Запрещенный Союз. Хиппи, мистики, диссиденты - читать онлайн книгу. Автор: Владимир В. Видеманн cтр.№ 31

В течение нескольких месяцев по их делу шли обыски и допросы в Таллине, Тарту и Риге. Число обысков достигло нескольких десятков. По крайней мере три обыска по „таллинскому делу“ прошли в Москве. Один из них — у филолога Игоря Кочеткова. В марте из Владимирской тюрьмы был перевезен в Таллин Георгий Давыдов (Хр. 29, 34). Подтвердив показания, данные им в качестве обвиняемого на следствии по собственному делу, дальнейшие показания он давать отказался. 27 мая Давыдов прибыл обратно во Владимир. В пермских лагерях был допрошен по „таллинскому делу“ подельник Давыдова Вячеслав Петров (Хр. 29). В мордовских лагерях по тому же делу был допрошен Александр Болонкин (Хр. 29, 30). Допрашивал его заместитель начальника следственного отдела Дубровлага подполковник Никитин, работающий в КГБ со сталинских времен. Из Москвы в Таллин вызывали на допрос подельника Болонкина Валерия Балакирева (Хр. 29, 30)».

Таким образом, мне стала известна подноготная ситуации с эстонскими «социал-демократами» и их русскими подельниками. Диссидентский интернационал действовал, и я ощущал себя его частью. Особенно запомнилось пророчество Солдатова: «Не успеют истечь 80-е годы…» Суд по этому делу состоялся уже осенью. Варато, пошедшему на сделку со следствием, дали условный срок, остальные участники процесса получили от пяти до шести лет.

Настоятелем храма во имя Иконы Божией Матери «Всех Скорбящих Радость», в котором служил Йокси, был отец Николай — благообразный седовласый старец с белой бородой, внешне чем-то напоминавший известного русского художника и мистика Николая Рериха. Не чуждался мистицизма и сам отец Николай. Вероятно, именно это качество притянуло к нему Йокси, вслепую жадно искавшего руководства в том психоделическом трипе, который он собирался в своей жизни предпринять. Находясь в услужении у святого отца, он выучился читать псалтирь по-церковнославянски нараспев. Будучи от рождения артистом (в театральном кружке он занимался еще школьником, вместе с Пепи), Йокси входил в роль и начинал играть голосовыми модуляциями в духе древних канторов, рецитируя басом: «Господь пасет мя и ничтоже мя лишит. На месте злачне, тамо всели мя, на воде покойне воспита мя. Душу мою обрати, настави мя на стези правды, имене ради Своего. Аще бо и пойду посреде сени смертныя, не убоюся зла, яко Ты со мною еси, жезл Твой и палица Твоея, та мя утешиста. Уготовал еси предо мною трапезу сопротив стужающым мне, умастил еси елеом главу мою, и чаша Твоя упоявающи мя, яко державна. И милость Твоя поженет мя вся дни живота моего, и еже вселити ми ся в дом Господень, в долготу дний» ^[39].

Однажды Йокси мне поведал, что отец Николай рассказал ему о некоем философе и йоге, проживающем где-то на хуторе под Пярну. Священник был знаком с философом и предложил Йокси съездить к последнему — если, конечно, есть желание пообщаться, так сказать, со специалистом высокого класса в вопросах потустороннего опыта. Наличием у нас в Эстонии реального йога — по словам отца Николая в Йоксиной передаче — я тут же очень живо заинтересовался и начал расспрашивать детали. Валера ничего конкретно сам не знал и предложил мне для начала вместе сходить в гости к настоятелю на чаек, а там уже выяснить, что к чему.

Отец Николай очень радушно принял нас в своем доме неподалеку от Лысой горы в Нымме. Ознакомившись с моей трансцендентальной ориентацией, он, как могло показаться, несколько скептически поглядел на меня и сказал:

— Молодой человек, знаете, вы мне чем-то напоминаете Бердяева. Вот тот тоже все метался и не мог прийти к общему знаменателю. Ваш друг Валерий, как мне кажется, сделал правильный выбор, возвернувшись в лоно матери-церкви. Все мы как блудные дети. Ну, я думаю, вы все равно не остановитесь, пока не встретите такого мистика, как Рам…

И отец Николай рассказал про человека, приехавшего сюда после войны с Запада и занимающегося с тех пор самой настоящей йогой, усвоенной от оригинальных индийских учителей! Ехать к гуру нужно было на 102-й километр по Пярнускому шоссе, до остановки Лангерма. Оттуда от большого дуба шла сельская дорога к хутору под названием Уйни.

— Возьмите побольше еды, — напутствовал нас отец Николай, — у философа совсем нет денег, и все гости привозят продукты с собой.

На следующий день с утра пораньше мы с Йокси вышли на Пярнуское шоссе ловить попутку на 102-й километр. Прошли от черты города до столба с отметкой «14», но машину так и не поймали. Дорога как вымерла. Редкая «Волга» пронесется в сторону знаменитого курорта, везя очередную семью московских бонз на отдых в оздоровительные санатории маленького эстонского прибрежного городка. Воскресенье — нелетная погода. У Йокси под конец совсем развалилась обувь, и он закопал останки ботинок прямо у четырнадцатикилометровой отметины. Как ни странно, сразу после этого перед нами остановился грузовик с кабиной на троих, и любезный шофер предложил подбросить, как выяснилось, прямо до сто второго.

Мы вышли на автобусной остановке и тут же увидели стоящий у дороги гигантский дуб: прямо-таки двойник толстовского дуба-философа из «Войны и мира». Он был густо покрыт листвой и возносился на фоне голубеющего летнего неба, словно древо мира, ввысь, к сферам чистых идей. По ту сторону к шоссе перпендикулярно примыкала сельская дорога, убегающая широкой дугой через луг с резвящимися белыми конями за опушку надвигающегося леса. Идти надо было, по словам отца Николая, километра два. Мы, очевидно, прошли намного больше, но ничего подобного срубу, описанному батюшкой, на пути так и не попалось. Наконец, подойдя к очередному хутору, я спросил мастерившего во дворе то ли грабли, то ли телегу хозяина:

— Как попасть на хутор Уйни?

Рот мужичка растянулся в дружественной улыбке:

— Так вам нужно к Михкелю ^[40] Тамму?

— Да, именно к нему!

— Так вот же туда дорога, по которой вы пришли: туда дальше, за поворот, и там еще примерно через километр, по левую сторону дороги увидите большую каменную кладку. Это и будет Уйни-талу.

Мы прошли еще с четверть часа. Как там говорил тележник, «каменная кладка»? Вот вроде и она: стена из огромных гранитных валунов, схваченных цементом. Вероятно, остатки какого-то фундаментального строения типа стойла или мельницы. Вообще в Эстонии в то время, особенно в глубинке, было много брошенных хуторов, в том числе очень богатых прежде, отстроенных все из того же гранита, с черепичным покрытием, громадным комплексом хозяйственных построек и роскошными, хотя и полностью одичавшими, садами. Пустующие поля и пашни вокруг оставленных хозяйств были усеяны ржавыми сельхозмашинами малого калибра — запряжными плугами, сеялками, боронами: остатки кулацкой техники, брошенной, вероятно, в процессе послевоенного советского раскулачивания. Вот и здесь характерная гранитная кладка, разрушенная временем и, возможно, человеком. А чуть дальше — сад и торец приземистой избы с огромной крышей. Неужто Уйни-талу?