В своих записках М. А. Корф напишет о В. В. Левашове то, что можно сказать о большинстве сановников николаевского времени: «Отличительными чертами графа, при усердном и безотчетном исполнении воли царской, были: тиранический деспотизм над всем, от него зависевшим, и, несмотря на очень ограниченную способность к делу, безмерное тщеславие». Оно проявлялось во всем, в том числе и в невероятно роскошной обстановке особняка и устраиваемых в нем балов и празднеств.
Тот же Корф занес в свой дневник впечатления об одном из таких балов: «2 декабря 1838 г. – Трудно выдумать тут что-то новое, но у графа Левашова есть нечто чудесное, принадлежащее, впрочем, не столько к балу, сколько к дому: это огромная, бесконечная оранжерея, примыкающая к бальным залам, с усыпанными красным песком дорожками, освещенная тысячью кинкеток, которых огонь отражается в апельсиновых и лимонных деревьях. Кому надоест шум и жара бала, тот может искать здесь отдыха и уединения и, когда на дворе трещит мороз, наслаждаться всеми прелестями цветущего лета».
Н. В. Левашов
Левашов оставил после себя двоих сыновей и дочь Екатерину, скончавшуюся в молодом возрасте. Старший из сыновей, Николай Васильевич, генерал-адъютант, в 1860-х годах занимавший должность орловского, а затем петербургского губернатора, в 1870-х исполнял обязанности помощника шефа жандармов и управляющего Третьим отделением; несмотря на известную склонность к «самочинству», он обладал наружным лоском и светскостью манер, которых не имел его отец, но в отношении способностей недалеко от него ушел.
Исчерпывающую характеристику этому деятелю дал государственный секретарь Половцов: «Левашов был типом великосветского человека своей эпохи, всегда любезный, вежливый, обходительный, он всегда и всюду был охотно приглашаем, не принося с собою ничего выходящего из ряду, но и ничего нарушающего приятное и веселое в обществе настроение. Он имел много приятелей в самых различных и даже противоположных слоях петербургского населения, хлопотал о городском хозяйстве, занимался фотографией, усердно посещал клуб и театр, внутренне сетуя, что не попал на высшие государственные должности, к чему, впрочем, он был совсем непригоден».
После смерти Николая Васильевича все довольно крупное левашовское состояние, включая дом на Фонтанке и имение Осиновая Роща, сосредоточилось в руках его младшего брата, женатого на дочери графа В. Н. Панина. Владимир Васильевич Левашов много лет прослужил на Кавказе, сначала адъютантом наместника, великого князя Михаила Николаевича, а позднее – кутаисским губернатором, откуда был переведен в Одессу на должность градоначальника. Достоинствами и недостатками он походил на старшего брата, поэтому воздержимся от их описания. А вот о жене его, Ольге Викторовне, стоит поговорить подробнее.
Внучка ее, княгиня Л. Л. Васильчикова, вспоминает о ней в восторженных тонах: «Бабушка, светская женщина с высокими умственными интересами, имела в себе столько содержания и личность ее была так ярка, что она… создавала вокруг себя собственную атмосферу. Я еще не встречала в жизни человека, у которого было бы столько друзей… Бабушка в свои привязанности и дружбы вкладывала всю душу. Ее щедрости не было границ… Ни на одну минуту моя бабушка не оставалась праздной, и праздность в других ее бесконечно раздражала. Если она не работала в саду, сажая и подстригая деревья, и не обходила подведомственных ей учреждений, то она составляла каталог своей библиотеки, или переплетала книги, или же выжигала по дереву. В этом она достигла большого художественного совершенства, и двери и панели ее дома на Фонтанке были ее работы».
Пристрастие графини Левашовой к садоводству нашло выражение в устройстве при доме зимнего сада, о чем также упоминает Васильчикова, сравнивая атмосферу двух особняков – бабушкиного, на Фонтанке, и прабабушкиного, на Караванной (нам еще предстоит знакомство с ним). В первом царила веселая энергия, источником которой была неутомимая Ольга Викторовна, а во втором, пропитанном запахом ковров и надушенной пудры, – угрюмая, застылая молчаливость.
Третье поколение графов Левашовых составляли две дочери Владимира Васильевича. Старшая – Мария, мать Л. Л. Васильчиковой, была замужем за князем Л. Д. Вяземским; к их младшему сыну Владимиру в 1895 году перешли фамилия и титул графов Левашовых. Дом же на Фонтанке после совместного владения обеими сестрами достался другой дочери, Екатерине, долго не находившей себе мужа, но после русско-японской войны вступившей в брак с одним из участников обороны Порт-Артура Константином Ивановичем Ксидо. Знакомство их состоялось при не совсем обычных обстоятельствах.
Княгиня Васильчикова, тогда еще княжна Вяземская, проживавшая в начале 1900-х годов с родителями в доме на Фонтанке (бабушки в то время уже не было в живых), рассказывает, что, воодушевленная героической защитой крепости, Екатерина Владимировна после ее капитуляции пригласила к себе в дом коменданта Порт-Артура А. М. Стесселя, приговоренного военным судом к смертной казни, но помилованного царем. Четыре месяца незадачливый генерал пользовался гостеприимством всего семейства, и в течение этого времени в доме не умолкали разговоры о войне, в беседах отводили душу сам комендант и его многочисленные сослуживцы, вернувшиеся с фронта.
По словам Васильчиковой, ни один из порт-артурских офицеров не отзывался о Стесселе плохо как о человеке, считая его если не умным, то, во всяком случае, храбрым и честным военачальником, а во всех бедах винили генеральшу, вмешивавшуюся во все дела мужа и игравшую при нем роль злого гения; последнее подтверждают и другие очевидцы.
Среди гостей Стесселя был и будущий супруг Екатерины Владимировны, вошедший в образованный позднее Кружок защитников Порт-Артура, имевший своей целью объединение усилий и оказание взаимопомощи бывшими воинами-портартурцами в создании музея обороны крепости; ведал он и выдачей медалей, с чем связана целая история.
Дело в том, что правительство России не посчитало нужным учредить для доблестных защитников Порт-Артура специальную награду, и тогда ее союзница Франция решила исправить эту несправедливость. По призыву газеты «L’echo de Paris»
[25] французский народ собрал необходимые деньги, и на них частным образом изготовили медали в количестве 30 тысяч штук. Их переслали в Россию, но тут возникла неожиданная проблема: на оборотной стороне медали изображался геральдический лев, а ниже – надпись: «От Франции генералу Стесселю и его храбрым солдатам».
Как же так, коменданта крепости предали суду, и вдруг его прославляют как героя? Долгое время медали хранились в Морском министерстве, где никак не могли придумать, что с ними делать. Наконец приняли такое решение: выдать их Кружку защитников Порт-Артура с тем условием, что с них на средства кружка удалены будут слова «генералу Стесселю» и отломаны ушки, чтобы медали нельзя было носить на груди как награды. Но в этом случае они теряли свое значение и превращались в обычные памятные жетоны!