Правда истории. Гибель царской семьи - читать онлайн книгу. Автор: Иван Федорович Плотников cтр.№ 57

Страница

Иоганн Мейер, которого в России звали Иваном Петровичем, был австрийским военнопленным. По его словам, он был прислан в Екатеринбург в качестве представителя интернациональной бригады, как иногда именовали многочисленные формирования в Сибири из военнопленных, отступивших на Урал, был введен в состав Уральского облсовета и в городе был на виду³³. Мейер много рассказывал об Александре Мебиусе, по его сведениям — начальнике Революционного штаба, задействованного в организации охраны и казни Царской Семьи. Он утверждает, что в августе 1918 г. Мебиус выехал из Нижнего Тагила на один из фронтовых участков и там погиб, а сам мемуарист с документами, полученными перед тем для доставки в Москву, направился туда же. По утверждению Мейера, он не смог выявить инстанцию, в которую можно было бы сдать документы, хранил их при себе и в 1925 г. увез в Германию, не публиковал их и там много лет.

Здесь много неясного, и прежде всего данные о Мебиусе (как и о его заместителе Маклаванском), как будто бы назначенце Л. Д. Троцкого, но выходце из сибирского военно-политического актива. Среди видных командиров-интернационалистов, отступивших летом 1918 г. из Сибири на Урал, значится Мевиус³⁴. Имена иностранцев в списки сплошь и рядом заносились неточно, на слух. Это мог быть человек с фамилией Мебиус. В дальнейшем его в тех списках мы уже не встречаем. Но мог ли быть фигурирующим у Мейера лицом этот человек — неизвестно. Этот вопрос, настоящее имя, роль Александра Мебиуса остаются невыясненными. Однако отрицать реальность Мебиуса достаточных оснований все же нет, ибо все документы Ревштаба, Военно-революционного комитета Урала полностью исчезли, будучи увезенными из Екатеринбурга при эвакуации из него властей красных. То же произошло и с документами облчека, и почти со всеми документами партийных и советских органов. Частью они сохранялись в Екатеринбурге, но в 1920-е годы были изъяты и увезены в Москву, в спецхраны, и до настоящего времени недоступны исследователям (если не уничтожены). Сложилась такая ситуация, когда оказалось, что имена работников Ревштаба остаются неизвестными и приходится пока с сомнениями, но воспринимать личность А. Мебиуса, во всяком случае, говорить о нем, прежде всего потому, что его имя значится в ряде документов, опубликованных ныне Мейером. До некоторой степени вероятно, что А. Мебиус — это приехавший вместе с Ш. И. Голощекиным уполномоченный большевистских вождей, в дальнейшем работавший в ВЧК под вымышленным именем А. Е. Лисицына. Быть может, Мейер узнал о приезде из Москвы видного чекиста под этим или другим именем, «продлил» его пребывание в Екатеринбурге, и вообще выдумал эпизоды с его участием? Отдельные авторы полностью отвергают воспоминания И. П. Мейера как целиком надуманные или сочиненные на основе известных ему публикаций и материалов следствия, которые содержатся в книге Н. А. Соколова. Делаются попытки сличить отдельные отрывки из книги последнего с отрывками из публикаций Мейера. На деле тут есть и совпадения, и различия; некоторые факты из воспоминаний Мейера подтверждаются современными изысканиями исследователей, новыми сведениями, которые не могли быть известны Мейеру в период составления воспоминаний. У Мейера есть данные, которых нет у Соколова и которые стали известны лишь в последние годы. Мейер, оказывается, их знал, был свидетелем событий. По неведению Мейеру приписывается и ряд фактических ошибок, когда мемуарист их не допускал (кое-кто недоумевает, откуда, мол, взялся П. М. Быков, хотя такой известный екатеринбургский коммунист, советский работник действительно существовал, играл видную роль, в дальнейшем первым в России обнародовал факты гибели Царской Семьи; внутренняя охрана в доме Ипатьева на последнем этапе, при коменданте Я. X. Юровском, насчитывала действительно не 19, как пишут, а 10 (около 10) человек, как сказано у мемуариста; убийц намечалось не 12, а 11 и т.д.). Есть авторы, которые считают, что Мейер не только не имел отношения к делу Семьи Николая II в Екатеринбурге, но и не был там вообще, тогда как у него мы находим описание заборов вокруг дома Ипатьева точнее, чем у кого-либо, указание на то, что дом В. Е. Попова, в котором размещался внешний караул, был не «напротив», а «наискось» и т.д. Однако даже остро критикующий Мейера П. Н. Пагануцци, считающий «свидетельство очевидца» выдумкой, указывает на нахождение его в 1918 г. в Екатеринбурге. «Имеются сведения, — пишет этот историк, — что Гестапо было известно пребывание Мейера в Екатеринбурге в период революции и его несколько раз допрашивали». Но с самими материалами допросов Пагануцци, очевидно, не познакомился, поэтому выдвинул предположение, что Мейер «к убийству царской семьи... не имел никакого отношения». К этому выводу его, как видно, подтолкнуло то, что Мейер подробно описывает деятельность Александра Мебиуса как начальника Революционного штаба, одного из руководителей цареубийства³⁵. П. Н. Пагануцци описывает попытку Мейера включиться со своими документами и показаниями в проходивший на Западе судебный процесс по делу Анны Андерсон (Франциска Шанцковска), выдававшей себя за царскую дочь Анастасию, появление его в редакциях. Пишет об этом и американский историк Р. Пайпс. Отмечали то же и сами редакции. Исследователями установлен и год смерти Иоганна Мейера (1964-й)³⁶.

