Красный нуар Голливуда. Часть II. Война Голливуда - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Трофименков cтр.№ 67

Дарлинг вышла на Хилбермана, который, усомнившись в перспективах борьбы, на всякий случай пообещал поговорить с друзьями. Но Дарлинг сама знала, кто ей нужен: Литлджон назвал ей Бэббита и не ошибся. Вскоре Бэббит и Хилберман развернули вербовку в Гильдию.

* * *

К началу 1941-го на студии насчитывалось уже четыреста сторонников Гильдии. Из подполья они эффектно вышли на митинге в отеле «Рузвельт».

Слово взял Сорель. Он говорил на языке, понятном студийным старожилам-работягам. Я вздрогнул, поскольку он сыпал проклятиями и бранью, говорил примерно так: «Сожмем Диснею яйца, чтоб он завопил». Я полагаю, его послание достигло цели, потому что к концу вечера у нас было достаточно членов [чтобы Гильдию признали легальной представительницей работников студии]. — Хилберман.

Сорель выставил Диснею ультиматум о признании. Тот попросил день на размышление и отчаянно попытался убедить «семью» не предавать его.

За двадцать лет в этом бизнесе я пережил немало штормов. Плаванье было отнюдь не спокойным. Оно требовало великого труда, борьбы, решительности, компетентности, веры и прежде всего отсутствия самодовольства. Кое-кто считает, что у нас существуют классовые различия. Они недоумевают, почему одним в театре достаются места лучше, чем другим. Они недоумевают, почему у одних — большие места на парковке, а у других нет. Я всегда считал и буду считать, что человек, который приносит организации больший вклад, помимо уважения заслуживает некоторые привилегии. Мой совет многим из вас: наведите порядок в собственном доме. Вы ни черта не сделаете, если будете сидеть ровно и ждать, что вам все растолкуют. Если вы не совершенствуетесь в своей работе, а только ворчите и бурчите, вам надо что-то с этим делать.

Дисней говорил о своих жертвах на алтарь студии, заклинал довериться его дару решать «наши проблемы». Настаивал, что неназванные смутьяны молоды и не в силах оценить масштаб проблем, стоящих перед студией. Отказывался и цент поставить на идеалистов, оспаривающих великий закон мироздания, гласящий: побеждает сильнейший.

К концу речи Дисней, кажется, потерял контроль над собой. Говорят, он оскорблял присутствующих, а потом рыдал и заверял, что относится к ним, как к собственным детям. Люди все поняли правильно: идеалистов уволят, прагматикам затянут пояса.

Дядюшка вел себя как обиженный, растерянный, упрямый мальчишка. То выторговывал у Сореля еще отсрочку, то заявлял, что должен проверить полномочия Сореля в Федеральной комиссии по трудовым спорам, то требовал тайного голосования работников студии об их отношении к Гильдии. Сореля все это лишь выводило из себя.

Тем временем, завершив анимационно-игровой фильм «Несговорчивый дракон», Дисней усугубил всеобщее злое недоумение, оповестив прессу, что намерен расстаться с анимацией. Журналисты, приглашенные на открытый кастинг первого из якобы задуманных им игровых фильмов, глазам своим не поверили: моралист Уолт вывел перед ними толпу студийных девушек в купальниках.

Вашингтон признал вступление аниматоров в Гильдию совершенно законным. Притворно смирившись с этим, Дисней распустил Федерацию, но лишь для того, чтобы тут же учредить новый фейковый союз.

Собственными руками он — с почти самоубийственной яростью — разрушал тот уютный дом, образ которого лелеял. По студии загуляли вульгарные листовки, подписанные загадочным «Комитетом 21»:

Ваши лидеры воняют. Не допустите, чтобы вашу американскую храбрость одурачил парализующий яд красных пауков… Демократические свободы не должны использоваться во зло подрывными деятелями для разрушения нашей демократии. ‹…› Мы продолжаем вести расследование относительно ваших лидеров и кое-кого из вас. ‹…› «Комитет 21» убежден, что любой, кто располагает фактами, но не сообщает их в случае объявления в стране чрезвычайного положения, должен быть признан столь же виновным, как и те, кто стремится к разрушению демократии.

Уолт опустился до того, что в присутствии полусотни человек осведомился у Бэббита, правда ли, что тот учится играть на пианино. Получив подтверждение, воскликнул: «Ты что, пидором заделался?»

Прежде Бэббиту не выпадало и минуты передышки — теперь его перестали обременять работой. Позвонив Диснею, он услышал, что никто из режиссеров не желает иметь с ним дела. Бэббит не поленился переговорить со всеми режиссерами, и все они опровергли слова босса.

Директор по кастингу, которого Бэббит считал лучшим другом — он был свидетелем на их свадьбе с Белчер, — поставил ему на вид, что он мешает работе коллег.

Если парни сами заходят к тебе во время, принадлежащее компании, я буду признателен, если ты скажешь им, чтоб они делали это после работы. Мы сейчас в такой ситуации, что нам необходимо давать продукцию. Мы так чертовски в ней нуждаемся, что если не будет ее, не будет и никаких союзов.

Когда это не подействовало, Рой предупредил Бэббита, что ему отрежут нос, если он продолжит совать его в чужие дела. Работу ему наконец выделили, но такую, какую обычно доверяют «младшим аниматорам».

Долго это тянуться не могло: 16 мая Дисней уволил Бэббита, ставшего отныне его «черным человеком» — за полгода он четырежды уволит его, четырежды грубо нарушит Закон Вагнера, четырежды обречет себя на поражение в судах. Вместе с Бэббитом работы лишились около двух десятков членов Гильдии.

Уже 22 мая изгнанников пришлось восстановить на студии.

Терпение Гильдии лопнуло: 26-го она проголосовала за забастовку, предоставив, правда, Диснею последнюю двухдневную отсрочку, но разговаривать с грубияном Сорелем он отказался. Всю ночь на 28-е образумить Диснея отчаянно пытались делегаты бостонского банка «Киддер, Пибоди и Ко» и Bank of America. Они-то отдавали себе отчет в том, что по заданным ФДР правилам игры у Диснея нет ни шанса на победу, а паралич студии аукнется на финансовом рынке.

Вместо того чтобы внять голосу доллара, Дисней наутро — что бы вы думали — уволил Бэббита и еще семнадцать человек.

Мистер Лессинг, со свойственным ему блеском, прислал двух студийных полицейских с письмом, в котором говорилось, что он много раз предостерегал меня от организации работников, но так как я не послушался, то я уволен. Я спросил, не против ли они, если я заберу карандаши и прочие вещи из своего кабинета. Они не возражали. Мне потребовалось полчаса, чтобы собрать все три карандаша. Тем временем у дверей собралась толпа, через которую полицейские провели меня, держа за оба локтя.