Я лежу лицом в пол. Дышу ртом, дыхание отрывистое. Нос чем-то забит или перебит, так что каждый раз, когда я пробую вдохнуть через него, у меня сильный позыв к рвоте.
Я неподвижно лежу на полу и жду. Пробую шевелить пальцами на руках, проверяю, могу ли двигать пальцами на ногах и шеей. Все болит, и что-то подсказывает мне, что это хороший знак. Наконец я открываю глаза и оглядываюсь. В хижине стало светлее, входная дверь открыта нараспашку. Снаружи идет снег, а туман добрался до самой земли и висит тяжелой пеленой, словно небо и земная кора слились воедино.
Вокруг меня тишина. Я сразу же вспоминаю, что случилось перед тем, как меня вырубило, и вытягиваю голову вверх, чтобы проверить, тут ли Гуннар. Его здесь нет. Я с трудом поднимаю голову еще выше и вижу филейный нож на полу передо мной. Стиснув зубы, пытаюсь дотянуться до него, когда вдруг слышу шаги снаружи.
Я снова опускаюсь на пол и задерживаю дыхание. Борг останавливается, отряхивает снег с ботинок перед тем, как войти в дом, и встает прямо рядом со мной. Я слышу его тяжелое дыхание, чувствую его самого, нависающего тенью надо мной.
Он долгое время стоит так, не издавая звуков, кроме напряженного дыхания. Вдруг я чувствую что-то мокрое и тяжелое на затылке, и голову прижимает вниз и вбок. Я моргаю. Борг поставил мне на голову ногу и медленно давит, сильнее и сильнее.
Зубы ломит и кажется, что щека сейчас лопнет, когда Борг все сильнее давит мне на затылок. Однако я не издаю ни звука, позволив боли взять контроль над телом, наполнить ею каждую клеточку. Мне так больно – кажется, что зубы сейчас сломаются и выскочат из челюсти. Щеку разрывает от боли, и мне кажется, что череп треснет в следующее мгновение. Не знаю, смогу ли я дольше терпеть, все тело кричит, желая вырваться из этих тисков.
И в то мгновение, когда я собираюсь закричать, Борг перестает давить и убирает ногу с моей головы. Он еще долго стоит надо мной, не издавая ни звука. Наконец оборачивается и уходит. Я слышу, как он останавливается неподалеку, в динамике раздается треск, и голос Сольвейг Борг заполняет комнату.
Я неподвижно лежу на полу, пытаясь унять свой пульс. Затем начинаю двигать пальцами рук и ног и шеей, проверяя, все ли работает.
Я слышу, как Борг тасует карты, лежавшие на столе, и раздает их по кругу. Когда в дверь влетает новый порыв холода, я решаюсь открыть глаза. Нож пропал, а Борг сидит в кресле в компании двух трупов. Он склонился над столом, уперев локти в бедра и держит перед собой несколько карт. Кажется, он размышляет, пока наконец не делает ход и не берет новую.
– Твоя очередь, мама, – говорит Свейн Борг, наклоняется над столом к трупу матери и берет ее карты.
Я подтягиваю руку к лицу, ни на секунду не спуская глаз с дивана. Осторожно провожу ладонью, стирая кровь с глаз.
Вторую руку я также подтягиваю и кладу ладонью вниз рядом с лицом. Я вижу, как Борг выкладывает карту и откидывается на спинку кресла.
Когда начинается припев, я ставлю обе ладони на пол и аккуратно переворачиваюсь на бок, к открытой двери, останавливаюсь и снова лежу неподвижно.
– Тебе нужно принять карты, Улаф, – бормочет Борг. Он снова наклоняется над столом, собирает карты по центру и кидает их скрюченному телу справа. Пока он сидит так, я делаю новое движение, так что оказываюсь головой по направлению к выходу.
Когда Борг вновь встает, чтобы раздать карты матери, я подтягиваюсь на руках к двери. Если он сейчас повернется, то увидит, что я передвинулся.
