Военная контрразведка: Тайная война - читать онлайн книгу. Автор: Николай Лузан cтр.№ 5

Добржинский молчал, а большая часть его агентов все еще оставались на свободе и продолжали действовать. Он, идейный противник советской власти и «военная косточка», свято чтивший кодекс офицерской чести, категорически отказывался давать показания. Интенсивные допросы и угрозы смертью не дали результатов. Но в контрразведке, также как и в разведке, главное — поединок умов. И в этом Артузов оказался более искусным, чем Добржинский. Он изменил тактику допросов. Теперь допросы походили скорее на споры двух идейных противников. Такой подход к ведению допросов оправдал себя. Артузов нашел путь не только к уму, но и к сердцу польского резидента.

Спустя много лет, 22 марта 1937 года, Артузов так вспоминал о том поединке с Добржинским: «Дело Сосновского (эту фамилию Добржинский взял после перехода на службу в ОО ВЧК. — Авт.) было не маленькое дело ВЧК. За него я получил орден. Я знаю, что Дзержинский советовался с Лениным по этому делу…

В 1920 году, во время войны, я поймал Сосновского, который был главным резидентом польского штаба на советской территории. Во что бы то ни стало я должен был добиться его показаний и выдачи его большой сети польских офицеров и прочих шпионов.

При арестах эти молодые польские патриоты отстреливались и не сдавались живыми (так был убит один помощник Сосновского. Его мы выследили еще до поимки Сосновского).

Сосновский был первый, кого т. Карин при аресте неожиданно схватил за руку и не дал ему возможности стрелять. От показаний Сосновского зависела судьба военной польской разведки во время войны 1920 года.

И я добился показаний. Причем помогли не угрозы (они не действовали), а сила аргументов ленинской партии…

Дзержинский разрешил обещать Сосновскому не стрелять идейных пилсудчиков из его людей, а выпустить в Польшу под честное слово — не заниматься больше шпионажем против нас.

На этом условии Сосновский дал свои показания. Мы сыграли на его революционном романтизме и сняли польскую сеть.

Обещание было приказано выполнить. Несколько польских офицеров было выпущено после политической обработки…»

Для них, революционных романтиков, к каковым, вне всякого сомнения, относились и Артузов с Дзержинским, «честное слово» много значило. Дав его Добржинскому, Артур Христианович рассчитывал этим не только нейтрализовать польскую разведывательную сеть. Он смотрел гораздо дальше. В польском резиденте, профессионале с незаурядными способностями, Артузов увидел и глубоко порядочного человека. Такой человек, став союзником советской власти, мог бы принести значительную пользу в решении стратегических задач контрразведки. При достижении этой цели Артузов выбрал, пожалуй, единственно правильный путь. Противника, которого нельзя ни купить, ни запугать, можно сделать своим союзником лишь силой убеждения и личного обаяния.

Ради этого Артузов не жалел ни времени, ни сил. Дело сдвинулось с мертвой точки, когда он подключил к допросам-беседам с Добржинским видного деятеля ЦК Компартии Польши Юлиана Мархалевского. Авторитет бывшего узника царских тюрем и блестящие полемические способности Юлиана произвели сильное впечатление на Игнатия. Под воздействием бесед с Мархалевским он стал менять свои взгляды на то, что происходило в России и в Польше.

Позже Добржинский так вспоминал об этом: «Больше допросов не было, меня начали воспитывать, повезли в Кремль к Мархалевскому… Мархалевский произвел на меня сильное впечатление. Говорили о Польше, о Пилсудском».

Беседы Артузова и Мархалевского с Добржинским продолжались, и вскоре они дали результат. Постепенно во взглядах польского резидента стали происходить изменения в оценке того, что раньше совершал он сам и его агенты. Настал момент истины: Артур Христианович посчитал, что пришло время главной беседы. Опираясь на порядочность Игнатия и неприятие им тактики и методов действий польских диверсионных отрядов, жертвой которых в большинстве случаев становилось мирное население, он предложил: «Под честное слово не подвергать репрессиям тех агентов, кто выполнял задания из идейных соображений, и отдать под суд только тех, кто сотрудничал за деньги, в ответ на его признательные показания».

Добржинский, считавший свою участь предрешенной, вряд ли ожидал такого поворота дела. Сам далеко не новичок в разведке, имевший на личном счету десятки вербовок агентов, он находился в сомнениях. Но когда обещания Артузова подтвердил Дзержинский, что «после проведения следствия и установления полной картины деятельности резидентуры все агенты, являющиеся польскими гражданами, будут высланы за пределы РСФСР», Добржинский заговорил.

Свое честное слово Дзержинский с Артузовым сдержали. Именно это предопределило отношение Игнатия к советской спецслужбе и его будущую судьбу: он стал ее союзником. Первое задание, которое ему предстояло выполнить, было связано с ликвидацией второй польской резидентуры, действовавшей в Петрограде. Ее резидент Виктор Стацкевич, работавший на центральной военной радиостанции и использовавший ее для связи со 2-м отделом польского Генштаба, насколько знал Добржинский, тяготился сотрудничеством с «двуйкой» и сочувствовал большевикам. Перед чекистами открылась еще одна уникальная возможность и эту агентурную сеть взять под свой оперативный контроль.

По согласованию с Дзержинским Артузов вместе с Доб-ржинским выехали в Петроград. Там Игнатий провел подготовительную беседу со Стацкевичем, в результате которой тот сам пришел в номер гостиницы, где остановился Артузов.

В разговоре с Артузовым Стацкевич сообщил известные ему сведения о резидентуре и выразил согласие сотрудничать с ВЧК. Таким образом, к концу июля 1920 года польская разведывательная сеть в России перестала существовать, а в жизни и судьбе Игнатия Добржинского наступил новый и важный этап.

По ходатайству Артузова он был зачислен в состав опергруппы как сотрудник для особых поручений О О ВЧК. В целях конспирации и собственной безопасности Игнатий взял себе фамилию Сосновский и до конца жизни носил ее. В августе вместе со Стацкевичем и Артузовым он выехал на Западный фронт и приступил к выполнению очередного задания, на этот раз связанного с проникновением в нелегальные структуры «Польской организации войсковой» — подпольной военной организации, созданной во время Первой мировой войны в целях борьбы за освобождение польских территорий из-под российского владычества.

К тому времени обстановка на фронте серьезно осложнилась. Правительство Пилсудского, опираясь на поддержку белогвардейцев и политических кругов Великобритании и Франции, предприняло очередную попытку свергнуть власть большевиков. Против Красной армии были брошены все резервы. Ее тяжелое положение на фронте осложнялось разведывательно-повстанческой деятельностью ПОВ. В связи с этим Сосновский и Стацкевич вынуждены были приступить к выполнению задания немедленно. Они пошли по кратчайшему и весьма рискованному пути — искать себе помощников среди актива организации.

Опытный оперативник и тонкий психолог, Игнатий знал, как подобрать ключ к сердцу человека, пусть даже противнику, — к пленным членам ПОВ. Не только яркий дар убеждения, но и собственный пример стал весомым аргументом для ряда из них. После нескольких дней активных бесед на сторону чекистов перешли сначала два, а затем еще три человека. Опираясь на эту группу, Сосновский приступил к реализации оперативного замысла по проникновению в нелегальные структуры ПОВ.