Авраам Линкольн - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Олейников cтр.№ 42

Объединительный съезд собрался в городке Блумингтон, где жил судья Дэвис. В большом и богатом доме старого друга Авраам и поселился. Он серьёзно отнёсся к мероприятию и приехал заранее. Пока было время, сходил в местную ювелирную лавочку и за 37,5 цента купил себе очки — впервые в жизни, в 47 лет. Потом отправился на станцию встречать поезд из Чикаго, наполненный делегатами съезда.

Всего собралось 270 делегатов. Из них — консервативных вигов, сдержанно-патриотичных «незнаек», ярых аболиционистов и даже демократов, выступивших против «Канзас — Небраски», — и сложилась Республиканская партия Иллинойса. Опытный юрист Орвил Браунинг долго совещался с двадцатью влиятельными политиками, представлявшими весь политический спектр, и предложил общую идейную платформу — умеренную, а потому устроившую всех. Почти каждое её положение начиналось с фразы «Несмотря на всю разницу наших взглядов на другие вопросы…». Едиными делегаты были в оппозиционности существующему «недостойному» правительству по вопросу дальнейшего распространения рабовладения. По их мнению, Конгресс США имеет право и должен запретить рабовладение на всех новых территориях (доныне свободных), в том числе в Канзасе и Небраске. Кроме того, предполагалось противостоять всем попыткам разрушить Союз штатов, расколов его на «свободную» и «рабовладельческую» части.

На долю Линкольна выпало почётное право произнести заключительную речь. Ею он как бы прощался с ушедшей в прошлое партией вигов. Эту речь многие считают лучшей его речью, но, увы, она ушла в прошлое вместе с теми, кто её слышал. Текст не сохранился, и историки называют её «потерянной речью Линкольна». Выступление было по большей части импровизацией, и оратор ничего не записал заранее. Что же касается репортёров, обязанных фиксировать выступления политиков… «Как журналист я был обязан подробно передавать содержание речей в „Чикаго трибюн“, — признавался один из делегатов конвента Джозеф Медилл. — Я законспектировал в нескольких абзацах то, что Линкольн произнёс и первые восемь — десять минут, но потом его выступление затянуло меня так, что я забыл делать хоть какие-то пометки; я вместе со всем залом вскакивал, хлопал, одобрительно восклицал — до самого конца его речи. Я прекрасно помню, как Линкольн закончил, сел и сдержанно пережидал бурю оваций. Я очнулся от какого-то гипнотического транса и тут же вспомнил о репортаже для „Трибюн“. Увы, на листе были только несколько вводных абзацев. Некоторым удовлетворением стало то, что никто из присутствовавших газетчиков не смог послать в свои издания отчёты о речи: все они так же, как и я, были настолько захвачены эмоциями, что никто не оставил никаких заметок и набросков» .

Каким-то чудом краткий отчёт о речи появился в еженедельнике «Альтонский курьер». Только из него и известно, о чём говорил Линкольн. Он назвал рабовладение главной причиной национальных проблем. Выступающий сослался на публицистов-южан вроде Джорджа Фицхью ^[26], далеко ушедших от своего прежнего восхваления рабства как неоспоримого блага для чернокожих — теперь они говорили, что его пора распространить и на белых работников. Именно поэтому для борьбы с такой «ересью» все, кто готов противостоять рабовладельческой силе, должны объединиться в один союз. Если же южане начнут пугать жупелом распада Союза, то им нужно твёрдо ответить: «Союз должен быть сохранён во всей своей целостности и чистоте своих принципов». Линкольн закончил знаменитыми словами Дэниела Уэбстера, обращёнными когда-то к сторонникам отделения Южной Каролины от Соединенных Штатов: «Теперь и всегда, Свобода и Союз, единый и неделимый!»

