Простительная ложь. Вестник истины - читать онлайн книгу. Автор: Жаклин Уинспир cтр.№ 118

— Суть вы уловили, — кивнул Брэдли. — Ник никогда не был дурачком и понимал, откуда берется хлеб с маслом. Может, он и жил в вагончике на берегу — я никогда там не бывал, но много слышал об этом, — однако торговать умел.

— В каком смысле?

Американец кивнул официанту, который появился у их стола с серебряным кофейником, молочником и сахарницей, и не произнес ни слова, пока тот не отошел, разлив кофе по чашкам.

— Сливки?

— Нет, спасибо. Вы говорили о Нике, о его коммерческой жилке.

Брэдли сделал глоток.

— Большинство художников ничего не соображают в продажах. Отдают все в руки агентов, ребят вроде Свенсона. А Ник был заинтересован — заинтересован в моем интересе, понимаете? Он сам искал встреч со мной, мы много говорили и неплохо узнали друг друга.

— Ясно, — кивнула Мейси, поставив чашку на блюдечко.

— Что вам ясно?

Мейси кашлянула, непривычная к подобному, чересчур прямолинейному стилю разговора и смутившись при мысли о том, что точно такой же вопрос задавал ей недавно Стрэттон.

— Это просто фигура речи. Пытаясь понять натуру Ника Бассингтон-Хоупа, я пришла к выводу, что в нем было что-то от хамелеона. Художник — а не зря говорят, что художники оторваны от реальности очень впечатлительный человек, встретивший на войне ужасные вещи, но не побоявшийся их нарисовать. А еще он без страха изображал реальных знакомых. Поэтому, говоря «ясно», я просто имею в виду, что мне открылась еще одна, прежде незнакомая черта характера Ника. А если я не соберу все черты воедино, я не смогу помочь своей клиентке. Кстати, когда вы впервые узнали о картинах Ника? Почему решили собирать коллекцию? — без всякого перехода спросила она.

Брэдли затушил сигарету, потянулся было за следующей, но передумал.

— Непременно обращусь к вам, когда в очередной раз решу проверить кого-нибудь из потенциальных партнеров. — Он помолчал и продолжил: — Первым делом позвольте сообщить, что я тоже побывал на войне. К тому времени у меня уже был свой бизнес, но правительство завербовало меня советником по… скажем так, по всему на свете, пока первые пехотинцы не отправились за море в семнадцатом году. Я мог бы остаться в Штатах, однако предпочел лично посетить Францию, чтобы удостовериться, что работа выполнена на отлично. И оставался там до самого конца. Так что я разного насмотрелся, мисс Доббс, я знаю, что видели на войне попавшие туда мальчишки. А ведь здешние мальчишки пробыли там намного дольше наших.

Мейси не ответила — знала: на этой стадии разговора лучше всего дать собеседнику выговориться. Американец откинулся на спинку стула, его настороженность улетучилась. Он наконец-то вытащил вторую сигарету, подлил себе и Мейси кофе и, щелкнув серебряной зажигалкой с монограммой, прищурил глаз от тонкой струйки дыма.

— Свенсон предложил мне взглянуть на Ника, если не ошибаюсь, в двадцать втором. В галерее у него как раз висело несколько работ — разумеется, намного меньше, чем сейчас. Кроме них, Свенсон занимался старыми мастерами, которых скупал у семей, стоящих на грани банкротства. Меня он пригласил к себе одним из первых, я как раз был в Англии и тут же пришел в галерею, где убедился, что Ник — художник, которым я могу увлечься. Я ведь не из тех коллекционеров, что скупают все подряд. Нет, мисс Доббс, я беру только то, что мне действительно нравится. И тогда уж, — он посмотрел Мейси прямо в глаза, — ничего не пожалею. А работы этого парня мне понравились.

— Почему?

— Он сумел меня удивить! Писал просто и при этом — как там говорил Свенсон? — взвешенно. Ник не просто пугал зрителя кровавыми кишками, нет, он показывал… показывал… сущность! Да, сущность происходящего. И не шарахался от того, что видел на войне, вот что я сразу оценил, а добавлял чего-то такого…

— Истинности?

— Точно. Пытался добраться до истины.

— И вы начали его покупать.

— То тут, то там, как я уже сказал. Мне хотелось посмотреть на все, что он делал раньше, получить все, что он станет делать потом. Американский период — это, конечно, уход в сторону, но стиль все равно узнаваем, тем более не забывайте, там мои родные места, я знаю их вдоль и поперек.

