– Моя мать называет их «медальонами Нептуна». Видишь, это совсем как медальон, который ты носишь на шее. Жаль, что я не могу подарить тебе серебряный. Ты поместила бы в него наши портреты, и мы были бы вместе, даже когда врозь.
– «Медальон Нептуна», – задумчиво повторила Элла. – Мне это нравится. Я буду дорожить им, как если бы он был сделан из серебра.
Он накрутил прядь ее волос на свои пальцы и гладил их шелковистые кончики большим пальцем.
– Я только сейчас понял, кого ты мне напоминаешь! – внезапно воскликнул он. – С того самого момента, как я впервые увидел тебя на пристани, это постоянно беспокоило меня, что-то ускользающее, неуловимое, и я пытался найти это сходство в каждом наброске, который делал с тобой… Теперь я вспомнил. Картина Боттичелли «Рождение Венеры». Ты видела ее? Юная богиня, рожденная из морской пены, стоит на такой же раковине, как эта, и ее уносит ветром на берег волшебного острова. Точно так же, как тебя занесло сюда, на остров Ре, чтобы мы нашли друг друга. Ты – моя Венера, и однажды я напишу картину с тобой, подобно Боттичелли. Картину, которая заставит людей понять: единственное, что действительно имеет значение на небе и на земле, – это красота.
Она улыбнулась, запрокинула лицо и снова поцеловала его, соединив их сердца вместе так, что они стали двумя половинками прекрасного целого, как раковина, которую она сжимала в ладони.
2014, Эдинбург
Сегодня хороший день: без истерик и криков, без жутковатого ухода Финна из реального мира, который не имеет для него никакого смысла, который подчас заставляет его рвать на себе волосы и в панике царапать лицо, иногда до крови. Обычный, заурядный день для большинства других людей, но для нас дни, похожие на этот, настолько редки и далеки друг от друга, что становятся чем-то особенным.
Дэн нашел социальный проект, о котором он слышал от кого-то на огороде, куда иногда берет с собой Финна. Проект финансируется городским советом, базируется на клочке заброшенной земли в пригороде и предполагает строительство сада для детей с особенностями развития.
– Финн всегда гораздо спокойнее на улице, – с энтузиазмом рассказывает Дэн, пока мы сидим вечером за кухонным столом, ужиная спагетти болоньезе. – Когда мы возимся на огороде, это, похоже, успокаивает его, кажется ему деятельностью, которая имеет смысл. Возможно, земля дает ему силы так же, как растениям.
Уже поздно. Я перебираю еще несколько писем Эллы, а Дэн заканчивает вытирать сковородку и промакивает руки полотенцем, прежде чем повесить его на дверцу духовки.
Он сейчас подле кухонного шкафа, где рядом со связкой ключей и пачкой счетов стоит фотография в рамке: я со своей мамой и Финном, вскоре после его рождения. Мы с Дэном привезли его домой из больницы, и уже через несколько дней я была в полном отчаянии, пытаясь заставить его поесть и поспать.
Все выглядело так просто и логично в книжках для будущих мам, которые я купила и проштудировала. Так почему же у меня ничего не получалось? Почему мой маленький сын кричал от боли и ярости, когда я прижимала его к своей груди? Почему я не могла утешить его, успокоить своими объятиями, колыбельными, нежными похлопываниями по спинке и долгими часами хождения взад и вперед с ним на руках?
Мама приехала поездом сразу же, как только услышала в телефонной трубке рыдания и мое признание поражения в попытках кормить Финна грудью. И как обычно, ее невозмутимое присутствие успокоило: она готовила бутылочки с молоком и бережно помогала мне найти способы утихомирить моего малыша. Она вернула мне уверенность в себе, как делала всегда в моем детстве. Теперь, когда я сама стала матерью, с благодарностью вспоминаю, как она попеременно то уговаривала, то подбадривала меня во время школьных драм, больше напоминавших сцены из мыльных опер. И как она мягко, но твердо поддерживала меня во время неуклюжей, пугающей стадии переходного возраста или в пору экзаменов. На фотографии я держу на руках Финна, который, к счастью, спит. А моя мать сидит на подлокотнике дивана рядом со мной, обнимая меня за плечи. Я вымученно улыбаюсь, когда Дэн делает этот снимок. А вот моя мать, Рона, смотрит на дочь и внука с выражением беззаветной любви.
