Мои южные ночи (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Владимировна Покровская cтр.№ 23

И в те секунды мне очень заманчивым показалось остаться им навсегда. Перестать быть вечным скитальцем, без дома, без семьи, мятущимся, одержимым собственными демонами, и остаться им – светлым, спокойным и верующим. Это внезапно показалось мне высшим счастьем.

Но тут, в эту самую секунду, я внезапно увидела себя.

Я к тому моменту уже как-то освоилась в новой ипостаси. Как-то даже поверила, что я – Ибрагим, двадцатисемилетний мулла, изучавший медицину, как традиционную, так и восходящую к знаменитой суфистской доктрине. Что я несколько лет учился в Сирии, затем жил и преподавал в Египте, а теперь, через Москву, возвращаюсь на родину, в город, где недавно открыл свою практику.

И мне страшно, страшно не за себя, так как к этому возрасту я видел все человеческие страдания и болезни, а страшно за свой край, разбитый многочисленными междоусобицами и гражданской войной. Но там, за серебряной шапкой гор, в далеком горном селе я отчаянно нужен своим изуродованным войной братьям.

Мой мир далек от войны, я – мулла, учитель, духовный исследователь и лекарь человеческих душ. Меня не интересуют политика, борьба за нефть и прочие природные богатства. Но я возвращаюсь туда. Это мой долг.

На маленькой железнодорожной станции пахло сиренью – она и росла тут со всех сторон, пенила пышные соцветия, лезла через решетчатую ограду палисадников. У перрона, присвистнув, затормозил поезд, Ибрагим вошел в вагон, предъявил проводнику билет, протиснулся через узкий, уставленный сумками коридорчик к своему купе. Увидел сидящую у окна девушку с тетрадкой, в которой та что-то быстро писала, и…

В эту самую минуту оно и случилось. Мне даже показалось, будто я слышу громовые раскаты – на самом деле, конечно, это лязгнули колеса, когда поезд начал медленно отползать от станции…

На меня смотрела я сама. Только гораздо моложе, чем я была в тот день, когда, движимая любопытством, пришла на встречу с муллой. Девчонка лет семнадцати, худенькая, очень высокая, с острыми плечами и чистой кожей юного, но уже надменного лица. Это было не просто страшно, это было жутко, меня скрутило настоящим, животным ужасом. Ощущения были сродни тем, когда стоишь между двумя зеркалами и заглядываешь в образовавшийся бесконечный коридор, снова и снова видя своих все более бледных двойников.

Я ведь помнила этот момент, помнила, как я, глупая, но весьма самоуверенная особа, выигравшая в своем родном подмосковном городе доморощенный конкурс красоты, со всем юношеским пылом и азартом ринулась покорять столицу. Я даже помнила это свое платье – голубое, с двумя белыми полосками у воротника. Именно его я выбрала для своего триумфального появления в Москве.

И эту самую сцену помнила, но не слишком отчетливо, а знаешь, как, бывает, вспоминаются сны, которые произвели на нас сильное впечатление. Отдельные образы, фразы, смутные ощущения. То ли было, то ли привиделось, или вспомнилось из другой жизни. Стук колес, сполохи фонарей за забрызганным окном купе, странно красивое и какое-то очень спокойное, очень умиротворенное лицо мужчины напротив, тихий разговор… Кажется, теперь мне предстояло прожить это заново.

– Привет, заходи, гостем будешь! – меж тем звонко сказала девчонка, я сама сказала – себе же.

А Ибрагим отозвался:

– Здравствуйте! – и, засунув сумку с вещами под полку, аккуратно присел на краешек полки напротив нее, через стол.

Мне трудно сейчас рассказать тебе, как все было дальше. Воспоминания путаются в голове, и то, как все это воспринималось мной тогда, в семнадцать, накладывается на то, что я видела глазами Ибрагима. Но я попробую – понимаю ведь, что, как бы ты ни морщил скептически свой высокий лоб, моя история тебя увлекла. Итак, что же осталось в моей памяти?

Я запомнила, как гремели колеса, будто бы отбивая ритм, отсчитывая отписанное нам время. Как мерно покачивался вагон, как по коридору пробирались другие пассажиры с блестящими подстаканниками в руках. Как постепенно темнело за окном, сумерки сгущались, липли к стеклу, придавая всему происходящему совсем уж инфернальный оттенок. Как я, самоуверенная нахалка, пыталась выглядеть старше и опытнее своих лет, вставляла в разговор модные жаргонные словечки из 90-х и даже тыкала незнакомому мне мужчине напротив. Со стороны я казалась теперь сама себе не обворожительной дамой полусвета, а зарвавшимся недорослем, которого выпихнули из отчего дома под предлогом того, что он уже взрослый и ему самому следует зарабатывать себе на пропитание. Я дерзила и выглядела как провинциальная хамка.

Мы разговорились, что было само по себе странно. Ведь я тогдашняя, семнадцатилетняя, не испытывала никакого интереса к случайным попутчикам и уж точно не желала откровенничать с ними, рассказывать что-то о себе. Но Ибрагим вытащил из сумки какую-то снедь, угостил меня и дотронулся рукой до потертого томика, лежавшего у меня на коленях.

– Вы увлекаетесь Рерихом?

– Да глупости это все, – дерзко отвечала я, качая закинутой на колено ногой. – Так, читаю от нечего делать.

Самым странным был тот момент, когда соприкоснулись наши руки. Ведь это я, я сама коснулась руки себя прежней. От этого чертового зеркального коридора, проклятой ленты Мебиуса можно было сойти с ума. Я бы, наверное, и сошла, если бы Ибрагим в этот самый момент не заговорил своим низким, умиротворяюще действовавшим на окружающих голосом:

– Куда же вы едете совсем одна?

А я с интересом наблюдала, как я – или не я, а та глупая дерзкая девчонка, я так и не поняла тогда, кого мне во всей этой дикой истории именовать «я» – самоуверенно вскинула голову и ответила:

– А чего мне бояться?

– Вы верно ставите вопрос, – улыбнулся Ибрагим. Я не могу сейчас сформулировать для тебя эти ощущения, но я и чувствовала, как его губы сложились в улыбку, и видела эту улыбку в собственных воспоминаниях. – Бесстрашие происходит от незнания. Когда человек осведомлен о том, что его ждет, о том, что может ему угрожать, он начинает бояться – за себя, за свою душу, за своих близких. И страх помогает ему принимать более взвешенные решения.

– Ой, ну ты тоже, наверное, как моя бабка, будешь меня пугать, что вокруг одни бандиты и мошенники, которые непременно меня облапошат и изнасилуют. А я ничего не боюсь. И еду в Ростов. У модельера Волкова там показ причесок. Я у него ведущая модель в показе. Слышал про такого?

– Нет, не слышал, – тонко улыбнулся Ибрагим. – Но могу себе представить.

– Ну теперь ты мне скажешь, что стать моделью – это все равно что отправиться на панель, – докончила начатую мысль девчонка, встряхнув золотистой гривой.

– Нет, не скажу, – покачал головой Ибрагим. – Это не самое страшное, что тебе угрожает.

– Что же страшнее? – дурашливо округлив глаза, спросила попутчица.

– Страшнее – потерять себя, не воспользоваться даром, который был дан тебе при рождении. Растратить его впустую, а однажды столкнуться с тем, что путь твой, которому суждено было стать долгой дорогой, зашел в тупик. И, оглядываясь назад, ты видишь лишь грязь, мусор и порок.