Правда истории. Гибель царской семьи - читать онлайн книгу. Автор: Иван Федорович Плотников cтр.№ 40

Было подготовлено и четвертое письмо, и как раз в дни смены внутренней охраны и вступления Я. X. Юровского в должность коменданта. Оно так и не было передано Николаю Романову, так как молоко в бутылке перестало поступать в дом. Возможно, между этими фактами имеется связь. Быть может, Войков решил не посвящать Юровского в происхождение писем, запретил Родзинскому сообщать об этом своему начальнику, чтобы тот поверил в истинное существование в городе подпольной офицерской организации, готовящей освобождение узников, был более настороженным со своей охраной и т.п.? Позднее Юровский в качестве одной из своих комендантских заслуг отмечал именно то, что он «навел порядок, ужесточив режим». В 1934 г. Юровский говорил о распущенности охраны до него «в условиях наличия организации, пытавшейся освободить бывшего царя и семью»¹⁵. И еще: «Они много получали всяких продуктов из женского монастыря, это последнее, надо полагать, им было разрешено в целях обнаружения связи с организациями, принимавшими меры к их освобождению, что и подтвердилось впоследствии»¹⁶. Если он был искренним, то, выходит, действительно не знал, что письма Николаю II были сфабрикованы под руководством Войкова, верил в существование активно действовавшей офицерской организации, готовящей нападение на Ипатьевский дом. Во всяком случае, с приходом Юровского возникла ситуация, когда четвертое письмо Николаю Александровичу передано не было, хотя тот до конца верил в подлинность писем и потому мог бы написать ответ, тем самым дав еще один повод для обвинений. Могло быть и иначе: Юровский знал о сфабрикованности писем, их предназначении и запретил доставлять молоко в бутылке по указанию, скажем, Войкова по каким-то соображениям (надобность в «игре» могла отпасть, например потому, что уже стало известно о наличии в багаже Семьи дневников и переписки, столь необходимых властям и ими впоследствии изъятых).

Говоря о роли И. И. Сидорова (Иванова), следует еще раз отметить, что именно по его инициативе был решен вопрос с доставкой в дом Ипатьева качественных продуктов из монастыря. Особенно большим подспорьем они явились для больного Алексея. Потом Сидоров (Иванов) писал о Царской Семье и о себе: «Пасха прошла грустно, часто императрица плакала. Красноармейцы пьянствовали вокруг них. Народ в Екатеринбурге глубоко сочувствовал Царской Семье... Пищу, как для Царской Семьи, так и для лиц, находящихся с ними, доставляли из общего котла советской кухни, часто несвоевременно и один раз в день. Были случаи, что приносили только то, что оставалось от комиссаров и солдат. Сахару давали 1/2 фунта в месяц на человека». Из Екатеринбурга Иванов уехал еще до трагедии в доме Ипатьева, поскольку, как он объяснял, «долго оставаться было... опасно». В журнальной публикации о его поездке сказано: «Там (в Екатеринбурге. — И. П.) с величайшим затруднением исполнил свое поручение и ознакомился, насколько мог, с грустными и трагическими подробностями страданий Императорской Семьи. Иванов привез с собой газету «Уральская жизнь», в которой помещен рассказ комиссара Яковлева о переезде Государя и его Семьи из Тобольска в Екатеринбург. Очень трогательно и интересно также небольшое личное впечатление этого простого русского человека, ходившего в Сибирь и на Урал, чтобы узнать о том, как живет Царская Семья»¹⁷.

И вот об этом-то человеке писали и пишут как об особо опасном, высокопоставленном, близком в свое время к Царской Семье офицере или генерале, участнике или даже руководителе заговора в Екатеринбурге! Предпринимаются даже попытки приписать «письма офицера», сфабрикованные Войковым, Сидорову. М. К. Касвинов написал: «Доктор Деревенько (правильно — Деревенко. — И. П.) злоупотребил предоставленным ему правом входа в особняк в любое время (такого преимущества не имел никто, кроме членов Исполкома) — стал агентом местных подпольных групп. Когда же в середине июня тайно прибыл в Екатеринбург белогвардейский полковник И. И. Сидоров со специальной миссией — скоординировать подготовку нападения на дом Ипатьева, Деревенько взял на себя выполнение и его поручений.

