Правда истории. Гибель царской семьи - читать онлайн книгу. Автор: Иван Федорович Плотников cтр.№ 39

Теперь несколько более обстоятельно о женском монастыре и Военной академии, деятельность которых весной и летом 1918 г. тесно переплелась с жизнью узников Ипатьевского дома.

Екатеринбургский Горно-Уральский Ново-Тихвинский женский монастырь ведет начало с 1796 г., сперва как богадельня при Успенской церкви. В 1799 г. она была преобразована в женскую общину и принята под покровительство духовного начальства. В 1809 г. Синод утвердил ее как Ново-Тихвинский женский монастырь 3-го класса. С 1822 г. он преобразован в первоклассный Горно-Уральский Ново-Тихвинский девичий монастырь, процветавший из года в год. К 1917 г. число живущих в нем достигло 911. Славился храмами, свечным, ризничным, золотошвейным, иконописным, рукодельным, портняжным и прочими ремеслами; часть сестер в пригородах была занята земледелием. При монастыре действовали детский приют и богадельня. В училище монастыря обучалось несколько сот детей. В годы Первой мировой войны при монастыре функционировал госпиталь для раненых. Большая сила духа и трудолюбие монахинь и послушниц сделали монастырь не только одним из самых крупных, но и одним из самых богатых¹⁰. Последней его настоятельницей была схиигумения Магдалина (в миру Пелагея Степановна Досманова), в 1918 г. ее стала замещать монахиня Хиония (Д. Ф. Беляева), которая и при власти большевиков пыталась отстаивать интересы монастыря. Но в 1919 г. монастырь был закрыт и разорен. 80-летняя Хиония в 1930 г. после многократных арестов была сослана на три года в Казахстан и умерла в ссылке. Восстановлен монастырь лишь в 1994 г. (1 монахиня и 21 послушница). Ныне он вновь успешно развивается. Сейчас, в 2002 г., в нем более 100 насельниц. Действуют иконописная и швейная мастерские, издательство, благотворительная столовая на 2000 человек, детский приют. Обитель по силам старается воссоздать былое благолепие Уральской земли, ею восстановлены часовня в дендропарке г. Екатеринбурга и ряд памятников в Верхотурском уезде (где основаны 2 монастырских подворья): храм и значительная часть зданий архитектурного комплекса села Меркушино, храм в селе Костылево.

Весной 1918 г. притесняемый монастырь еще действовал. Монахини остро переживали за судьбу заключенных в доме Ипатьева членов Семьи Романовых. Они могли бы помочь им продуктами, но путей разрешения проблемы не находили. Доступ не только в дом Ипатьева, но и к нему им был закрыт. Но потом вопрос неожиданно решился: через доктора В. И. Деревенко и вступившего с доктором в контакт того самого И. И. Сидорова, прибывшего в мае 1918 г. в Екатеринбург для выяснения положения Царской Семьи и возможностей оказания ей какой-либо помощи. До этого сестрам монастыря удавалось оказывать помощь заключенным духовного звания в Екатеринбургской тюрьме, в частности епископу Тобольскому и Сибирскому Гермогену*. Об этом было известно епископу Екатеринбургскому и Ирбитскому (в дальнейшем — митрополиту) Григорию (Г. Ю. Яцковскому), безуспешно добивавшемуся освобождения епископа Гермогена. К епископу Григорию и обратился прибывший из-за линии фронта под именем Сидорова И. И. Иванов. В июле 1919 г. следователь Н. А. Соколов брал у Григория на этот счет показания. Тот свидетельствовал: «Летом прошлого года (точно время указать не могу) во время приема пришел ко мне какой-то господин, довольно невзрачного вида (видимо, имелась в виду крестьянская одежда, «затрапезный» вид посетителя. — И. П.): лет 40, роста среднего, худощавый брюнет. Имел он, кажется, небольшие черные усы и такую же бородку. Черты лица тонкие, довольно правильные. Он мне, с первых же слов, сказал: «Я вам, владыка, привез поклон от митрополита Одесского Платона». После дальнейших расспросов пришедший сказал: «Мне необходимо установить связь с Царем. Вы, можете мне помочь в этом?» Владыка сам действовать отказался, но подсказал, что в Екатеринбургской тюрьме содержится епископ Гермоген, с которым установлена связь через посылку ему провизии из местного женского монастыря, что таким же образом можно попытаться установить связь с Царем. Незнакомец назвался Иваном Ивановичем Сидоровым. Он был в Ново-Тихвинском женском монастыре вместе с доктором В. И. Деревенко*.

