Снайперы - читать онлайн книгу. Автор: Артем Драбкин cтр.№ 33

Сашка говорит мне: «Не надо». Я отвечаю: «Правильно, сапоги снимет. Ну, его к черту!» Утром встали, собрались и пошли. Но оказалось, что ночью нас кричали и искали вовсе не из-за сапог. Дело в том, что котлеты, которыми угощали нас эстонки, были отравлены. Кто их поел, получили сильнейшие отравления, а некоторые даже ослепли… Поднялась тревога и стали искать тех, кто принимал угощение. К нам подбежал доктор и спрашивает: «Ты Альтшуллер? Как вы себя чувствуете?» Мы отвечаем: «Нормально». – «Вы ели котлеты?.. А, что еще?» – «У меня целая каска огурцов была». Врач говорит: «Вот это вас и спасло!» Огурцы – это же вода, а мы их целую каску съели, на троих. Как потом говорили, этих двух женщин поймали, причем одна из них оказалась учительницей. Думаю, что их расстреляли, такое не прощалось.

Но я от страха, переживаний или впечатлений забыл в стоге свой бельгийский карабин, а снайперскую винтовку у меня уже забрали. Мы идем, и вдруг я вижу, что все вооружены кроме меня, а уже прошли километра три. Я хотел было вернуться, но Сашка говорит: «Ты, что? Попадешься, в заградотряд и все. Сейчас что-нибудь придумаем». Рядом с нами по дороге ехали подводы, крытые брезентом, а на них ездовые – солдаты, старики лет по сорок. Он прыгнул на одну подводу, разговорились с дедом, закурили. Потом спрыгнул и говорит: «ПТРы везут». Запрыгнул на вторую, а я плелся сзади расстроенный. Вдруг что-то зазвенело. Смотрю, Сашка автомат уронил. Спрыгнул с телеги. Я подхожу, он говорит: «Стой!» Когда все телеги прошли, он спускается в канаву и поднимает второй автомат. Это он из-под брезента незаметно вытащил автомат ездового. Ну, тот найдет еще себе, там же было много убито наших ребят. Без оружия не останется. Вот так я обрел этот автомат.

И в этот же день я был награжден медалью «За отвагу». Опять было наступление, опять стрельба. Побежали по полю в атаку. Рассыпались, бежали и впереди и сзади. Вдруг я вижу под ногами толстую, черную, кожаную палку на застежках. Я уже говорил вам, что у меня было какое-то любопытство, детское что ли. Поднял что-то похожее на огромный тяжелый градусник, сантиметров 50–60 длиной и толщиной с ручку от швабры, даже еще потолще. Но пока я нагибался за ней, поднимал и рассматривал, взвод немножко вперед убежал, стрельбы уже не слышно. На холме стоит огромный сарай и ребята к этому сараю, а я плетусь сзади с этой штукой подмышкой. Боя практически уже нет, и ребята кинулись в сарай, а я не доходя до него метров сто присел на землю рядом с немецким окопом. Положил автомат, и лихорадочно думая: «Что же это такое?», стал расстегивать застежки на этой штуковине. Оказалось, что это запасной ствол от немецкого пулемета в чехле. Я даже расстроился немного, и это я пер километра четыре, ну трофейщик… Но пока я с этим стволом разбирался, рядом из окопа вдруг раздались выстрелы. Отчетливо помню, что поначалу мне показалось, будто стреляют в меня. Я залег и ползу к этому окопу. Подполз вплотную, и вижу, что спиной ко мне стоит фриц, офицер в таком длинном прорезиненном плаще в фуражке и из автоматической винтовки что ли, не знаю точно, стреляет в этот сарай.

Оказывается, в этом сарае был шнапс и рота, конечно, кинулась к этому шнапсу. На минуту я замер. Для меня это было слишком, столько фрицев увидеть так близко за два дня… Когда у него кончились патроны, он повернулся боком, чтобы достать из брезентовой сумки, висевшей у него на поясе, запасной рожок и мне показалось, что он смотрит на меня. Я дал очередь и попал ему в правый бок, плечо и шею, а он стоит. Я еще добавил, он стоит.

Я еще, еще… Уже патроны кончились, а он не падает…

Я оббежал окоп и бросился к сараю, а там уже Сироткин кроет всех по матери. Оказалось, что этот немец успел ранить шестерых ребят. Я подбежал там шум, крик…

Подошел к Сироткину и говорю: «Товарищ майор, там фриц, который стрелял по сараю. Он вон там в окопе».