Автором этих строк выявлено имя Мейера в составе интернациональных отрядов, отступивших из Сибири на Урал летом 1918 г., а также среди активистов специальных военных структур в период нахождения штабов 3-й армии и ряда советских органов в августе того же года в Нижнем Тагиле³⁷. К сожалению, собственно имя Мейера в этих источниках не обозначено, дана лишь фамилия. Однако обращает на себя внимание то, что в дальнейшем, после отступления красных, данных о нем уже не встречается. Это обстоятельство косвенно подтверждает слова Мейера об отъезде его из Нижнего Тагила в Москву в августе 1918 г. Тем не менее требуется дополнительное изучение вопроса.

П. Н. Пагануцци недостаточно изучил вопрос о роли военнопленных, особенно венгров и австрийцев — немцев, ставших вместе с латышами опорой большевиков, в Октябрьском перевороте и гражданской войне, предполагая, что Мейер в Екатеринбурге находился в лагере и хотя бы поэтому не мог играть активной роли. В действительности все было иначе, особенно с теми из военнопленных, которые поддерживали политику и действия большевиков. И. П. Мейер мог быть и, очевидно, был представителем отрядов военнопленных до распределения их по сформированным на Урале полкам, взаимно контактировавших и могущих называть себя бригадой («интернациональной», «международной»), и членом областного Совета, состоявшего из нескольких сот человек (на 22 мая 1918 г. лишь состав его исполкома достигал 54 чел.)³⁸. Выше уже затрагивались некоторые моменты, довольно определенно свидетельствующие о личной осведомленности Мейера в обстоятельствах заключения Царской Семьи в Ипатьевском доме. На этот счет можно привести целый ряд более весомых фактов и аргументов. Мейер определенно говорит о возвращении 14 июля Ш. И. Голощекина из Москвы после встреч с Я. М. Свердловым, о получении установок вождей и проведении поздно вечером того же дня решающего заседания местного руководства. Как уже было показано, так оно и было. Между тем в воспоминаниях лиц, причастных к делу Романовых, называются различные даты с оговоркой, что они — приблизительные. Авторы связывают события 14 июля с 12 числом (вслед за П. М. Быковым)³⁹. Мейер более достоверно, нежели следователи, передает суть информации о выступлении Голощекина вечером 19 июля перед советским активом, изображавшим дело так, будто все было решено в Екатеринбурге: «...поднялся Голоицекин и сделал доклад о своей поездке в Москву. Он имел разговор по делу Романовых с председателем ВЦИКа товарищем Свердловым. ВЦИК не желает, чтобы царь и его семья были доставлены в Москву. Уральский Совет и местный революционный штаб должны сами решить, что с ними делать...» Описано все, как об этом стало известно из источников закрытых фондов в последнее время⁴⁰.

Страница