Авраам Линкольн - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Олейников cтр.№ 104

В дневниковых записях, сделанных Эмили в то время, много горечи, но не от встречи, а от обстоятельств, при которых она произошла:

«Сестра и мистер Линкольн встретили меня очень тепло, но от чувства взаимного горя мы сначала не могли начать разговор. Я потеряла мужа, они потеряли маленького сына. Мэри и я лишились на войне трёх братьев-конфедератов; мы с ней смогли только обняться и заплакать.

Обедали мы с сестрой одни; молчали, катились слёзы. Потом сдавленными голосами мы заговорили о нематериальных вещах, потом о друзьях в Спрингфилде и Кентукки… После ужина сестра зажгла для меня свет в Восточном, Зелёном и Синем залах Белого дома. Она делает всё, чтобы отвлечь меня от ужасных мыслей, но это не всегда получается. С мистером Линкольном она всегда старается быть любезной, улыбается, подбадривает: он кажется очень исхудавшим и озабоченным, и вид расстроенной жены только добавил бы ему забот.

Мы избегаем разговоров о войне, чтобы не ранить друг друга из-за моих симпатий к Югу. Удивительный такт и деликатность Мэри восхищают меня. Она умело переводит опасные темы в безопасное русло… Я тронута чуткостью и добротой сестры. Она и брат Линкольн относятся ко мне, как к ребёнку, и стараются, чтобы мне было уютно» .

Но в Белом доме, полном посетителей и гостей всех мастей, Эмили не могло быть уютно. Экстравагантный генерал Дэн Сиклс, потерявший ногу под Геттисбергом, однажды громко и безапелляционно заявил Аврааму: «В этом доме не должно быть места мятежникам!» Ответ последовал немедленно: «Моя жена и я привыкли сами выбирать гостей, господин генерал, и мы не нуждаемся в чьих-либо советах и помощи. Кроме того, „маленькая мятежница“ прибыла сюда не добровольно, а по моему письменному распоряжению!» Сенатор Гаррис с восторгом сообщал Эмили: «Мы славно поколотили мятежников под Чаттанугой! Говорят, они бежали, как зайцы!» — и тут же поворачивался к Мэри: «А почему Роберт всё ещё не в армии? По возрасту и здоровью ему уже пора послужить стране…»

Даже дети переходили от мирных игр на ковре к спорам. Тад показывал фото из своей коллекции: «Вот президент!»; дочка Эмили возражала: «Вовсе нет! Мистер Дэвис президент!» Тад кричал: «Ура мистеру Линкольну!» — а в ответ раздавалось: «Ура Джеффу Дэвису!» Авраам вмешивался: «Ладно, Тад, ты знаешь, кто твой президент, а для твоей маленькой кузины я дядюшка Линкольн», — потом сажал детей на колени, и спор утихал. Как бы ни хотел Линкольн, чтобы Эмили осталась рядом с Мэри, «сестрёнка» решила отправиться в Кентукки . Она не призналась даже в дневнике, но документы свидетельствуют: перед отъездом Линкольн уговорил её дать клятву на лояльность Союзу в соответствии с «Прокламацией об амнистии»: «Я, Эмили Хелм, торжественно клянусь перед Богом, что с этого момента буду честно поддерживать, сохранять и защищать Конституцию Соединённых Штатов и, в силу этого, Союз штатов, и что я буду также соблюдать и искренне поддерживать все законодательные акты Конгресса, принятые во время нынешнего мятежа и имеющие отношение к рабам, до тех пор, пока эти акты не будут отменены, изменены или приостановлены Конгрессом или решением Верховного суда, и что я буду также соблюдать и искренне поддерживать все прокламации Президента, выпущенные во время нынешнего мятежа и относящиеся к рабам, — до тех пор, пока они не будут изменены или объявлены Верховным судом не имеющими юридической силы. И да поможет мне Бог» .

