За черным окном – море тюльпанов - читать онлайн книгу. Автор: Николай Пернай cтр.№ 64

– А мы тут как раз пирожки…

– Вот-вот, – заметил старый учитель. – Так и надо.

И все курцы покатились со смеху.

С первым классом работала молодая, но достаточно опытная учительница Анна Николаевна. Она обладала каким-то удивительно устойчивым оптимизмом, который был неподвластен ни плохой погоде, ни шалостям детей, ни плаксивости некоторых коллег в горькую годину. Она раза два-три за день заходила в учительскую и с веселой шуткой, иногда не без сарказма или забавной истории, говорила о своих учениках.

В начале нового, 1961 года, когда всем выдали зарплату новыми деньгами в связи с денежной реформой, Анна Николаевна, получив мелкими хрустящими бумажками свои 38 рублей 50 копеек – такая тогда была месячная ставка учительницы третьего разряда, – озадачила всех вопросом: «Интересно, а в магазине продукты будут продавать такими же мелкими порциями, как эти деньги?»

Она рассказывала, что в ее классе учатся двое детей, которые дружат с детского садика: Маша Распутина и Марат Халиуллин. И вот, почти каждый день аккуратная Маша на втором или третьем уроке тянет ручку и говорит: «Хочу на двор». Как только ее отпускают в туалет, поднимает руку Марат: «Хасю тувалет». Марат татарин и не выговаривает некоторые буквы, пояснила учительница. «И вот я стала задумываться, педагогично ли я поступаю?»

Этот Марат был просто героем эпоса первого класса. «Чудо из чудес мой Марат, – говорила Анна Николаевна. – Не хочет произносить звуки правильно. Я говорю: „Смотри, Марат, это цифра три, это цифра четыре“. Марат смотрит внимательно и говорит: „Сифра тыри, сифра ситыри“. Надо бы логопеда, да где его взять».

Но вот перед Новым годом Анна Николаевна проводит праздник прощания с букварем. Такова традиция. И все учителя идут на этот праздник, где, как на экзамене, первоклассники должны показать технику чтения и произношения. Свои умения должен показать каждый ребенок. Каково же было удивление, когда маленький мальчик, от горшка три вершка, Марат, известный всем заочно как «сифра ситыри», на чистом русском языке громко продекламировал:

Потом ясно и внятно, без запинки, нарочито четко артикулируя каждый звук, прочитал доставшийся ему текст.

Учительница улыбается и молчит. Ее дети сдали первый в своей жизни экзамен.

* * *

В конце февраля пришел вызов из института, и мне понадобилось снова добираться до города: нужно было лететь на экзаменационную сессию в Москву.

К сессии с грехом пополам я был готов, но когда подсчитал свои скромные доходы за последние месяцы – заскучал: денег едва хватило бы только на дорогу до Москвы и обратно. Что делать? Занять пару сотен у друзей? Но друзей-то я еще не нажил – были близкие товарищи, хорошие знакомые. Дня два маялся: ехать – не ехать? Решил сказать о своей головной боли Вите Бизитову.

– Сколько надо? – спросил Витя, зарплата которого раз в пять превышала мою.

– Сотни две-три.

– Бери сразу пять, чтоб потом не стрелять где попало.

– Когда отдавать?

– Когда сможешь – тогда и отдашь.

Так решился самый сложный для меня вопрос. Я был тронут: такой щедрости я не ожидал.

Потом какое-то время спустя Павел вспоминал тот, наверное, самый трудный и самый счастливый год в своей учительской биографии, когда ему довелось работать с такими простодушными и щедрыми людьми. Где, в каком месте можно найти таких парней, как в Брусничном, где тебе без всяких условий дают сумму, значительно превышающую стоимость дойной коровы?!

Был морозный день с ветерком. На попутном бензовозе знакомым уже путем, через Окинск, я добрался до города, а там на рейсовом автобусе до временного аэродрома. Купил билет за 56 рублей, сел в двухмоторный ИЛ-14 и полетел. Через сутки, с пятью посадками и ожиданиями в промежуточных портах из-за непогоды, прибыл во Внуково, а еще через два часа – в родной институт.

Мне повезло необыкновенно: экзамены и зачеты за зимний семестр удалось сдать досрочно в течение двух недель.

Оставалось еще три относительно свободных недели, и по приглашению своего приятеля по общежитию грузина Резо – он тоже был заочником на истфаке, но курсом младше меня, – в середине марта я поехал в город Сухуми.

Гостеприимные родители Резо приняли меня как родного и поселили в отдельной комнатке с видом на море и впадающую в него горную речку Келасури. После слякотной и хмурой Москвы нарядный вечнозеленый Сухуми казался Эдемом.

Я пользовался предоставленной мне свободой и предавался непривычному безделью и плебейским развлечениям: вволю отсыпался, целыми днями один или с Резо бродил по улицам, вдыхая экзотические, настоянные на переменчивом мартовском бризе, ароматы распустившихся мимоз, цветущих мандариновых деревьев, магнолий, лавра, австралийских эвкалиптов. В толпе праздной публики – немногочисленных курортников, чопорных местных старичков, дородных женщин в пышных нарядах, шумной местной «золотой» молодежи – я прогуливался по набережной у фешенебельной, утопающей в роскошном обрамлении цветов белокаменной, с сахарными колоннадами, гостиницы «Сухуми», яркого, как узорчатый пряник, театра оперы и балета, спрятанного в раковину бетона ресторана «Диоскурия», среди раскидистых пальм, пышных кустов рододендрона и прочих красот.

В первый же вечер Резо познакомил меня с кучей своих бесчисленных друзей, среди которых была чернобровая девушка Люба, которая была представлена как студентка местного пединститута. Люба на первый взгляд выглядела очень худенькой и стеснительной, но ее лицо, обрамленное строгой укладкой черных волос, собранных сзади в узел, с крупными чертами – благородным носом с чуть заметной горбинкой, пунцовыми пухлыми губами, абрикосовыми щеками с проявляющимися время от времени лукавыми ямочками, – все это взрослило ее и придавало значительность. Одета она была в строгий светло-серый костюм, облегающий тонкую фигуру, с повязанным на груди черным газовым шарфиком.

Во время групповых променадов, винопития – грузинское домашнее вино слегка кружило голову, всеобщего гвалта и трепотни Люба была немногословна, но время от времени с любопытством искоса поглядывала на меня, приезжего молчуна. Я вначале сильно смущался, но потом с какой-то отчаянностью осмелился-таки ответить на ее взгляд и вдруг ощутил невероятную притягательность распахнутых зеленовато-янтарных глаз. Поначалу показалось, что девушка относится к какому-то местному грузинскому или абхазскому роду, может быть, судя по внешнему виду, – даже дворянскому. Но оказалось, Люба – русская, из простой семьи.

Мы стали встречаться. В первый раз я пригласил ее разделить со мной ужин в маленьком загородном ресторанчике у речки Келасури. Скромный бюджет не позволял мне шиковать, но не мог же я, имеющий репутацию сибиряка, ударить лицом в грязь перед южанкой. Я заказал хачапури и по бокалу «псоу».