Снайперы - читать онлайн книгу. Автор: Артем Драбкин cтр.№ 34

И вот в один прекрасный день распахивается дверь и входит наш старшина Ваня Филимоненко. Здоровый такой, настоящий «хохол». Черноволосый, кулачищи по пуду… Еще расскажу о нем поподробнее. И вот он входит и орет: «Подайте мне Альтшуллера!» Ребята говорят: «Вот он, а чего?» Ваня отходит, а за его спиной стоит Иголкин. Его подлечили, пришили пальцы, и прибыл к нам, представляете? Потом он рассказывал, что делал какие-то специальные упражнения для разработки пальцев. И вот он стоит и в обеих руках держит два огромных сосуда с самогоном. А сзади стоят два новобранца, нагруженные колбасой и всякой другой закуской. Со второго этажа, где жили сержанты, спускается Ваня Бударин. Иголкин ему говорит: «Собирай всех сюда. Всех упою, пока вы все на четвереньках ползать не будете!» Бударин сперва слабо сопротивлялся: «Ты что? Нас иногда проверяют, как мы тут патрулируем». Но в конце концов перепились все (улыбается). Иголкин довоевал до конца войны. Слава Богу, остался жив и уехал потом к себе в Сибирь.

У нас служили два брата Филимоненко – шикарные «хохлы». Такие хорошие ребята. Ваня воевал с 1941 года и я больше ни у кого не видел, чтобы человек был награжден медалями: «За оборону Одессы», «За оборону Севастополя», «За оборону Кавказа» и «За оборону Ленинграда». Был несколько раз ранен, а еще за бои под Одессой его наградили медалью «За отвагу», которой он очень дорожил. Она была старого образца, на квадратной колодочке с красной лентой и крепилась на «гайке». У него были еще три медали «За отвагу», но более поздние, на пятиугольных колодках, крепившиеся на булавке. И вот когда мы стояли в Эстонии, произошла такая история. Это просто цирк. Жили мы в немецкой казарме. Офицеры куда-то ушли гулять, вдруг ночью крик пьяного Ивана: «Рота подъем!» Поднял нас, показывает себе на грудь, на которой висит маленькая красная колодочка, а медали на ней нет. Иван тогда здорово подпил. Выстроил нас в цепь. Собрали там какие-то немецкие газеты. Скрутили их в жгуты, зажгли и шастали, наверно часа полтора. Чертыхались, ругались, но все-таки нашли – оказалось, не очень далеко он ее потерял.

Ну а потом прибыло пополнение, и Ванька Бударин снова взялся за нас. Стал нещадно гонять. Мы ворчали, ругались и чего только про него не говорили ну, а когда бой начинался, то все становилось на свои места. Все-таки он был молодец! И такие офицеры, как он, которые на своей шкуре испытали, что такое война, что такое быть солдатом, что такое быть сержантом… Он прибыл на фронт не офицером, а прошел лишь краткосрочные курсы. Ну, если хотите, можете это назвать суворовской выучкой. И, конечно, это была и заслуга Сироткина, который батальон буквально выматывал до седьмого пота. Пока не научишься окапываться, быстро ложиться, вставать, стрелять, бежать… На этих максимально приближенных к боевым условиям учениях были даже два случая потерь, когда стреляли над нашими головами. Но я считаю, это все было абсолютно оправданно. Потому что в 45-м мы уже воевали совсем не так. Воевали уже не солдатами, а техникой.

Заместителем у Сироткина был одесский еврей по фамилии, кажется Каминский. До войны он работал инженером и в ту пору казался нам стариком, хотя ему было всего тридцать шесть лет. Он рассказывал Сироткину, а Валерий Ефремович уже после войны рассказывал мне, как, будучи на Урале, где-то под Нижним Тагилом, где производили танки, он дважды писал заявления, чтобы с него сняли «бронь» и отправили на фронт. Но ему всякий раз отказывали, и тогда он нашел врача, своего земляка, одессита. Тот ему что-то настрочил и его сняли с брони. Но все же он был больным человеком и поэтому его направили в тыловую часть. Как раз в то время у Сироткина, командовавшего еще ротой погиб заместитель и он нуждался в помощнике. Старшина Филимоненко приехал за боеприпасами на склад, где служил Каминский, и, вернувшись, сказал Сироткину: «Вам нужен заместитель? Я видел хорошего мужика. Старше вас, рассудительный…» Воевавшие люди разбирались и с полувзгляда понимали друг друга. Сироткин приехал туда, увидел его, забрал, и так он стал его заместителем.

