В 1934 году, по возвращении в Улан-Удэ, Каймадо-Пак восстановил связь с японской разведкой и передал резиденту Хая Си добытые материалы. Их содержание, а также три вербовки, проведенные среди инженеров местного паровозоремонтного завода, произвели на руководство разведки сильное впечатление. Вскоре Каймадо стал самым перспективным резидентом в Советском Союзе.
В течение следующих трех лет резидентура работала как швейцарские часы и добывала ценную информацию даже в 37-м году.
Здесь Янагита болезненно поморщился при воспоминании о том времени. Тогда японская разведка потеряла в СССР большую часть своих резидентов и агентов; они попали под безжалостную «косу» репрессий.
Но Каймадо-Пак и на этот раз нашел выход: он подставился на вербовку и вскоре стал для Управления НКВД по Приморскому краю ценным агентом-разработчиком «вражеского элемента». В дальнейшем это открыло емудорогу в советскую разведку, а японской разведке позволило приобрести уникальную возможность контролировать деятельность советской шпионской сети в Маньчжурии. Часть ее со временем оказалась в застенках, а другая регулярно подпитывала дезой командование Забайкальского фронта. О результатах последней работы Каймадо-Пака, выявленных восемнадцати большевистских агентах в Харбине, Дацине, Цицикаре, Синьцзине, генерал Янагита лично доложил в Токио. Не задержав внимания на своем рапорте, генерал перешел к очередному донесению резидента Каймадо.
В это время раздался телефонный звонок из приемной. Генерал отложил дело в сторону, но так и не услышал окончания доклада адъютанта. Каймадо знал себе цену и без приглашения появился в дверях кабинета. За его спиной бледным пятном отсвечивало растерянное лицо дежурного. Генерал поморщился, раздраженно махнул рукой — дежурный растворился в полумраке приемной — и немигающим взглядом уставился на резидента.
Ниумура поднялся из кресла и с любопытством наблюдал за этой молчаливой «перестрелкой» генерала и капитана. Первым опустил глаза генерал и сделал шаг навстречу Каймадо. Они крепко пожали друг другу руки, а затем Янагита пригласил пройти в заднюю комнату, за кабинетом. Пока они рассаживались за столом, Ниумура погасил верхний свет и включил торшер.
В его свете жесткие черты Каймадо смягчились. В них, как показалось Ниумура, проглядывала усталость. С последней встречи, а это было год назад, когда русская военная разведка перебросила его в Маньчжурию, чтобы разобраться в причинах провала своей агентурной сети в Харбине и восстановить связь с теми, кто уцелел после разгрома, он заметно постарел. В уголках рта залегли глубокие складки, густая седина усыпала виски, а и без того жилистое, узловатое тело еще больше высохло и напоминало корень прошлогоднего женьшеня. Прежними в нем остались глаза: спрятавшись за сильно выступающими скулами, они, как и раньше, цепко смотрели на собеседника.
Янагита широким жестом провел рукой над столом. Ниумура разлил по бокалам дорогой французский коньяк и вопросительно посмотрел на генерала. Тот выдержал долгую паузу и затем произнес тост:
— За капитана японской разведки Каймадо и его усердную работу!
С того памятного для Каймадо дня минуло полтора года. За это время в чудовищной топке войны сгорели миллионы человеческих жизней. Лучшие сыны Японии сложили свои головы в Индокитае и на островах Тихого океана. Войне с янки не было видно конца. Не лучше обстояли дела и здесь, в Маньчжурии. Квантунская армия так и не сдвинулась ни на шаг. Все усилия его и резидентуры оказались напрасны. Трусливые политики в Токио не поверили его информации о переброске в октябре 1941 года под Москву 18 советских дивизий с Дальнего Востока.
И сейчас, сидя в вагоне поезда, мчавшегося в Харбин, Каймадо при одном только воспоминании об этом заскрипел зубами от ярости. В душе была ледяная пустота. Ее холод не смогла растопить даже короткая встреча с родными в Корее, которую организовал Янагита перед тем, как снова направить его в СССР. Он с трудом узнал сестру и брата. Они пришли к нему из другого мира, давно уже забытого им.
Город встретил Каймадо трескучими морозами. Русский Дед Мороз вел себя в Маньчжурии по-хозяйски. На вокзале его ожидал капитан Кокисан. На этот раз они поехали не в японскую военную миссию, а на конспиративную квартиру. Там под охраной немногословной прислуги специалисты японской разведки принялись шлифовать с Каймадо последние детали легенды возвращения в СССР, способы связи с разведцентром и задание. Наряду со сбором разведывательной информации о частях Красной армии ему поручалось «установить глубоко законспирированных агентов Хен Ги Сера, Ма Вен Зия и Ома, взять их на личную связь и включить в работу резидентуры».
На второй день подготовка была свернута. События на Восточном фронте, под Сталинградом, где в «котле» переваривались остатки 6-й армии генерал-фельдмаршала Паулюса, развивались столь стремительно, что генерал Янагита вынужден был поторопить Кокисана с отправкой Каймадо в СССР. Японская разведка позарез нуждалась в свежих данных о частях Красной армии, дислоцировавшихся на Дальнем Востоке.
14 февраля 1943 года Каймадо выехал из Харбина в сопровождении майора Дейсана и капитана Кокисана. На следующий день они были на станции Ери, от нее до русской границы — рукой подать. Здесь им пришлось провести пять дней, чтобы вжиться в обстановку и изучить пограничный режим.
Наступило 20 февраля. Дождавшись, когда сгустились сумерки, Каймадо спустился на лед Амура и, пользуясь темнотой, благополучно перешел на советский берег. Но далеко уйти ему не удалось, пограничный наряд задержал нарушителя в нескольких километрах от реки.
На допросе у начальника заставы Каймадо-Пак вел себя уверенно. Легенда прикрытия, отработанная в Харбине, не должна была вызвать сомнений у капитана-пограничника. Но опытный служака, повидавший всякого на своем веку, со знанием дела «тянул жилы» из нарушителя. Ситуация осложнилась. Каймадо-Пак начал «плыть» на деталях и, чтобы окончательно не запутаться, выложил свой главный козырь. Он потребовал связать его с начальником разведотдела Забайкальского фронта.
Это произвело впечатление на капитана-пограничника, но, прежде чем звонить разведчикам, он решил подстраховаться и доложил дежурному Особого отдела фронта о задержании нарушителя. Тот распорядился доставить его в отдел. У особистов имелись веские причины задержать передачу Пака в разведотдел фронта. По данным зафронтового агента, внедренного в японскую военную миссию в Харбине, она располагала «крупным шпионом, действующем в советской разведывательной сети».
В тот же день Пака доставили в Особый отдел фронта. На допросе у старшего следователя старшего лейтенанта В. Скворцова он подтвердил то, что рассказал начальнику погранзаставы, и, ссылаясь на наличие важной информации, потребовал немедленной встречи с руководством разведотдела. Скворцов не спешил с ее организацией и направил к военным разведчикам запрос. Ответ пришел быстро. В разведке подтвердили принадлежность Пака к своей нелегальной зафронтовой сети и, чтобы окончательно рассеять подозрения у особистов, сообщили о том, что «…он направлялся в город Цицикар с важным заданием. Занять прочную легализацию. Добыть информацию о японских частях и восстановить связь с закордонным агентом Ваном».