь, Граф, можете называть меня Шахерезадой.

— Начало осени в этом году Глеб мог бы сравнить с прыжком в колодец. Боль, шок, страх, неизвестность. Учеба, которая должна была занимать все его мысли, словно и не начиналась. Спустя неделю занятий он не мог вспомнить ни одного лица студентки или преподавателя. Дни пролетали, как в бреду, — в мрачных мыслях, воспоминаниях и попытках разобраться в себе. Едва заканчивались пары, он сбегал на улицу, — озябшую, усыпанную пожухлой, мокрой листвой. Лучшего фона для его размышлений не существовало.