Мне трудно понять, как у мамы сочетаются эти две стороны характера: как может кто-то, столь теплый и любящий по отношению к другим, не пускать в свою жизнь собственную мать? Когда я смотрю на фотографию в рамке, я понимаю, что ей, наверное, было очень больно, раз она прибегла к такому радикальному способу защиты.
Дэн замечает мой взгляд и слегка поправляет фотографию. Я улыбаюсь ему, потирая затекшую шею и откладывая в сторону письма, которые только что читала. Бумага пожелтела от времени, но каракули Кристофа и французские завитушки Каролин все еще четко видны на ней после стольких лет, а слова их по-прежнему наполнены любовью к Элле.
Париж
1 сентября 1938 года
Дорогая Элла!
Это мой первый день в банке. Ощущение такое, будто меня посадили в тюрьму! Я пишу тебе, притворяясь, что делаю заметки о системах бухгалтерского учета, которые мы будем использовать для клиентов, потому что я скучаю по тебе больше, чем когда-либо, и это единственный способ остаться в здравом уме, чтобы иметь возможность вернуться завтра и сделать все это снова.
Мне невыносимо думать, что это может быть пожизненное заключение. Но сама мысль о тебе заставляет меня верить, что все возможно: настанет день, когда мы снова будем вместе, где-то, как-то, но я НАЙДУ способ зарабатывать на жизнь своим искусством. Осознание того, что ты понимаешь, что ты веришь в меня, дает мне силы.
Мысленно я нахожусь на «Бижу», плыву далеко за мысом, к тому месту, где океан цвета твоих глаз. Мои воспоминания о прошедшем лете помогут мне пережить унылые будни, проведенные взаперти в этом скучном офисе, пока я снова не увижу тебя. Усердно трудись в Эдинбурге, а я буду усердно трудиться в Париже, понимая, что там, за пределами ограничивающих нас стен, ждет другая жизнь. Эти стены никогда не смогут заточить наши сердца, и мое бьется немного быстрее, когда я вспоминаю ту ночь в дюнах и думаю, как чудесно будет снова поцеловать тебя.
Извините за кляксы – месье Арно, мой тюремщик, пришел узнать, не требуется ли мне еще какая-нибудь консультация по поводу методов и инструментов ведения бухгалтерского учета, дал мне копию банковского регламента на случай, если я захочу сегодня вечером почитать его дома, так что мне пришлось спрятать это письмо под гроссбухом немедленно! Я улыбнулся и кивнул, хотя очень хотелось сказать ему, что у меня нет ни малейшего желания проделывать все это, так как сегодня вечером я буду работать над рисунком прекрасной девушки, которую встретил этим летом на острове Ре и которая полностью завладела моим сердцем. Сейчас нас отпустили, вернее выпустили за хорошее поведение, так что я поспешу на почту, чтобы отправить тебе это письмо.
С любовью,
Чуть позже, когда мы с Дэном поднимаемся на второй этаж, я останавливаюсь у двери спальни Финна. Письмо Кристофа, наполненное мечтами о другой жизни, напомнило мне, в какой ловушке мы сейчас находимся. Сможем ли мы переехать за город? Будет ли там легче? Город – это место, где работает Дэн, или, по крайней мере, будет, когда снова найдет работу, а в данный момент мой оклад преподавателя – это единственный способ оплачивать счета. И здесь Финну созданы все условия, нам удалось определить его в спецшколу, где он, кажется, лучше справляется. Мы сейчас на плаву. Пока переезд – это только планы, и над ними стоит еще подумать. Поменяв что-то серьезно, мы рискуем пойти ко дну.