Теперь мне не видно его, обзор загораживает спина на диване, и все же я жду начала следующей песни. Как только песня звучит, я делаю последнее движение к порогу. Встаю на четвереньки, поднимаю голову к свежему холодному воздуху, переваливаюсь через порог и выползаю на снег.
Глава 107
На улице все серо. Даже деревья и горы утопают в тумане. Я вижу следы Борга на земле у ступенек. Рядом с ними тянется след в виде желоба, ведущий из домика в лес.
Миновав последнее окно, я встаю на ноги, но тут же сажусь на корточки – от боли в лице темнеет в глазах. Я заставляю себя открыть глаза и, стиснув зубы, снова поднимаюсь и иду по следу на свежевыпавшем снегу.
Удалившись от хижины, я вдруг замечаю посреди болота то, что заставляет меня хватать ртом воздух и ускориться.
В центре болота стоит Гуннар по грудь в воде. Кажется, словно что-то под водой пытается затащить его в глубину, отчего мышцы лица и шеи вздулись, а кожа на них красная и в то же время белая от холода.
– Помоги мне, – сипит он в ужасе, заметив меня. Изо рта идет морозный пар, он смотрит почерневшим взглядом. – Я больше не могу.
– В чем ты застрял? – я снимаю куртку и захожу в ледяную воду. Холод обжигает кожу.
– Н-не знаю, – стонет он, и зубы стучат друг об друга. – Я пришел в себя, когда упал в воду. Поторопись, – Гуннар вглядывается в туман между озером и хижиной. – Ради бога, поторопись.
Меня уже начинает трясти от холода, так что зуб на зуб не попадает. Я делаю вдох и обхватываю обеими руками холодное как лед тело Гуннара, покрытое гусиной кожей, я как будто трусь о гору льда, пытаясь нащупать в воде его руки. Они связаны за спиной концом веревки, и я чувствую, как что-то тянет ее с другого конца.
– Как, черт возьми, тебе удается держаться над водой? – стону я, развязывая узел.
– У меня уже не получается, – хватает ртом воздух Гуннар. – Развяжи меня, черт возьми.
– Узел слишком тугой, я… – Я задерживаю дыхание, ныряю под воду, берусь за веревку и иду вдоль нее. Через пару метров я подхожу к подводному камню, или же это первичная горная порода, на которой я стою. Веревка исчезает за краем камня, где вода совсем черная и непроницаемая. Я сажусь на корточки, держа веревку, и тяну ее на себя, и сразу же нащупываю что-то похожее на металлическую раму. Я пробую выволочь раму через край камня, но быстро сдаюсь. Она слишком тяжелая.
– Рама тянет веревку на глубину, – говорю я, выныривая. – Я ни за что ее не вытяну.
– Черт, – шипит Гуннар, с силой наклоняясь к берегу. – Я больше не могу, я…
– Я попробую ослабить узел на раме, – говорю я, держа веревку вместе с ним. – Отпусти немного веревку, когда почувствуешь, что я тяну ее, чуть-чуть.
– Я утону, – хватает он ртом воздух.
– Да ни за что, – говорю я и снова ныряю. Я нахожу веревку, дохожу до узла и начинаю действовать. Кажется, легкие сейчас взорвутся, пока я развязываю, лицо онемело от холода, но наконец у меня получается развязать первый узел. Я сразу же начинаю следующий. Вскоре и он готов, и я чувствую, как натяжение веревки ослабевает, и рама исчезает в глубине. Я плыву обратно к Гуннару, беру его за руку и тащу за собой к берегу, где мы оба падаем в снег.
Я заставляю себя встать. Только сейчас я вижу, что Гуннар абсолютно голый, а его одежда плавает в камышах поблизости. Я развязываю ему руки, сажаю Гуннара и одеваю его в свою сухую верхнюю одежду. Закончив, поднимаю его за руку и волоку к деревьям.