Провидец Энгельгардт - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Антонов cтр.№ 43

«Вообще несчастие жизни семейственной есть отличительная черта во нравах русского народа. Сошлюсь на русские песни: обыкновенное их содержание – или жалобы красавицы, выданной замуж насильно, или упрёки молодого мужа постылой жене. Свадебные песни наши унылы, как вой похоронный. Спрашивали однажды у старой крестьянки, по отрастили вышла она замуж? «По страсти, – отвечала старуха, – я было заупрямилась, да староста грозился меня высечь». – Таковые страсти обыкновенны. Неволя браков давнее зло. Недавно правительство обратило внимание на лета вступающих в супружество: это уже шаг к улучшению…Пятнадцатилетняя девка и в нашем климате уже на выдании, а крестьянские семейства нуждаются в работницах».

Но ранние браки случались и в дворянской среде. Андрей Тимофеевич Болотов, о котором упоминалось выше, мелкопоместный дворянин и офицер невысокого чина в отставке, не мог бы найти себе богатую невесту, а среди тех дворянских семей, которые были равными ему по положению в обществе, нашёл одну девочку двенадцати лет, его с ней и сосватали. Правда, свадьбу сыграли лишь через два года, когда невеста достигла брачного возраста.

Цитированная выше интересная статья, видимо, в целом правильная, но ведь часто суть-то дела раскрывается в деталях. Такой деталью, на мой взгляд, может послужить описанное Энгельгардтом распределение труда в семье скотника Петра:

У него с женой Ховрой семеро детей. «Всё это семейство работает безустанно с утра до ночи, чтобы только прокормиться. Сам скотник Петр летом пасёт скот, зимой кормит и поит скот. В этой работе ему помогают два старших сына – Варнай (14 лет) и Андрей (10 лет). Летом скотник, встав на заре до солнечного восхода, выгоняет скот в поле и при помощи двух старших ребят пасёт его (младший, Андрей, обыкновенно носит ружьё против волков). В 11 часов он пригоняет скот на двор, где скот стоит до 3-х часов. В 4-м часу он опять гонит скот в поле и возвращается домой на ночь. И так изо дня в день. Зимой скотник, опять-таки при помощи двух старших ребят, кормит и поит скот: встав до свету, он задает первую дачу корма; когда обутреет, бабы доят скот, после чего скотник поит скот, гоняя на водопой каждый хлев особенно. После водопоя он задает вторую дачу корма, обедает и отдыхает. Под вечер вторично поит скот и задает третью дачу корма на ночь. Ночью зимой скотник не имеет настоящего покоя, потому что, несмотря ни на мороз, ни на вьюгу, он в течение ночи должен несколько раз сходить в хлевы и посмотреть скот, а когда коровы начнут телиться (декабрь, январь, февраль), он должен постоянно следить за ним и всегда быть начеку, потому что его дело принять телёнка и принести его в тёплую избу. Старшие ребята помогают скотнику раздавать корм, и даже десятилетний Андрей работает настоящим образом, по мере своих сил: запрягает лошадь, помогает брату накладывать сено на воз. Посмотрели бы вы, как он бойко ходит между коровами, как покрикивает на быка – и бык его боится, потому что у Андрея в руках кнут. Летом Андрей носит за отцом ружье, но при случае и сам выстрелит.

Жена скотника, скотница Ховра, доит коров с подойщицами, поит телят, кормит ягнят, готовит кушанье для своего многочисленного семейства – одного хлеба сколько нужно испечь, – обмывает и обшивает детей. В этих работах ей помогает старшая дочь, Аксюта (12 лет), и младшая, Солошка (6 лет), специальная обязанность которой состоит в уходе за маленькой Ховрой, которую она качает в люльке, таскает по двору, забавляет и нянчит. Прохор (8 лет) тоже помогает по хозяйству: он рубит дрова, и так как силёнки у него мало, то он целый день возится, чтобы нарубить столько дров, сколько нужно для отопления одной печки. Только Павлик (4 года) и маленькая Ховра (нет ещё и года) ничего не делают».