Час освобождения приближается, пишет Сидоров Николаю... Ваши друзья не спят...

Встречная почта (через того же Деревенько) выносит на волю одно из собственноручных писем Николая...

Не видя иного выхода из сложившегося положения, Исполнительный комитет Уральского Совета к концу того же заседания 12 июля принял решение: предать Романовых казни, не дожидаясь суда»¹⁸.

Как видим, этот автор вообще напрямую связывает убийство семьи Романовых с Сидоровым и письмами Войкова — Родзинского. А между тем Родзинский уже давно признался в провокации — соучастии в составлении писем, подробно рассказывал об этом в воспоминаниях. И они были известны Касвинову: во вступительной части книги он в числе других благодарит Родзинского «за предоставленные... сведения и материалы»¹⁹. Эти материалы хранились и в архиве, над фондами которого работал Касвинов. В дополнение к сказанному следует указать на его выдумку, что В. Н. Деревенко был вовлечен в подпольную организацию, имел отношение к передаче писем и вообще беспрепятственную возможность посещения дома Ипатьева (в действительности он был в нем всего несколько раз по особому разрешению и осматривал больного Алексея в присутствии коменданта при строжайшем запрете вести разговор с заключенными, что-либо передавать им), а также, что Сидоров прибыл в Екатеринбург в июне (время его пребывания там смещено, чтобы приписать ему авторство писем, которые были сфабрикованы уже в его отсутствие).

Существовал ли все же «заговор» офицеров, ставивших целью освобождение Царской Семьи из дома Ипатьева? В общем и целом можно ответить утвердительно, но с той оговоркой, что сплоченной организации, определенно сориентированной на это, имеющей реальный план, решительно настроенной и готовой к его реализации, не было. Некоторые слушатели Академии, перешедшие к белым, показывали следствию, что организация была, указанная цель ставилась, но, как ее члены считали, практически она была нереализуема. Пожалуй, наиболее оптимистично и подробно рассказывал о заговоре, о 37 завербованных им офицерах капитан Д. А. Малиновский, что и было использовано авторами. Еще более «весомо» о такой организации написала в эмиграции жена одного из офицеров, слушателей Академии, Е. Семчевская²⁰, что было некритично воспринято П. М. Быковым, а затем другими авторами. «По ее словам, — писал Быков, — на устраиваемых «интимных вечерах» с участием великих князей быстро удалось создать активную группу из 37 офицеров, «готовых на все» для спасения династии»²¹. Семчевская в общем воспроизвела рассказанное Малиновским. Во всем этом просматриваются явные преувеличения, отзвуки пустого хвастовства некоторых слушателей, вполне естественного в условиях установления в городе и на Урале антибольшевистской власти и бросаемых им обвинений в бездействии при большевиках.

Не только за Великими Князьями, находившимися в Екатеринбурге кратковременно, старавшимися избегать контактов со своими знакомыми, которых среди офицеров было немало, но и за всеми подозрительными в городе был установлен гласный и негласный надзор. В Академию властями был назначен «политическим комиссаром» видный чекист В. П. Матвеев (о нем пойдет речь и далее). Велась повседневная слежка за офицерами и через внутреннюю агентуру в самой их среде, и со стороны новых слушателей, в число которых, в частности, был зачислен и чекист, позднее назначенный помощником коменданта ДОНа, Г. П. Никулин. Об агентуре, слежке в Академии было хорошо известно. Например, полковнику, в дальнейшем генералу Леонову один из советских деятелей то ли в знак доверия, то ли по болтливости говорил, что происходящее в стенах Академии, равно как и жизнь ее служащих на частных квартирах и все их поведение, прекрасно известны большевистским властям. Происходили частые вызовы офицеров в ЧК после их встреч и каких-либо разговоров с местными жителями, особенно если это было связано с именами Великих Князей. После контакта с ними следовали предупреждения об аресте за контрреволюционность, либо сам арест. Тот же результат имели попытки связаться с членами Царской Семьи, даже в официальном порядке. Один из слушателей Академии, А. Г. Слефогт, решил было встретиться с Александрой Федоровной и поздравить ее с Пасхой. Он заранее обратился за разрешением в ЧК. Естественно, разрешения не получил, но зато подвергся допросу. Читаем документ.