Правда истории. Гибель царской семьи - читать онлайн книгу. Автор: Иван Федорович Плотников cтр.№ 84

А вот что сохранила память бывшего охранника А. А. Стрекотина, присутствовавшего в комнате с винтовкой, но не участвовавшего в расстреле: «Перед царем, лицом к лицу стоял Юровский — держа правую руку в кармане брюк, а в левой держал небольшой листок бумаги, потом он читал приговор: и в виду того, что чехословацкие банды угрожают красной столице Урала — Екатеринбургу в виду того, что коронованный палач может избежать народного суда, президиум областного совета, выполняя волю революции, постановил: бывшего царя Николая Романова, виновного в бесчисленных кровавых преступлениях перед народом — расстрелять! А потому ваша жизнь покончена!"»¹³⁷. Это практически точное воспроизведение распространявшегося в Екатеринбурге в печати текста, которым мемуарист, ясное дело, воспользовался. Возникает предположение, что именно этот текст зачитывал Юровский. Никулин тоже (явно по памяти) схватил фразу о наступлении противников большевиков на Екатеринбург. В дальнейшем охранник М. И. Летемин, расспрашивавший участников о ходе расстрела, на допросе показал: «Комендант вычитал бумагу и сказал: "Жизнь ваша кончена"». О зачтении приговора по бумаге сообщал и охранник Ф. П. Проскуряков. Еще более определенно об этом сказал на допросе разводящий А. А. Якимов: «...он (Юровский. — И. П.) так сказал Царю: "Николай Александрович, Ваши родственники старались Вас спасти, но этого им не пришлось. И мы принуждены Вас сами расстрелять"¹³⁸. Убийца П. С. Медведев, утверждавший на допросах, что в момент расстрела выходил на улицу, от пересказа содержания читаемого Юровским текста уклонился. Палачи А. Г. Кабанов и В. Н. Нетребин содержания зачитанного документа не коснулись, если не считать слов в воспоминаниях последнего: «Они были предупреждены о расстреле»¹³⁹.

На основе приведенных (и получается — исчерпывающих) данных участников и свидетелей расстрела можно определенно утверждать, что Юровский не просто «сказал», а говорил, используя текст или зачитывая его, причем ссылаясь не на президиум, а на исполком облсовета. У него была бумага с мотивировкой казни: угроза или попытка освобождения бывшего Царя врагами революции, заговорщиками; его «преступления»; наступление чехословаков на Екатеринбург. Очевидно, он зачитывал тот самый короткий текст, который был подготовлен как вариант извещения для печати, направленный утром телеграммой в Москву. Что касается того, что решено казнить всех, о чем он сказал, то он мог добавить это по указанию Голощекина или, для верности, вписать слова. Как он вспоминал, Голощекин сказал ему, что «Николая мы казним и официально объявим», а что касается Семьи, тут «может быть, будет объявлено» как-то потом, «об этом пока никто не знает»¹⁴⁰. Кстати, вот вам еще одно свидетельство того, что и о том, как информировать, решает не Голощекин с товарищами, а только центр: вероятно, бумагу с текстом «приговора» Юровскому было приказано потом сдать или непременно уничтожить. Во всяком случае, она им не была сохранена и в дальнейшем воспроизводилась по памяти. Бумага, имевшаяся у Юровского, текст, который был заслушан перед смертью жертвами, — еще один, похоже второй, для разового оглашения, текст «постановления». Все эти варианты не были окончательными. Работа над текстом продолжалась.

Спустя неделю после убийства руководством Урала, уже эвакуировавшимся из Екатеринбурга в Пермь, публикуется текст, выдававшийся за постановление и соответствующим образом, как документ, оформленный. Вот как он выглядит:

«Постановление Президиума Уральского областного Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов:

Ввиду того, что чехо-словацкие банды угрожают столице красного Урала, Екатеринбургу; ввиду того, что коронованный палач может избежать суда народа (только что обнаружен заговор белогвардейцев, имевший целью похищение всей семьи Романовых), Президиум областного комитета во исполнение воли народа, постановил: расстрелять бывшего царя Николая Романова, виновного перед народом в бесчисленных кровавых преступлениях.

Постановление Президиума областного совета приведено в исполнение в ночь с 16 на 17 июля.

Семья Романовых перевезена из Екатеринбурга в другое, более верное место.

Президиум областного Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов Урала»¹⁴¹.

И опять видоизменения в тексте, как и следовало ожидать, без даты, новый вариант извещения, впервые оформленный уже как постановление. Но ни эта, ни другие публикации не являлись постановлением, ничего общего с ним не имели. Здесь — ложные указания на принятие постановления официальным советским органом — Президиумом облсовета, на решение расстрелять не всех заключенных, а лишь одного, на эвакуацию членов Семьи бывшего Императора и т.д.