В то время с пополнением стали приходить ребята, призванные с бывших оккупированных территорий и из числа бывших военнопленных. Среди солдат отношение к ним было абсолютно такое же, как и к солдатам призванным из тыловых районов страны. Расскажу, например, о своем непосредственном опыте. Там, где я родился, говорят не почему, а почто, не Или, а Але. Помню, у нас в деревне идут ребята с гармонью и поют: «Але ты ня ви, ня видешь. Але ты ня слы, ня слышышь. Красное знамя нясут впяряди…» Это такой своеобразный псковский говорок. И вот с пополнением пришел парень. Подходит ко мне и говорит: «Давай знакомиться». Познакомились, стали разговаривать. Я ему говорю: «Слушай, а ты «скобарь». Он удивился: «А откуда ты знаешь?» – «Потому что я тоже». Рассказал мне, что всю оккупацию прожил в маленькой деревне километрах в двадцати от Бежаниц. Тут, кто-то позвал меня: «Альтшуллер!» Он меня спрашивает: «А, че такая у тебя фамилия?» Отвечаю: «Я еврей». Он так на меня уставился и спрашивает: «А, а что это такое Еврей?» Как мог ему объяснил. Повторяю, что к таким людям, как этот парень, не было предвзятого отношения.

Есть в Финском заливе эстонский остров Сааремаа, который теперь называется Эзель. Огромный остров, на котором стоит город Курессааре. Мы там высаживались и нас там здорово потрепали. И вот когда мы там жили в бывшей немецкой казарме, отдыхали и ждали пополнения, как-то будит меня мой дружок Сашка: «Вставай.

Пойдем, посмотришь». Вышли. Видим, человек пять за оглобли везут телегу, а за ними еще человек сорок. Голодные, изможденные ребята, все плохо обмундированы, без ремней в обмотках. Сзади конвой в синих фуражках, а впереди лейтенант. Спрашиваю Сашку: «Ну и чего?» – «Это штрафники. Пойдем посмотрим». Мы там себя довольно свободно чувствовали, поэтому пошли за ними.

Свернули с дороги, а надо сказать, что там очень много камней. Все остановились. Вперед вышел старшина в отличном обмундировании из американской ткани, в шикарных хромовых сапогах с пистолетом на ремне. Взял лопату и очертил ею вокруг едва торчавшего из земли валуна и приказал его откапывать. Они взяли из телеги лопаты, откопали. С собой у них были деревянные слеги.

Их подсунули под него и всей армадой вытащили этот камень. Последовал приказ откатить валун метров на пятнадцать и закопать яму. Сложили лопаты в телегу, снова впряглись в нее, и пошли обратно. Кстати, как мы потом узнали, эту телегу они называли «амнистия». А мы, вернувшись к себе, рассказали ребятам об увиденном.

Я предложил: «Может, жратвы им соберем?» Нас тогда кормили очень хорошо, и мы собрали им пакеты с едой.

И когда они возвращались, мы подошли к этому лейтенанту и говорим: «Можно, ребятам дать подхарчиться?» Он отвечает: «Переживут. Не лезьте!» Мы не то чтобы испугались, но как-то стушевались. Тут выходит наш сержант, пулеметчик, фамилию которого забыл, но помню, что у него было два ордена «Красной Звезды». И он говорит этому лейтенанту: «Посмотри на свою… и на них».

Тот побагровел, задергался, но нас было человек восемь фронтовиков. Ну, мы отдали продукты, а на другое утро снова будит меня Сашка: «Пойдем, увидишь картину!» Снова движется вчерашняя процессия, подходят к вчерашнему камню. Старшина отходит метров на двадцать очерчивает лопатой большой круг и говорит: «Копайте на 10 штыков». Они молча выкопали, тогда старшина приказывает подкатить и сбросить в яму вчерашний камень… Скинули, закапывают. Сашка спрашивает меня: «Если завтра ты придешь сюда, понимаешь, что увидишь?» Я понял…