Эти данные из материалов следствия Н. А. Соколова приводятся в книге Г. Б. Зайцева «Романовы в Екатеринбурге. 78 дней». (Увы, автор приходит к заключению, будто «все это кажется шитым белыми нитками чрезвычайки». Но духовные лица, монастырь и Сидоров (Иванов) к действиям чекистов никак не причастны. Облчека потом лишь использовала факт появления в Екатеринбурге посланца Толстых, действия его и монахинь по оказанию возможной помощи заключенным в доме Ипатьева для вкрапления в сфабрикованное дело «улик» будто бы готовившегося на ДОН нападения.)

Деревенко, еще имевший доступ в ДОН для лечения Алексея, добился у коменданта А. Д. Авдеева разрешения на доставку в дом продуктов питания. Приносились яйца, сметана, молоко, масло, овощи и иногда мясо. Все это передавалось через охрану заключенным почти месяц. Часть продуктов съедали сами охранники, но часть их попадала и к столу узников. Продукты доставляли послушницы Антонина и Мария. В первый раз принесли их 18 июня, в последний — 16 июля, перед расстрелом. Но с 4 июля — момента вступления в должность коменданта Я. X. Юровского — разрешалось носить лишь некоторые продукты, в основном молоко. У этого человека хватило совести потребовать от послушниц принести 16 июля корзину яиц и больше ничего. Монахини недоумевали по поводу этого заказа, но выполнили его. Вареными яйцами палачи питались ночью и утром в лесу у трупов своих жертв¹¹.

Спустя год на допросе послушница Мария картину приношений продуктов обрисовывала так: «Так и носили мы провизию до 22 июня (по старому стилю, по новому — 4 июля. — И. П.). 22 числа приносим. Какой-то, кажется, солдат взял у нас провизию, но какое-то смущение у них было, и что такое непонятное говорили: «Брать или не брать?» Взяли. Дорогой нас солдаты с винтовками догнали и назад вернули. Мы пришли. К нам вышел новый комендант Юровский по фамилии, и говорит строго нам: «Кто вам носить дозволил?» Мы отвечаем: «Авдеев приказал по распоряжению доктора Деревенко!» Видать, что он тут доктора Деревенко с Авдеевым в одном повинил: что оба они царской семье облегчение делали. А потом нас и спрашивает: «А откуда носите?» Ну, мы знали, что известно было Авдееву, кто мы такие и откуда молоко носим. А тут скрываться хуже, пожалуй, будет, мы и говорим: «С фермы носим». — «Да с какой фермы?» Мы и сказали: «С монастырской фермы». Юровский тут же наши имена записал. Ничего больше он нам не сказал. Запрещения не было носить, и на другой день снесли провизию и на третий день (24 июня по старому стилю. — И. П.) понесли. Тут нас Юровский спрашивает, на каком основании мы сливки носим. Мы говорим, что молоко носим, а не сливки (в отдельной бутылке), а что не было запрещения носить кроме четверти еще и бутылку. Он сказал, чтобы мы носили только одну четверть молока, а больше бы не смели носить. Мы стали носить одно молоко»¹². ^[4]

Автор остановился на характеристике Ново-Тихвинского женского монастыря, продуктовой помощи, которую его насельницы оказывали Царской Семье, не просто для фиксации этого достаточно известного факта. Это важно, во-первых, потому что из приведенных материалов видна определенная разница в отношениях Авдеева и Юровского к заключенным в доме Ипатьева, определенная «вольность» первого из них, разрешившего на свой страх и риск доставку провизии и, вероятно, визиты Деревенко к Алексею; во-вторых — в связи с запретом Юровского 24 июня (6 июля) носить молоко в бутылке, разглядыванием ее; в-третьих — в связи с личностью Сидорова. В июне Николаю II в пробке бутылки было передано три письма на французском языке от имени «русского офицера», сфабрикованных П. Л. Войковым с помощью чекиста И. И. Родзинского. Последний впоследствии не раз признавался в этом. К операции с письмами имел отношение и А. Г. Белобородов. В 1964 г. И. И. Родзинский в ответ на вопрос, имели ли отношение к этому Белобородов и Войков, ответил утвердительно¹³. Об участии Белобородова в фабрикации фальшивок и провокациях тогда же стало известно членам ЦК. В октябре 1921 г. Белобородов был назначен заместителем наркома внутренних дел, и когда развернулась борьба большинства ЦК партии во главе с В. И. Лениным против «рабочей оппозиции», Белобородов включился в нее с использованием своего прежнего опыта провокаций и фальсификаций. Им были состряпаны «нужные документы» для обвинений оппозиции в антипартийной деятельности и расправы с ее вождями. Но комиссия ЦК установила факт фабрикации. Г. Я. Сокольников тогда указывал: «Это, по-видимому, новые махинации Белобородова, который в отсутствии Дзержинского пробует вести себя как в Екатеринбурге»¹⁴. С июля 1918 г. Белобородов в Екатеринбурге больше уже не работал, и, конечно же, имелось в виду его соучастие с Войковым и Родзинским в фабрикации «писем офицера».