– Патрик… – говорю я, уткнувшись рукой ему в грудь.
Он слегка отодвигается.
Спина упирается в подоконник, а Патрик держит меня за руки, так что увернуться я не могу.
В этот момент мне кажется, что я в доме его родителей. Представляю, как в приступе клаустрофобии покрываюсь холодным потом, как сбивается дыхание.
– Сара, в чем дело? – спрашивает Патрик.
Он берет меня за подбородок и целует в щеку.
Я все еще не могу сдвинуться с места. Вспоминаю о Бене, о галерее, воображаю в витрине свои работы. Под пристальным взглядом мужа сердцебиение усиливается. Вдруг ему все известно?
Хлопает дверь. Патрик отступает на шаг и поворачивает к дочери сияющее лицо.
– Привет, – говорит Миа и смотрит на меня.
Читаю в ее глазах тревогу. Что не так? Отчего у Миа такой унылый вид? Что заставляет дочь грызть ногти?
– Как дела, – спрашиваю, – как прошел вечер?
Она смахивает упавшую на лицо прядь волос и, уже собравшись уходить, пожимает плечами.
– Мы с Джейн делали домашнее задание, смотрели телевизор. Что на ужин? Я такая голодная! Макароны в сливочном соусе, которые приготовила ее мать, есть было невозможно.
– А я думал, ты пошла к Бетти, – говорит Патрик.
Щеки дочери покрываются красными пятнами. Прихожу ей на помощь.
– Миа мне звонила. Объясни папе, – обращаюсь к дочери, – что Бетти не было дома и ты спрашивала, можно ли пойти к Джейн.
Бросив на меня хмурый взгляд, дочь кивает и, не дожидаясь новых вопросов отца, поднимается к себе.
Я спешу за ней, а Патрик – притворная улыбка уже сползла с его лица – молча смотрит мне в спину.
– Спасибо, – бормочет Миа, когда мы встречаемся на верхней площадке. Девочка держится за дверную ручку, но в комнату не входит. – Ты не должна из-за меня врать.
– С тобой все в порядке?
Миа смотрит на меня долгим взглядом.
– Конечно. А что со мной может случиться?
Она открывает дверь своей спальни, и я опять вижу голые стены. Ни ее фотографий, ни новых друзей. Может, у Миа нет компании, а есть только один друг, о котором я слышала раньше и чьи фотографии она прячет от посторонних глаз в телефоне?
Хочу поинтересоваться, с кем дочь провела вечер, что делала, однако по ее сгорбленной спине, по настороженному взгляду понимаю: стоит об этом спросить – и мы опять поссоримся. Поэтому задаю совсем другой вопрос:
– А страшные сны тебе больше не снятся?
Ее рука с такой силой впивается в дверной косяк, что от напряжения костяшки пальцев становятся белыми. Мне кажется, дочь сейчас захлопнет дверь прямо перед моим носом. Но она опускает руку и отступает. Принимаю это молчаливое приглашение и сажусь на край кровати. Миа смотрит в окно.
– После того как ты выбросила те книжки, те статьи, стало лучше, – отвечает она и оборачивается. На ее лице появляется слабое подобие улыбки. – Нет ничего удивительного, что мне снились кошмары. Ты… Ты хоть одну из них прочитала?
Вспоминаю строчку из «Домов-убийц»: «Соседи сообщают, что за несколько месяцев до преступления дети, живущие в доме, стали замкнутыми, слишком тихими».
Помедлив, отрицательно качаю головой. Миа не нужно знать, что я читаю перед сном и что прячу у себя в тумбочке. Лучше успокоить девочку.
– Мне известно достаточно и об этом доме, и об убийстве. Известна правда, а не сплетни. – Встаю. Протягиваю руку, чтобы погладить Миа по голове. Мне хочется вновь увидеть ее улыбку. – Слушай, ведь мы так и не были в магазине. Что, если сходить туда в выходные? Отпразднуем начало пасхальных каникул. Зайдем куда-нибудь поесть… – Опять оглядываю пустые стены. – А ты не хочешь провести несколько дней у Кэролайн? Я могу ей позвонить.
Миа морщится, как от боли, и на лице появляется непроницаемое выражение. Опять эта отчужденность, враждебный настрой.
– У Кэролайн не хочу.
Странно. У них раньше были прекрасные отношения. Однажды, когда они секретничали, я даже приревновала дочь к подруге.
– Ты могла бы встретиться с друзьями.
– Господи, мама, тебе недостаточно намека? Хочешь, чтобы я назвала вещи своими именами?
– Ты о чем?
– О том, из-за чего ты наглоталась таблеток.
Теперь моя очередь вздрагивать как от удара.
Дочь бледнее обычного, ее щеки пылают.
– Я думала, – говорит она срывающимся голосом, – ты так наказывала папу за измену.
У меня перехватывает дыхание. Ее слова, как она и рассчитывала, попадают в цель, ранят в самое сердце. Вспоминаю письмо, с которого все началось. Женский почерк на конверте. Его, как подсказывал инстинкт, нужно было спрятать, похоронить, забыть навсегда; притвориться, что никогда не брала то письмо в руки.
Знала ли я? Подозревала ли?
– Я их видела. Только поцелуй, но было ясно, чем они занимались. – Миа трясет головой, будто хочет избавиться от тяжелого воспоминания. – Но я тебя не осуждала. Как я могла? Я бы тоже решилась на самоубийство. Если папа мог обманывать тебя с твоей подругой, с этой…
– Что?!
Миа смотрит мне прямо в глаза.
– Он целовался с Кэролайн.
Не верю своим ушам: с Кэролайн?
Кэролайн?!
* * *
Ты всегда мечтал. Мы встречались на берегу и, спасаясь от ветра и дождя – без них не обходится ни одно воспоминание, – жались к скалам. Перекрикивая шум ветра, ты посвящал меня в свои мечты, а твое дыхание, сладкое и горячее от украденной из дома выпивки, было там единственным теплым дуновением. Тогда ты еще не завязал с алкоголем. Смешно: кто, черт возьми, бросает пить в восемнадцать? Твои мечты о фантастическом будущем вдохновляли меня, зажигали воображение. Ты говорил, что мы – ты и я – пойдем против всех и всего добьемся. И ты стал карабкаться наверх, а мне никак не удавалось выбраться из трясины. Теплилась надежда, что придешь, протянешь руку, поможешь. Но этого не случилось. Ты не пошевелил даже пальцем и оставил меня гнить и умирать.
Можно было догадаться, что так и будет. Ты ведь бросил меня, как только понял: мне никогда не достичь того уровня, на который поднимешься ты.
Глава 16
Сара
Выставив только лицо, лежу в ванне. Она такая полная, что при каждом движении на кафельный пол выплескивается вода.
Миа, конечно же, не права. Она могла что-то заметить и не так понять, ошибиться. Но… Кэролайн Патрика терпеть не может. Дочь просто увидела их рядом и решила, что они целовались. И вдруг меня как подбросило. Мы были неразлучны с Кэролайн почти двадцать лет. Она моя лучшая подруга. Она знала обо всем: как я познакомилась с Патриком, влюбилась, как была на седьмом небе от счастья, упиваясь близостью со своим первым мужчиной.