Подчеркивая важность данного источника, Антрэ возлагает большую надежду на «научную привычку наблюдать факты», которую он весьма априорно обнаруживает у Дарденна. Акцентируя «ученость» Дарденна (надо полагать, «объективность» его показаний), Антрэ упоминает, что тот был членом многих научных кружков, наладил связи со многими знаменитыми учеными своего времени, а также имел доступ к библиотеке колледжа, где читал научные обзоры разных путешественников, книги о казаках, и обладал подзорной трубой, чтобы следить за перемещениями войск. Писал он «как энциклопедист», а на мир смотрел «немного сквозь призму античности»
[1476].
В то же время, обращает внимание Ж. Антрэ, Дарденн готовил свою публикацию в первые годы Июльской монархии, в то время, когда внешнеполитическая ситуация Франции была не самая безоблачная, и не исключено, что Дарденн надеялся, что его сочинение возбудит в соотечественниках патриотические чувства
[1477]. Однако этот «пылкий патриот» боялся репрессий и никогда не призывал к открытому сопротивлению интервентам. Он считал императора деспотом, но в 1814 г. уже видел в нем защитника родины и своеобразную реинкарнацию национального чувства.
После публикации Ж. Антрэ Дарденна охотно цитируют (часто не критически) и Жан-Луи Пюдон, и Мари-Пьер Рей и другие современные французские историки
[1478]. Так, департаментский архив Верхней Марны совместно с музеем Шомона выпустил коллективную монографию «Шомон под сапогом: присутствие иностранных армий 1814–1944»
[1479]. Показательно, что в главе, посвященной оккупации 1814–1815 гг., из чуть более ста ссылок на источники и литературу 44 приходятся на публикацию писем Дарденна и 41 — на все другие документы их архива Верхней Марны.
Едва ли не полностью оказались забыты и, во всяком случае, обойдены вниманием исследователей мемуары еще одного очевидца событий в округе Шомона — Поля Беро. В 1816 г. они были переизданы три раза. Из предисловия явствовало, что воспоминания эти были написаны по просьбе одного оставшегося неназванным бригадного генерала
[1480]. В нескольких местах автор, по собственному признанию, позволил себе использовать книгу Бошана, а в целом текст оригинальный. Написанный в 1816 г., «Император Александр в небольшом городке Шампани» был наполнен реверансами в адрес союзников. Мемуарист называет Александра I «одним из лучших государей Европы», и якобы лишь «редкие качества» русского императора смягчают у рассказчика боль от воспоминаний о той несчастной эпохе. Но даже переиздание этого текста не привлекло внимания французских исследователей
[1481].
Не задаваясь целью пересказать в деталях все письма Дарденна, попробуем проследить историю оккупации в 1814 г. союзниками Шомона, сопоставив информацию «пылкого патриота» с другими источниками и историографией. Уделим при этом отдельное внимание образу «казака», который создает шомонский профессор и который столь охотно транслируется в современной историографии.
В 3 утра 19 января расположенная в Шомоне французская императорская гвардия получила приказ оставить столицу Верхней Марны: к 7 утра французских войск в городе больше не было. Мортье, имея перед собой три армейских корпуса, решил эвакуироваться из Шомона и так же тихо, как и из Лангра, ушел по дороге на Бар-сюр-Об, где надеялся на подкрепление в лице второй дивизии Старой гвардии под командованием Мишеля
[1482].
Население, естественно, не спало, с тревогой ожидая исхода. Дарденн напишет в тот же день: «Чем закончится эта кровавая война? Останутся ли французы свободными или попадут под иго России, Австрии и Пруссии? После двадцати лет военной славы такое порабощение! <…> Говорят, что вся Европа целиком поднялась, чтобы нас уничтожить»
[1483]. Что можно было сделать шомонцам после отступления корпуса Мортье? Шомон, как и Лангр, не мог организовать сопротивление. Более того, писал Стинакер, оккупация Лангра лишила присутствия духа последних храбрецов, показала всю бесполезность защиты
[1484].
В 8 утра из лагеря союзников прибыл вюртембергский гусар, который пересек галопом город и отправился в мэрию, где объявил о взятии города союзниками и передал мэру приказы о расквартировании войск
[1485]. Дарденн упоминал, что, выйдя из мэрии, вюртембержец спросил, который час. Когда один услужливый молодой человек достал часы, гусар их просто у него отобрал. Так, иронизировал Стинакер, один человек захватил и город, и часы
[1486]. Видимо, не надо понимать все так дословно, как прочитавший Ф. Стинакера А. Уссэ: «…один-единственный вюртембержец» захватил целый город. Тот же Ф. Стинакер, сомневаясь в точности свидетельства по этому поводу Дарденна, мягко напоминал, что за этим гусаром стояла целая армия: IV корпус В. Вюртембергского.