Увы, пересказ не передаёт настроения речи Линкольна. Херндон, как и все, заворожённо слушавший Авраама, отбросив карандаш и бумагу, вспоминал: «Его речь была преисполнена огня, энергии, силы. Там была логика — и был пафос, там был энтузиазм; там были справедливость, равенство, правда и право, раздувавшие божественное пламя негодования в душах людей, выведенных из себя несправедливостью. Его речь была жёсткой, колючей, вызывающей и яростной» .

Но при всей ярости и негодовании молодая Республиканская партия была ещё слишком рыхлым образованием, объединённым общим «против» и не имеющим общего «за». В предстоящей уже осенью 1856 года борьбе за пост президента республиканцам предстояло соперничать с очень серьёзными конкурентами. Демократы благоразумно не стали выдвигать в кандидаты в президенты сенатора Дугласа — слишком многих он разозлил «Канзас — Небраской», вызвавшей «кровопускание в Канзасе». Как и боялись наиболее проницательные умы, теоретические дебаты переросли на крайнем Западе в открытый конфликт и борьба за дугласовский «народный суверенитет» стала вооружённой. В мае 1856 года большой отряд сторонников рабовладения с пятью пушками устроил погром в оплоте фрисойлеров городе Лоуренс: сжёг редакции газет и гостиницу, разграбил жилые дома и резиденцию «свободного губернатора». В ответ радикальный аболиционист Джон Браун, бородатый старик с горящими глазами воинствующего пророка, провозгласил принцип «око за око», создал партизанский отряд и начал жестоко убивать безоружных поселенцев, поддерживающих рабство. В отместку была разорена усадьба Брауна… Счёт убитых пошёл на сотни. В том же мае конгрессмен из Южной Каролины Престон Брукс устроил «кровопускание в Конгрессе» — прямо в Капитолии жестоко избил сенатора Чарлза Самнера, острого на язык противника рабовладения из Массачусетса, сломав о его голову трость с тяжёлым серебряным набалдашником. Окровавленный Самнер упал без сознания; три года он будет лечить и не залечит до конца полученные травмы. А Бруксу начнут приходить новые трости «от благодарных южан» с пожеланиями прибить побольше янки-аболиционистов. На заседания Конгресса народные избранники стали ходить вооружёнными.

Чтобы снизить градус общественного противостояния, демократы подобрали на пост президента нейтральную кандидатуру Джеймса Бьюкенена, бывшего госсекретаря, имевшего впечатляющий послужной список и удачно отсидевшегося за океаном, в качестве посла в Лондоне, в последние бурные годы. Националисты-«незнайки» объявили себя Американской партией и выдвинули кандидатом экс-президента Милларда Филмора, привлекавшего избирателей обещаниями «держать в рамках понаехавших».

Общенациональный партийный съезд республиканцев собрался 17 июня в просторном мюзик-холле Филадельфии. На роль первого кандидата-республиканца претендовали лидеры партии: энергичный сухопарый сенатор из Нью-Йорка Уильям Сьюард и широкоплечий губернатор Огайо Салмон Чейз. Но в итоге было решено выдвинуть не столько сильного политика, сколько яркую, привлекательную и положительную личность, известную всей стране. Кандидатом в президенты провозгласили «Следопыта дальнего Запада», красавца и смельчака Джона Фримонта, одного из первых сенаторов свободного штата Калифорния. Личные достоинства Фримонта были приумножены удачным браком, в котором — редкий случай — любовь переплелась с расчётом . Его жена Джесси, красавица и умница, была дочерью знаменитого сенатора Томаса Харта Бентона, многолетнего лидера Демократической партии и сторонника освоения Запада. Тесть, теоретик освоения Запада, помогал зятю-практику в организации наиболее громких экспедиций, чем немало способствовал его успеху и известности. Ко всему прочему, имя кандидата эффектно звучало продолжением девиза Республиканской партии: «Фри сойл, фри лэйбор, фри мен, Фримонт!» — «Свободная земля, свободный труд, свободные люди, Фримонт!». Партийные поэты принялись строчить тексты агитационных песен вроде такой: