Ленин в поезде - читать онлайн книгу. Автор: Кэтрин Мерридейл cтр.№ 57

В городе, страдавшем от постоянного дефицита топлива, полагали, что выбор большевиков пал на дом Кшесинской из-за того, что в нем имелся огромный запас печного угля – подарок одного из влиятельных великих князей¹⁰. Как бы то ни было, теперь эта женственная обитель превратилась в главный штаб большевиков – резиденцию Петербургского комитета РСДРП(б). Старинную мебель вынесли, рассказывает Суханов,

изысканные плафоны и стены совсем не гармонировали <…> с примитивными столами, стульями и скамьями, кое-как расставленными для деловых надобностей.

В ночь, когда сюда прибыл Ленин и во дворе особняка постепенно остывали моторы автомобилей, в парадной гостиной заканчивали накрывать щедрый шведский стол. В соседнем помещении – белом концертном зале с большим роялем, напоминавшим о былой славе особняка, – старые друзья, встретившиеся после долгой разлуки, обнимались, целовались и говорили все разом. Человек с меньшими амбициями, вероятно, с удовольствием присоединился бы к радостной дружеской компании вокруг самовара, но Ленин не хотел упускать миг общественного воодушевления. Он быстро разыскал дверь на балкон – единственную открытую часть здания, выходившую на проспект. Рядом с виллой громоздилась петроградская мечеть – в этот час не более чем силуэт на темном фоне, по другую сторону проспекта угадывались нагие призраки деревьев парка. Наклонившись в темноту, ближе к аудитории, Ленин, уже совершенно охрипший, вновь стал говорить. Суханов вспоминал:

“Грабители-капиталисты! – слышалось с балкона. – …Истребление народов Европы ради наживы кучки эксплуататоров. Защита отечества – это значит защита одних капиталистов против других..”

При этих словах Суханов услышал из группы стоящих рядом солдат:

Вот такого бы за это на штыки поднять. <…> А?.. Что говорит!.. Слышь, что говорит! А?.. Кабы тут был, кабы сошел, надо бы ему показать! Да и показали бы! А?.. Вот за то ему немец-то… Эх, надо бы ему!..¹¹

Ленин в конце концов вернулся с балкона, однако попить чая вождю революции еще долго не удавалось. Лишь около двух часов ночи гостей большевиков наконец пригласили вниз, в большой зал, где собралось около двухсот человек. Тщательно отрепетированные приветственные речи были полны привычных штампов о демократии, свободе и успехах революции.

Ленин претерпевал потоки хвалебных речей, – писал (не присутствовавший при этом) Троцкий, – как нетерпеливый пешеход пережидает дождь под случайными воротами¹².

Вся эта часть вечера, “в общем, довольно однообразная и тягучая” (Суханов), казалась такой же душной, как собранные в рюш белые портьеры, сохранившиеся на окнах балерины. Но аплодисменты еще не стихли, когда Ленин поднялся с места с ответной речью – наступательной и даже агрессивной. Эта речь во всех отношениях была шедевром ораторского искусства, а если учесть, что она звучала из уст немолодого человека, который только что восемь дней и ночей провел в нервной, мучительной поездке, то казалось настоящим чудом.

Ленин читал лекцию товарищам полных два часа. Записи этой речи сделал один-единственный человек – Суханов, которому с помощью кого-то из высокопоставленных большевиков удалось контрабандой пробраться в дом.

Мне не забыть этой громоподобной речи, потрясшей и изумившей не одного меня, случайно забредшего еретика, но и всех правоверных, – пишет он. – Я утверждаю, что никто не ожидал ничего подобного. Казалось, из своих логовищ поднялись все стихии, и дух всесокрушения, не ведая ни преград, ни сомнений, ни людских трудностей, ни людских расчетов, носится по зале Кшесинской над головами зачарованных учеников¹³.

“Учительские” ассоциации возникли и у Троцкого:

Его речь, комментировавшая “тезисы”, проходит <…>, точно влажная губка учителя, стирающая с доски то, что на ней было написано запутавшимся школьником¹⁴.

Ленин обрушил на своих старых друзей в Петросовете настоящие громы и молнии. Но он атаковал и Временное правительство, видя в сотрудничестве с ним “смерть социализма”, и “революционное оборончество” (“измена социализму”), и даже набросился на саму идею коалиции с любой другой социалистической партией – прежде всего с меньшевиками, – которые якобы одобряют продолжение войны. Суханов:

Громоподобный оратор обрушился на тех, кто облыжно выдает себя за социалистов. Это не только наши советские заправилы. Это не только социалистические большинства Европы. Это не только ныне разросшиеся меньшинства, <…> во главе пролетариата ведущие борьбу за мир, против империализма своих стран. Все эти “социалисты” – народ заведомо и давно отпетый. Обо всех этих группах нельзя допускать и мысли как о возможных соратниках, союзниках, товарищах. <…> Надо немедля отряхнуть от ног своих прах социал-демократии, сбросить “грязное белье” и назваться “коммунистической партией”.

Но самым мощным ударом прозвучало заявление Ленина о том, что первый этап революции завершен. Специфика нынешней ситуации, объяснял он, состоит в том, что общество вступает во вторую фазу революции, когда власть должна перейти в руки пролетариата и беднейшего крестьянства:

Не надо нам парламентарной республики, не надо нам буржуазной демократии, не надо нам никакого правительства, кроме Советов рабочих, солдатских и батрацких депутатов!

Это и в самом деле, по ощущению Суханова, звучало как гром среди ясного неба:

Ни о чем подобном никто из внимавших учителю в зале Кшесинской доселе и не заикался. И понятно, что всеми слушателями, сколько-нибудь искушенными в общественной теории, формула Ленина, выпаленная без всяких комментариев, была воспринята как чисто анархистская схема¹⁵.

Главное, говорил Ленин, – понять скрытые пружины классовой политики. Буржуазия неспособна покончить с войной, потому что она в ней заинтересована. Было бы непростительной ошибкой думать, что она добровольно отдаст свою добычу, и всякая уступка с ее стороны окажется в конце концов ловушкой. Сотрудничая с буржуазией, меньшевики Исполкома предают революцию, и каждый большевик, голосующий за союз с ними, становится, как и они, предателем.

“Правда” требует от правительства отказаться от аннексий, но у правительства капиталистов требовать, чтобы оно отказалось от аннексий, восклицал Ленин, – бессмыслица, вопиющая насмешка! Все встречи, поиски формулировок, промежуточные победы, ночные переговоры, телефонные звонки – всё это было разом объявлено глупым и бессмысленным. Пришло якобы время пролетариату самому взглянуть в будущее и взять власть в свои руки:

Империалистская война не может не перейти в войну гражданскую. И она может быть закончена только войной гражданской, только всемирной социалистической революцией! ¹⁶

Своей речью Ленин заставил изрядно растеряться всех, кто его слушал в зале особняка Кшесинской. По словам Суханова,

большевистская секта продолжала пребывать в недоумении и растерянности. И [незначительная] поддержка, которую нашел себе Ленин, пожалуй, ярче всего подчеркивала его полную идейную изолированность не только среди социал-демократии вообще, но и среди своих учеников в частности¹⁷.