Шляпа Миттерана - читать онлайн книгу. Автор: Антуан Лорен cтр.№ 14

31 декабря он собирался провести в одиночестве. Эстер и Эрик позвонили еще днем, и последние часы 1986 года Пьер проводил, сидя перед телевизором, по которому показывали передачу о важнейших событиях, всколыхнувших Францию в эти двенадцать месяцев. В январе Тьерри Сабин и Даниэль Балавуан погибли в ралли “Париж – Дакар”; космический челнок “Челленджер” рассыпался на куски через несколько минут после запуска. В марте Жак Ширак вступил в должность премьер-министра, впервые в истории французской политики продемонстрировав договороспособность; в галерее Point Show на Елисейских Полях взорвалась бомба, убившая двух и ранившая двадцать девять человек. В апреле взорвался ядерный реактор в Чернобыле, но благодаря антициклону радиоактивное облако не затронуло территорию Франции. В июне в маленьком южном городке разбился на мотоцикле знаменитый комик Колюш. В сентябре столица погрузилась в траур: устроенные террористами взрывы прогремели в почтовом отделении городской ратуши, в здании префектуры острова Ситэ и на улице Ренн. В ноябре “Аксьон директ” совершила покушение на владельца заводов “Рено” Жоржа Бесса, в упор расстреляв его прямо перед домом. В том же месяце скончался Тьерри Ле-Люрон. Наступило 31 декабря, но французские заложники, удерживаемые в Ливане – Марсель Картон, Марсель Фонтен, Жан-Поль Кауфманн и Жан-Луи Норманден, – так и не были освобождены.

Аслан открыл бутылку брюта “Канар-Дюшен” – официального поставщика генералитета французской армии – и налил себе фужер. Протянул к телевизору и привычно произнес вслух девиз французской кавалерии, всегда шокировавший Эстер: “За наших женщин, за наших лошадей и за тех, кто на них скачет!” Он только-только успел сделать первый глоток шипучего напитка, когда на экране возник ярко освещенный ночной двор Елисейского дворца и зазвучала классическая музыка. “Поздравление президента республики Франсуа Миттерана”, – появилась надпись желтыми буквами. Надпись растаяла, и перед зрителями предстал глава государства. Он сидел у себя в кабинете на фоне позолоченной мебели Елисейского дворца. За его спиной виднелся французский флаг, на столе стояла очень красивая позолоченная чернильница. “Дорогие соотечественники! Я благодарен традиции, согласно которой уже в шестой раз могу поздравить вас с Новым годом… – Камера подъехала ближе, и лицо президента заняло почти весь экран. – И от вашего имени выразить дружескую поддержку всем, кому сейчас тяжело: бедным, безработным, одиноким или тем, кто с тревогой в сердце ждет возвращения дорогих и близких. Пожелания, с которыми я обращаюсь к вам, не меняются год от года, – произнес он с лукавой улыбкой и продолжил: – Я желаю, чтобы Франция умела объединяться, когда это потребуется, чтобы она умела жить и хранить демократию, чтобы она умела с достоинством встречать вызовы современного мира. События 1986 года показали, что мы должны бесстрашно и единым фронтом выступить против терроризма, что мы должны мобилизовать все свои силы для борьбы с безработицей; они показали, что мы…” Голос президента продолжал звучать, но Пьер его не слышал. Застыв на диване, он медленно обшаривал взглядом комнату. Ваниль, керакак и… жасмин. Пьер запрокинул голову и закрыл глаза. Опопанакс… И… немного кожи. В комнате витал незнакомый легкий запах, совершенно новая смесь ароматов. Какая-то очень тонкая комбинация ингредиентов, не имеющая отношения к тому, чем обычно пахнет в квартире. И все эти ингредиенты были объединены внутренней гармонией, которая становилась все очевиднее с каждой секундой. Пьер открыл глаза. Запах ему не почудился. Он исходил от чего-то, что было здесь, в этой комнате. Он повернул голову к батарее. На горячем радиаторе высыхала шляпа. Запах исходил от нее.

