Заметки на биополях. Книга о замечательных людях и выпавшем пространстве (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Олег Хлебников cтр.№ 38

Но не хочется заканчивать про Самойлыча (которого все близкие до смерти называли Дэзиком) на грустной ноте. И потому – вот одна простая история.

Я решил познакомить с ним мою жену Анну Саед-Шах. Он в это время лежал в больнице «с сердцем». Мы пришли его навестить.

Палата была многолюдной. Самойлыч нашему приходу обрадовался и тут же позвал в «предбанник» мужского сортира покурить – наличие молодой сексапильной дамы его не смущало. Ее, к моему удивлению, не смутило тоже. Только мы затянулись, Самойлыч сказал: «Я здесь написал, наверно, лучшее стихотворение в своей жизни – всем мужикам в палате понравилось!»

Я приготовился проникновенно слушать.

– Вот, – прокашлялся Самойлов, – слушайте:

Я, не будучи еще совсем доверительно-близко знакомым со своей женой, закашлялся. А Самойлыч веско повторил: «Мужикам понравилось».

Что же касается его стихов, не обремененных ненормативной лексикой, которые «мужики» вряд ли читали, надо сказать, что Самойлыч в последние годы мог опубликовать все, что хотел.

И все же помню случай, когда Самойлыч очень расстроился по поводу своих книгоиздательских дел. Это был 1987-й или 1988 год. Самойлов узнал, что его избранное в двух томах запланировано в «Худлите» на 1993 год. «Я не доживу», – как-то очень спокойно и твердо сказал он мне.

Я понял, что надо немедленно поговорить с кем-то из его влиятельных поклонников, чтобы тот посоветовал «Худлиту» изменить свои издательские планы. Обратился к Шестинскому, который высоко ценил Самойлова и вообще с особым пиететом относился к поэтам фронтового поколения. И выгорело! Двухтомник передвинули на 1989-й. И Самойлов получил вполне приличный аванс, очень даже нелишний при большой семье, которую он содержал. Чтобы отметить это дело, Самойлов позвал нескольких своих друзей и учеников в ресторан ЦДЛ. Во время пребывания там он все время повторял: «Я богатенький старичок!»

Между тем ему не было и семидесяти. Эту круглую дату он собирался бурно отметить в 1990-м. Но до своего знаменательного дня рождения не дожил.

Кстати, в другой раз, когда он пришел в ЦДЛ, бдительные в те годы отставники-швейцары не хотели его впускать – в лицо не знали, слишком редкий гость, писательского билета он с собой, разумеется, не носил, ориентировок на него тоже не было. Самойлыч не стал устраивать скандал, типа, я такой-то, а ты кто такой. Он огляделся и увидел у раздевалки поэта Александра Юдахина. «Я с Юдахиным!» – уверенно сказал Самойлов, и был милостиво впущен.

Здесь же, в ЦДЛ, в Большом зале, в 1995-м состоялся грандиозный вечер, посвященный 75-летию со дня рождения Давида Самойлова.

Зал был битком – стояли и сидели в проходах, в открытых дверях, хотя в Москве, в свою очередь, стоял очень жаркий день 1 июня…

В первой половине девяностых ЦДЛ и близко ничего подобного не видел.

…Сейчас, дописав все это, прилег на самойловский диван, на котором возлежал еще тридцать лет назад. Этот диван вместе с письменным столом, книжными шкафами, любимым самойловским полукреслом и т. д. – из московской квартиры Самойлова – купила у Галины Ивановны моя Аня. Более новую мебель Галина Ивановна привезла из Пярну (дом там пришлось продать за бесценок ввиду геополитической ситуации) и поставила в единственном теперь самойловском доме. В котором живет вместе с сыном Петрушей.

А домовина – в Пярну. За могилой следят пока еще оставшиеся в Эстонии друзья Самойлова. Что же касается самих благочинных эстонцев…

Видел я могилу Игоря Северянина в Таллине – если б был Геростратом, унес бы небольшую и скромную, в отличие от самого Северянина, могильную плиту в сумке: она была не закреплена и валялась около холмика…

Последнее письмо от Самойлыча я получил в самом конце 1989 года. В нем содержался отзыв о моей только что вышедшей тогда книжке «Наземный переход» с очень важными для меня словами (например, про то, что в ней «нет усталости стиха») и было настойчивое приглашение приехать в Пярну на новогодние «каникулы».

В предновогодней суете я не ответил сразу. Да и после празднования рокового для Самойлова 1990-го тоже не поспешил, так же как и приехать, а ведь собирался!

Потом клял себя.

А ответил я на последнее письмо Самойлова только спустя восемнадцать лет – стихами:

Ответное письмо

На троих со Станиславом Борисовичем Рассадиным мы тоже часто соображали (то в компании с редактором «Новой» Муратовым, то с Михаилом Козаковым, то еще с кем-то). Особенно в последние годы его жизни, когда, лишившись ноги из-за диабета, он уже не вставал, зато охотно сидел за столом с посещавшими его друзьями. Но чаще – все же на двоих. И о многом, что здесь написано, говорено-переговорено с ним во время этих посиделок.

Едва подойдя к его подъезду в доме на Ленинском проспекте, где он жил в маленькой, переполненной книгами квартирке (казалось, он играл на этих книжных полках, как на органе), можно было услышать его крик: «Светла-а-ана!» Это он звал свою домоправительницу-сиделку.

Звал нетерпеливо, почти свирепо. Но на самом деле относился к ней и ее сыну очень тепло и доверчиво, возможно, слишком доверчиво. И получилось, что он просто уже не мог обходиться без их помощи. А может, и не хотел. Если б освоил костыли или инвалидное кресло, ему было бы не удержаться от посещения комнаты покойной любимой жены Али. А это было выше его сил. Та комната, где он лежал, была все же его кабинетом, сугубо личным пространством, защищенным от бренности мира любимыми вечными книгами…