Кох-и-Нур. Семейные трагедии, коварные заговоры и загадочные убийства в истории самого большого алмаза - читать онлайн книгу. Автор: Уильям Далримпл, Анита Ананд cтр.№ 53

Хотя англичане поверили, что проклятие Кох-и-Нура уничтожит только мужчину-монарха, королева Елизавета II решила не рисковать и воздержалась от ношения драгоценности. Теперь Кох-и-Нур находится на выставке в лондонском Тауэре, но «выход на пенсию» для алмаза не прошел безболезненно.

В 1947 году правительство Индии, только что вновь получившей независимость, попросило вернуть алмаз Кох-и-Нур. Одновременно правительство Ориссы, подконтрольное Индийскому национальному конгрессу, выступило со своим собственным заявлением, сославшись на завещание махараджи Ранджита Сингха на смертном одре, в соответствии с которым он завещал камень храму Джаганнатха в Пури. Оба требования были рассмотрены кратко. Британское правительство заявило, что алмаз был официально подарен тогдашнему суверену, королеве Виктории, его законным владельцем, махараджей Лахора. Чтобы подвести черту под этим вопросом, правительство добавило, что эта ситуация «не подлежит обсуждению».

Во время коронации королевы Елизаветы II, когда Кох-и-Нур появился в короне ее матери, Индия вновь направила просьбу вернуть камень, возможно, надеясь, что новый суверен будет более сговорчив. Ее тоже категорически отвергли.

В 1976 году Великобритания пережила самое жаркое лето за всю историю наблюдений за погодой. Вода была нормирована, и больницы переведены в состояние тревоги из-за всплеска экстренных госпитализаций и двадцатипроцентного увеличения «избыточных смертей». Жара также породила новую напасть: божьи коровки, обычно дружелюбные на вид насекомые с характерными малиновыми и черными пятнистыми спинами, необычайно расплодились. Двадцать четыре миллиарда божьих коровок роились по небу из-за неурожая и горящих лесов. Сотрудники Палаты общин, которым запретили снимать свои отличительные зеленые куртки, несмотря на температуру, вошли в историю, выйдя на демонстрацию в знак протеста, и часы Биг-Бена пережили свою первую и единственную серьезную поломку.

Его куранты молчали в течение трех недель, добавляя ощущение, что какая-то темная сила захватила Британию.

В августе того же года, в канун празднования Дня независимости Пакистана, когда температура в Лондоне поднялась до самого высокого уровня, Зульфикар Али Бхутто, премьер-министр Пакистана, написал своему британскому коллеге Джеймсу Каллагэну и потребовал возвращения алмаза Кох-и-Нур. Его претензия базировалась на том, что драгоценный камень был частью наследия Лахора и его забрали из сокровищницы именно этого города.

В письме пакистанский премьер осудил исчезновение «уникальных сокровищ, являющихся плотью и кровью пакистанского наследия». Возвращение Кох-и-Нура в Пакистан «стало бы убедительной демонстрацией духа, который добровольно побудил Великобританию избавиться от своего имперского бремени и возглавить процесс деколонизации». Бхутто добавил, что возвращение алмаза «будет символом новой международной справедливости, разительно отличающейся от нравов прошлого века, отличавшихся стремлением к захватам и узурпации».

Иск был полностью неожиданным и заставил и без того изнуренное правительство изрядно попотеть. Каллагэну потребовалось около месяца, чтобы ответить, но когда он это сделал, ответ снова был отрицательным. Он сказал, что «было четко сформулировано положение» о передаче Кох-и-Нура «британской короне… в мирном договоре с махараджей Лахора, который завершил войну 1849 года». Он продолжил: «В свете запутанной прошлой истории алмаза Кох-и-Нур, очевидного британского права на него и множества требований, которые, несомненно, были бы предъявлены ему, если бы его будущее когда-либо казалось сомнительным, я не мог посоветовать Ее Величеству Королеве, чтобы он был передан какой-либо другой стране».

Государственные служащие завели папку по этому вопросу и поместили туда письмо Бхутто вместе с бескомпромиссным ответом Каллагэна. Туда же добавили краткую историю Кох-и-Нура, в которой сотрудник Уайтхолла отмечал, что королева-мать совсем недавно носила бриллиант на коронации дочери. «Мне показалось, что получилось очень неловко!» – нацарапал Каллагэн.

Бхутто, возможно, продолжил бы переписку, если бы он не был свергнут в результате военного переворота год спустя и повешен через два года после этого.

Кулдип Наяр, посол Индии в Лондоне, в 1990 году снова поднял вопрос о возврате Кох-и-Нура. Подобно Бхутто, он осудил путь, каким был присвоен алмаз, называя его кражей, спонсируемой государством. Наяр настаивал, что законными были притязания Индии – и только Индии. Он позже вспоминал:

«Во время моего краткого пребывания в Великобритании я обнаружил, что британцы смущаются, когда я говорю им про Кох-и-Нур. При посещении лондонского Тауэра с моей семьей с целью увидеть индийские бриллианты, в том числе Кох-и-Нур… мы услышали извинения от британских чиновников, которые водили нас по выставке. Они сказали: «Нам стыдно показывать вам [бриллианты], потому что они из вашей страны». Вспоминается замечание, которое сделал наш старый слуга Мурли, рассмотрев алмазы: «Мы должны взять с собой Кох-и-Нур, когда вернемся в Индию». Его слова отражали общественное мнение Индии» ^[307].

Просьба Наяра также канула в небытие. Когда он стал членом Раджья Сабхи (верхней палаты парламента в Индии) в 2000 году, то вновь поднял этот вопрос: «Я получил петицию, подписанную примерно 50 депутатами парламента – лидер оппозиции Манмохан Сингх был одним из них, – с предложением обратиться к правительству Индии послать запрос британскому правительству о возвращении Кох-и-Нура. Джасвант Сингх, тогдашний министр иностранных дел, заверил меня, что правительство немедленно обсудит этот вопрос с Лондоном. Я предположил, что он сделал это» ^[308].

Позже выяснилось, однако, что этого не произошло.

Кох-и-Нур превратился из древней драгоценности, обладающей таинственной силой, в дипломатическую гранату. После Бхутто и Наяра ни индийцы, ни пакистанское правительство, казалось, не стремились поставить под угрозу отношения с Великобританией из-за Кох-и-Нура. Все другие попытки вернуть алмаз инициировались представителями общественности, часто вызывая смущение и раздражение властей в Дели и Исламабаде.

Призывы вернуть «украденный алмаз» не ограничивались Индией и Пакистаном. В ноябре 2000 года «Талибан» потребовал от королевы Елизаветы передать им Кох-и-Нур «как можно скорее». Предположительно, они хотели выставить его в Кабульском музее, пострадавшем от бомб. Пресс-секретарь по иностранным делам движения «Талибан» Фаиз Ахмад Фаиз настаивал, что алмаз был «законной собственностью» Афганистана, добавив, что «многие другие вещи», которые были украдены из Афганистана в колониальный период, теперь должны быть возвращены талибам для восстановления страны, разрушенной войной. Фаиз продолжал: «История алмаза показывает, что он был перевезен от нас в Индию, а оттуда в Великобританию. У нас гораздо больше прав, чем у индийцев».

Неудивительно, что из просьбы талибов ничего не получилось, и афганское правительство не предприняло никаких дальнейших действий.