Эту клятву, отпечатанную на правительственном бланке, с пробелами, оставленными для даты и имени, будут давать сотни тысяч простых южан. О них, о их будущем думал Линкольн в конце 1863 года. Может быть, поэтому в канун Рождества президенту приснился сон, о котором он впоследствии любил рассказывать: будто он пришёл на вечеринку и кто-то, взглянув на него, воскликнул: «Да он самый обыкновенный человек!» Линкольн же отреагировал: «Обыкновенные люди — лучшие в мире, вот почему Господь сотворил их больше всех» .

— Надеюсь, господин президент, что на следующем новогоднем приёме я буду иметь удовольствие поздравить вас со всеми тремя ожидаемыми событиями, — сказал конгрессмен Айзек Арнольд, ощущая крепость линкольновского рукопожатия.

— С какими же?

— Во-первых, с триумфальным окончанием войны; во-вторых, с отменой рабовладения и его запретом Конституцией; в-третьих, с переизбранием президентом Авраама Линкольна.

— Мой друг, думаю, в качестве компромисса я соглашусь на первые два…

«Моё мнение о том, кто будет следующим президентом, — говорил Линкольн ещё в начале 1863 года, — похоже на мнение ирландца Пата, который как-то стоял на центральной площади Спрингфилда с короткой трубкой в зубах и наблюдал за похоронной процессией.

„Пат, кого это хоронят?“ — спросил его старина Миллер.

„Ваша честь, — ответил Пат, вынув трубку изо рта, — могу точно сказать, что не меня, и смею вас уверить, что хоронят леди или джентльмена, который лежит в гробу“.

Так вот и я — не могу сказать, каков будет народный выбор, но уверен, что это будет тот кандидат, который добьётся наибольшего успеха» .

У Мэри Линкольн на этот счёт сомнений не было. Новогодний приём 1 января 1864 года должен был дать старт серии светских мероприятий, направленных на поддержку имиджа её супруга. В первые четыре месяца ей предстояло провести 29 журфиксов, званых ужинов и приёмов, собиравших до восьми тысяч визитёров. Траурный наряд скорбящей матери был сменён на пурпурные и белые платья миссис президент, посещение театра (с неизменными приветствиями со стороны зрителей) стало частью программы «социализации» первой четы государства .

Перед глазами 54-летней Мэри стояла изящная фигура 23-летней Кейт Чейз, дочери министра финансов. Кейт считали первой красавицей Вашингтона, если не всего Севера. Она была не прочь стать новой хозяйкой Белого дома (её отец был вдовцом). Ради осуществления законсервированных в 1860 году планов Чейза эта молодая и обаятельная женщина решилась на брак по расчёту. Её избранником стал 34-летний сенатор Уильям Спрэг, текстильный магнат и любитель выпить. «Свадьба десятилетия» состоялась в ноябре 1863 года. (Линкольн на ней присутствовал, а Мэри не пошла; потом в списке приглашённых на новогодний приём она лично вычеркнула имена молодожёнов.) Деньги Спрэга очень пригодились для начала агитационной газетной кампании в пользу Чейза — пока в форме восхваления его мудрой финансовой политики .

Президент знал о планах Чейза как минимум с осени 1863 года. Но когда секретарь Хэй сообщил ему, что Чейз рассылает своим потенциальным сторонникам письма, в которых говорится, что «страной должен руководить человек с глубоким, целеустремлённым, провидческим и деятельным умом, с честным и горячим сердцем», Линкольн отозвался очередной историей. Давным-давно на ферме в Кентукки во время пахоты на его лошадь сел огромный овод. Старший товарищ посоветовал не сгонять насекомое. Действительно, овод кусал лошадь так, что она резво шла до самого конца борозды. «Сейчас, — вывел мораль истории Линкольн, — президентство для мистера Чейза тот же кусачий овод, и я не буду его отгонять, потому что он помогает ему пахать в своём департаменте».