Как писал Некрасов, труд для крестьянских детей сначала оборачивался приятной стороной. Подростку был рад, когда ему поручали отвести коня на водопой, своё удовольствие было и в том, чтобы с другими сверстниками отправляться в ночное (вспомним «Бежин луг» Тургенева: «Выгонять перед вечером и пригонять на утренней заре табун – большой праздник для крестьянских мальчиков».) Однако вряд ли дети Петра и Ховры в свободное время идут гулять или играть со своими сверстниками, потому что у них этого свободного времени попросту нет, причём во все времена года, и в будни, и в праздники: ведь скот не оставишь без корма и пойла, а ещё его надо пасти. Тут бы хоть несколько часов ночью поспать, и им не до приятного времяпрепровождения в ночном.

И по части родительского попечения о нравственности не всё обстояло так благопристойно, как писала автор статьи. Энгельгардт, не претендуя на обобщение своих наблюдений, видел, что в крестьянских семьях того края, где он вёл хозяйство, семейные отношения часто бывали далеки от гармонии. Бабы и мужики (то есть жёны и мужья) нередко ругались, находились в антагонистических отношениях, каждая сторона, согласно обычному праву, владела своей долей имущества, при этом в масштабе деревни проявлялась и женская, и мужская солидарность:

«…во всё время работы бабы ругались немилосердно – как умеют ругаться только бабы – всё кляли мужиков, зачем те взяли эту работу: «Вот, взяли работу, чтобы им, чертям, пусто было». «Работай теперь на них, чтоб им животы выело», и т. д. и т. д., безостановочно, целые дни. Мужики отшучивались: «Не на нас работаешь, а на свою кишку – ведь жрала зимой хлеб». «Да, жрала, – ворчит баба, – чтоб тебе этот хлеб поперёк горла стал – сами пьянствуете, а тут убивайся». (Совсем уж неделикатные выражения я опускаю)... И на работе, и идучи с работы, и дома бабы без умолку точили мужчин. Те отбивались, отшучивались, однако же бабы пересилили, во всех делах, где задет бабий интерес, бабы всегда осиливают мужиков, и тот, кто заводит какое-нибудь новое дело, чтобы иметь успех, должен прежде всего обратить внимание, насколько будут задеты бабьи интересы в этом деле, потому что вся сила в бабах, что и понятно для каждого, кто, зная положение бабы в деревне, примет во внимание, что 1) баба не платит податей и 2) что бабу нельзя пороть. Оно, правда, и мужика нельзя выпороть без суда, но ведь устроить суд ничего не стоит».

Но почему же бабы были против этой работы, тогда как за другие работы берутся охотно и сами её ищут?

«Дело в том, что при обработке льна приходится более всего работать бабам, притом же часть работы приходится делать в то время – после филиппова заговенья, – когда бабы в деревне работают уже не на хозяина, не на мужика, а на себя…»

И далее:

«Мужикам нужны были деньги на уплату повинностей… Собрались мужички, погуторили и решились всей деревней взять у барина на обработку две десятины льну, заключили условие, получили половину денег в задаток… На барышки (в знак согласия) выпили водочки, которую, без того нельзя, поставил я, и весёлые возвратились домой. «Ишь нализались», – не преминули упрекнуть бабы. «Ужо как лён помнете, барин и вам поставит барышки», – задабривали баб мужики. «Черти, – отвечали бабы, – только бы водки налопаться, душу заложить черту рады». – «Эх вы, бабьё, дуры, а подати вы, что ли, платить будете? Погодите, вот приедет становой за подати ваши андараки (юбка или сарафан) опишет». – «Не за тебя отвечать я буду. Ты, что ли, мне андарак справлял? Я андарак свой принесла, в девках выработала». – «Знаем, чем ты его в девках выработала». – «Чем ни выработала, а андарак у меня свой». – «Молчи, не то поленом убью». – «Так тебе и замолчала…»