— А как насчет последней коллекции? Насколько я помню, вы скупили ее целиком, не считая главной картины.

— Да. Заплатил, даже не видя. Я знаю, что беру, когда дело касается этого парня, а теперь, после его смерти, цена вообще подскочит. Хотя продавать я не намерен.

— Почему же насчет главной не договорились?

— Ник не захотел. Но я все равно ее получу, вот увидите. Пусть только найдут.

— Говорят, есть еще покупатель.

Брэдли только плечами пожал.

— Мелкая сошка. Нет, картина будет моей.

— А что вам о ней известно, кроме того, что она должна была состоять из нескольких частей?

— Ничего, Ник открыл мне только это, да я и сам подозревал…

— Почему?

— Посмотрите сами — он любил рисовать серии. Так что я уверен, что это триптих. Триптих о войне. Потому он мне и нужен.

Мейси никак не отреагировала, когда Брэдли, затушив сигарету, подался к ней, поставив локти на стол.

— Уверен, картина, чем там она в итоге ни окажется, стала квинтэссенцией — да, мне думается, я подобрал нужное слово, квинтэссенцией всех мыслей и чувств Ника о войне. Не забывайте, я видел, как он рос, менялся, пытался наладить свою жизнь с помощью искусства. Мне кажется, этой, последней картиной Ник прощался с прошлым, понимаете, он был готов шагнуть навстречу тому, что ждало его впереди, навстречу…

— Воскрешению? Перерождению? — предложила Мейси.

— Наверное. Да. Что-то подобное случилось с Ником в Америке. Но то стало скорее разведкой, краткой поездкой, а не переселением. — Брэдли кивнул. Помещение заполнилось людьми, пришедшими на ленч. — Еще вопросы, мисс Доббс?

— Еще парочка, если не возражаете. Мне хотелось бы знать, как давно вы сотрудничаете со Свенсоном? И каково это — с ним работать? Обещаю, все останется между нами.

— Со Свенсоном я познакомился перед войной, мы оба только начинали. Я как раз сделал первые деньги и желал побаловать себя. Когда я был мальчишкой, на нашей улице жил один сосед, настоящий джентльмен. — Брэдли ухмыльнулся, видя, что Мейси уловила намек. — Небогатый — у нас в округе богатых вообще не было, — но каждый день, уходя на работу, он оставлял дом в таком образцовом порядке, точно отбывал в Английский банк. Одежда его, хотя и не новая, была хорошего качества. Ничего о нем не зная, я считал его, как вы тут, в Англии, говорите, щеголем. Да, щеголем. И мне хотелось на него походить. Когда он умер, его семья продала все и уехала из города. И знаете что? Работал он на фабрике. Не в какой-нибудь шикарной конторе, а на обычной фабрике. И тратил жалованье на картины — картины разных-разных художников, начиная от таких, о которых никто никогда не слышал. Я тогда был очень молод, но все-таки купил парочку самых дешевых из тех, что мне понравились. Они и положили начало коллекции. К Свенсону я явился в девятнадцатом, когда жил в Лондоне, незадолго до отъезда домой. Приобрел у него кое-что, очень выгодно — в то время, после войны, вам тут было не до торговли, — и мы остались на связи. Мой бизнес пошел в гору, я стал проводить тут времени не меньше, чем дома. — Брэдли замолчал, потянулся было за очередной сигаретой, но передумал и, прежде чем продолжить, посмотрел Мейси прямо в глаза. — И хотя мы со Свенсоном сотрудничаем довольно давно, я уверен, он снял бы с меня последнюю рубашку, если бы мог. Мы уважаем друг друга, что не мешает мне ясно понимать, кто он такой. Жесткий бизнесмен, который прекрасно знает, что сейчас продается — а прямо сейчас хорошо продается европейское искусство, которое ваши герцоги, графы и принцы спешно достают с фамильных чердаков. Бог знает, откуда он их столько набрал, и только он, Свенсон, знает, что кому перепродать. Если где и есть сейчас кусок пирога с монеткой — в Лондоне, Париже, Риме, Генте или Амстердаме, — ищите в нем палец Стига Свенсона, не ошибетесь. — Американец встал и обошел вокруг стола, чтобы помочь Мейси отодвинуть стул. — Ник тоже видел его насквозь. Терпел, потому что знал, что Стиг всегда приведет покупателя, но следил за ним в оба глаза, как сокол.