Пьер осторожно поднялся, словно опасаясь, что от его движения молекулы воздуха перепутаются и запах исчезнет. На цыпочках приблизился к шляпе. К “О д’Адриан” и “Солстису” добавились влажность талого снега и легкая нотка дыма от костра из парка Монсо. “Дорогие мои соотечественники! Когда я вижу, на что способны французы, каких успехов они добиваются в самых разных областях – в науке, искусстве, промышленности, спорте, когда я вижу, как трудятся наши рабочие, наши специалисты, наши аграрии, когда я думаю о том, какую роль играет Франция на международной арене, я чувствую уверенность в наших силах и не сомневаюсь, что все шансы – на нашей стороне. Чтобы чего-то добиться, нужно этого захотеть. Объединив наши стремления, мы добьемся многого. С Новым, 1987 годом! Да здравствует республика! Да здравствует Франция!” Три аромата смешивались в теплом воздухе, уравновешивая друг друга. Идеальное сочетание. Идеальная комбинация. Пьер задержал дыхание, поднес шляпу к носу, и… Время остановилось. Он едва не потерял сознание. Вот оно. Свершилось. “Солстис”, “О д’Адриан” и запах дыма слились в абсолютной гармонии, дав рождение совершенно новому, кристально чистому аромату. Нота ангелов. У Аслана задрожали руки. Первая встреча за минувшие восемь лет. В последние секунды уходящего года его тайная муза снова улыбнулась ему. Он прикрыл веки и сделал глубокий вдох, чтобы нематериальная субстанция вошла в тело, проникла в кровь, наполнила вены, перемешалась с кровяными тельцами, охватила все его существо и пробудила от спячки богатства Александрийской библиотеки, которые он носил в себе и сжег за один вечер в конце 70-х вместе со своим гением, гением Пьера Аслана. Все исчезло – стены квартиры, картины на стенах, ковры, телевизор, половицы паркета, весь дом, соседние строения и весь квартал с автомобилями, пешеходами, тротуарами и деревьями, а за ними и весь город вместе со снегом. Исчезло все. Не осталось ничего. Ни уходящего 1986 года, ни часов, ни минут. Пьер смотрел в пространство остановившимся взглядом, и перед его помутившимся взором проплывали длинные списки названий и цифр: цветы, дозировка, корневища, порошки, спирты, дистилляторы… И вдруг из этого множества возникла формула – такая же ясная и могучая, как та, что описывает механизм ядерного взрыва. Это была формула новых духов, две строчки символов, способных хоть сейчас отправиться завоевывать эпоху, моду и женщин.

Когда он вставлял ключ в замок, руки у него все еще дрожали. Пьер благоговейно, как святыню, явившуюся из глубин библейских времен, положил шляпу на шкаф с эссенциями, сел в просторное кресло, обитое черной кожей, поднял почти безумный взгляд к манившей его безмолвной сирене, а затем протянул руку к подставке с блоттерами и сдул с нее пыль.

Получив флакон, мужчины в сером, заполнившие просторный кабинет с огромными окнами, не произнесли ни слова. Давненько они не видели на сургуче оттиска сирены с короной на пышных волосах. Когда Аслан в последний раз давал о себе знать? Три года назад? Шесть лет? Один из мужчин молча пожал плечами, показывая, что ему известно не больше, чем остальным.

“К телефону он не подходит, – с ноткой обиды в голосе добавил второй, – приходится общаться по почте”. Седовласый мужчина сломал сургучную печать, усыпавшую осколками стеклянный стол, и открыл коробку. В ней на бархатной подкладке лежал запечатанный сургучом флакон. Ни этикетки, ни листка с формулой, ни записки. Седой мужчина взял стальной нож для разрезания бумаги с эмблемой знаменитой фирмы и постучал по горлышку флакона. К сургучной крошке на столе добавилась новая порция. Он начал открывать флакон, и все сгрудились вокруг него.

Он закрыл глаза. Потом, повинуясь смутному порыву, протянул флакон окружившим его пяти мужчинам и трем женщинам, которые жадно раздули ноздри. В течение целой минуты никто не проронил ни звука. Затем все дружно переглянулись. Напряжение в комнате достигло мощи в 12 тысяч вольт, не меньше. “Позвоните ему! – тихо сказал седой и добавил: – Срочно! Пока он не предложил это “Шанель” или “Ив Сен-Лорану”. Затем перевел взгляд на освещенный солнцем флакон и улыбнулся грустной улыбкой делового человека, вынужденного мириться с капризами всяких там художников. Подумать только, они вложат в эти духи – в производство и дизайн флакона – миллионы франков, они приведут в действие мощнейшие финансовые и промышленные механизмы, они изменят соотношение сил на бирже, и произойдет это только потому, что одного-единственного человека осенила какая-то идея. Еще вчера вечером не было ничего, а утром проснулся – и вот она, идея. Во всем этом было что-то необъяснимое, непонятное, уму непостижимое… Мистика!