Передав утром 17 июля телеграмму в Москву, Ленину и Свердлову, с оповещением их о выполнении задачи и примерным (на их усмотрение) текстом для извещения, обнародования, уральские руководители не получили ни вызова на разговор, ни утверждения текста или нового его варианта. Не было и какой-либо иной телеграммы вождей вообще. Очевидно, в Екатеринбурге обеспокоились: как бы в Кремле их не поняли превратно, в том смысле, что они расстреляли только Николая Романова, а остальных действительно оставили в живых. В первой, незашифрованной телеграмме об убийстве всех говорить было нельзя. Поэтому вечером в Москву была направлена новая, зашифрованная телеграмма:

«Москва Кремль Секретарю Совнаркома Горбунову обратной проверкой. Передайте Свердлову что все семейство постигла та же участ что и главу оффициально семия погибнет при евакуации»¹⁴².

Здесь не только дополнение, уточнение масштаба казни (о не членах Семьи Романовых, расстрелянных вместе с нею, не считали необходимым и упоминать: такая мелочь!). Телеграмма содержит и намерение — план на будущее: как объявлять о гибели остальных членов Царской Семьи, помимо самого Царя. Но на такое извещение в печати уральские лидеры так и не решились. В приводившемся тексте пермской газеты за 25 июля, в других, более поздних, речь идет только о расстреле Николая II; так происходило и в дальнейшем. Это было продолжением согласованной лжи.

Н. А. Соколов через специалиста расшифровал эту телеграмму уже в эмиграции, в сентябре 1920 г. Он указал, что телеграмму эту Свердлов «имел у себя», видимо примерно рассчитав время ее передачи и расшифровки (в основе шифра оказалось слово Екатеринбург), «17 июля после 9 часов вечера»¹⁴³. Подлинность телеграммы, прошедшей на Западе экспертизу, некоторыми авторами до сих пор ставится под сомнение. В частности, Г. 3. Иоффе в качестве аргумента выражает свое недоумение: почему телеграмма адресована секретарю Совнаркома Горбунову, дескать, тем самым «конспиративность всего дела тут явно и непонятным образом нарушалась»¹⁴⁴. Наоборот, это было приемом конспиративности, ибо Н. П. Горбунов был в курсе дела, а имена Ленина и Свердлова, для которых предназначалось сообщение, не назывались. Следует при этом подчеркнуть, что Горбунов — секретарь, помощник Ленина, которому прежде всего и предназначалась телеграмма, а Свердлову надлежало лишь передать о сообщении. Уральцы уже практиковали такой прием, информируя Ленина, но не называя его имени. Ответа в Екатеринбург не поступило. Извещения в печать уральцы не давали. А надобность в этом была острейшая. В Екатеринбурге уже 17 июля разносилась молва о расстреле Царской Семьи. Кто-то говорил шепотом, а кто-то — торговцы и покупатели на базаре — и вслух. Верили и не верили; пошли домыслы, в том числе об эвакуации членов Семьи, всех или некоторых. В такой обстановке просто требовалось выступление. Особое и естественное нетерпение проявлял член исполкома Совета, редактор областной партийной газеты «Уральский рабочий» В. А. Воробьев, тормошивший по этому поводу лидеров. Он писал: «На следующий день утром (имеется в виду 17 июля. — И. П.) получил в президиуме облсовета для газеты текст официального сообщения о расстреле Романовых (автор, вероятно, ошибается, говоря о Романовых во множественном числе, или, возможно, он имел на руках приведенный выше текст о расстреле всей Семьи. — И. П.). «Никому пока не показывай, — сказали мне, — необходимо согласовать текст сообщений о расстреле с Центром. «Я был обескуражен: кто был когда-либо газетным работником, тот поймет, как мне хотелось немедленно, не откладывая, козырнуть в своей газете такой редкой сенсационной новостью — не каждый день случаются такие события, как казнь царя...». В первой половине дня 18 июля, как писал Воробьев, Белобородов и еще кто-то из членов президиума, захватившие с собой и Воробьева, связались-таки со Свердловым. Белобородов, как понял, вероятно, вводившийся в заблуждение Воробьев, передал Свердлову, словно в первый раз, сообщение об убийстве, проект текста для публикации. Тот в ответ отстучал: «Сегодня же доложу о вашем решении Президиуму ВЦИК. Нет сомнения, что оно будет одобрено. Извещение о расстреле должно последовать от центральной власти, до получения его от опубликования воздержитесь»¹⁴⁵. Это свидетельство вновь подтверждает, что местные руководители были марионетками, даже короткую информацию о казни одного Николая II, ставшую известной Свердлову еще за сутки до разговора с ним, не могли опубликовать и действительно не публиковали, ждали санкции. Более того, все это свидетельствовало о предварительной договоренности центра с Уралом, о жестком контроле за действиями на месте и полном послушании уральских руководителей в реализации принятого решения.