Он позвал разведчиков, и мы побежали, заходя с разных сторон к этому окопу. Подошли, фриц стоит. Комбат прыгнул в окоп и толкнул его в левое плечо. Тот развернулся, упал и мы увидели, что вся правая сторона груди у него была разворочена… Ваня Баранов наклонился, снял с него планшет и вынул документы. Оказалось, что это старший офицер – заместитель начальника оперативного отдела дивизии. Это мне уже потом рассказали, а тогда я ничего не понимал. Из планшета достали карту, развернули и стали смотреть. К батальону был приставлен артиллерийский офицер, владевший немецким. Сироткин его подзывает и спрашивает: «Что это за карта?» Тот посмотрел и говорит: «Это карта на 10 километров. Вот отсюда пять и пять в сторону и столько же в глубину. Здесь нанесены немецкие огневые точки».

Сироткин закричал, вызвал радиста: «Срочно передай, чтобы немедленно приостановили наступление 134-го, 131-го и нашего 129-го полка». Не побоялся взять на себя такую ответственность вместе с этим артиллерийским офицером. Потом стал диктовать, что квадрат такой-то огневая точка, проверить. Квадрат такой-то, проверить. Проверить, проверить… Ну, чтоб потери меньше были. Минут сорок так, наверное, сидели, принимали ответы, что правильно, действительно обнаружена огневая точка, пулемет, орудие еще что-то там.

Вдруг шлепает броневичок, и сзади несколько джипов с охраной. Вылезает командир корпуса Симоняк и спрашивает: «Кто командир? В чем дело?» Сироткин доложил, и Симоняк спрашивает: «Доказательства есть?» Сироткин показывает на карте и говорит, что вот здесь и здесь подтверждено. Тогда Симоняк спросил: «Откуда этот офицер?» Сироткин выталкивает меня и говорит: «Вот он пристрелил!» Симоняк оборачивается к адъютанту и говорит: «Медаль!» Так я получил свою первую медаль. Правда, без удостоверения, его мне уже потом выписали. Фактически за трофей получил, а если бы не этот ствол, то пробежал бы мимо и, возможно, немец и меня подстрелил. Пока все это происходило, почти вся рота снова подалась в сарай к шнапсу. Потом прислали солдат в зеленых фуражках расстрелять все запасы, но к этому времени ребята уже хорошо заправились.

В сам Таллин мы не входили, а остановились в местечке Ирру. Отдыхали и получали пополнение, ведь за время наступления только наш взвод потерял шесть или восемь человек. Взвод расположился в частном, двухэтажном доме. У хозяйки было две или три коровы, так, что молока было хоть залейся. Нам выделили участок для патрулирования, и мы там ходили, правда, было не очень строго. Фронт ушел уже далеко, а этих «лесных братьев» еще не было. Так, что мы спокойно отдыхали и отходили от всего пережитого…

Вот там такой еще случай был. Когда мы только пошли в наступление, то в одном месте оседлали какую-то дорогу. А впереди был лесок, из которого вели огонь немцы. Пришлось залечь в канавы по обе стороны дороги. А я уже рассказывал вам, что у нас были пулеметчики Гнедин и Иголкин. Они установили свой пулемет на край канавы в сторону леса. Вдруг из-за поворота выскакивает и несется на огромной скорости «опель-блиц» – такая немецкая полуторка или двухтонка. Наше наступление еще только началось, и немцы надеялись проскочить к своим. Кто-то из ребят успел бросить гранату, но она ударилась о борт машины и упала к нам в канаву. Нас, как ветром сдуло, только Иголкин не успел выскочить… Машина прошла метров двести, когда на дорогу выскочили ребята с противотанковым ружьем Симонова и с нескольких выстрелов ее подбили. Там дальше стоял мостик через речку и машина врезалась в него, и перевернувшись упала в воду прикончив под собой всех фрицев. Я поднялся, вижу, стоит Иголкин. Рука у него поднята и пальцы висят. Он был крепкий мужик, лет двадцати восьми, наверное, и говорит мне: «Подойди, вынь нож!» У нас были такие десантные ножи. Он взял правой рукой левую, положил ее на бруствер и говорит: «Режь!» Вы представляете, резать? А у него там кровь с землей, перемешано все. Я стою не двигаюсь. Тут подходит Гнедин и берет у меня нож, но здесь у меня хватило ума. Я отстранил его руку и говорю: «Давай его скорее в «пмп» – полковой медицинский пункт. Они сразу за нами шли. Двое ребят его подхватили и буквально поволокли назад, туда… Прошло месяца два, стоим мы в этом местечке Ирру. И опять надо сказать, что Сталин издал очень хороший приказ, о том, чтобы гвардейцев после выздоровления возвращали только в свои части.