Темная сторона Хюгге - читать онлайн книгу. Автор: Дорта Норс, Хелле Хелле, Йенс Блендструп, и др. cтр.№ 61

Приезжали полицейские, заглянули в палату и оставили полиэтиленовый пакет с разрезанным на части шерстяным пальто. В карманах, помимо телефона, я обнаружила оранжевую соску, мускатный орех (служивший амулетом) и листок бумаги, который я когда-то спрятала в самом маленьком кармашке. Бумага протерлась на сгибе, образовался крест, покрытый легким бумажным пухом, и я почувствовала, что завидую рукам, сложившим этот листок в одном из амстердамских баров четыре года назад.

Кто-то написал его имя на доске рядом с палатой номер 93 и приписал Добро пожаловать. В первое время он очень много спал, а когда не спал, то лежал с затуманенным успокоительными препаратами взглядом. Терапевты соорудили для него что-то вроде детского манежа, только побольше размером. Стенками служили синие матрасы, которым не давали завалиться на бок два невысоких шкафа. Я ложилась рядом с ним, проталкивалась к нему подмышку и пыталась различить, где запах его пота, а где другой, чужой запах. Химикаты выходили из него через поры, он весь покрылся перхотью и экземой, изо рта у него пахло чем-то металлическим. Он был за тысячу миров от меня, унесенный потоком галлюцинаций, внешне напоминавших жизнь. Он был в Берлине. В Сантьяго. Управлял самолетом в «Эксперементариуме», ему снова было девятнадцать, потом двадцать восемь. Его мир был полон животных, он ловил свежую рыбу и ел ее на берегу озера, угощал меня треской, а птицы ломали крылья. Нужно было выхаживать их в ветеринарной клинике, я была грязной шлюхой, его практиканткой из Японии, меня звали Нацуко. Внезапно ничем не предваряемое узнавание вдруг пробегало по его лицу, как прорвавший изоляцию ток, чтобы опять исчезнуть, и я снова была кем угодно, кроме себя.

Его бывшую квартиру в течение нескольких лет снимала чешская семья. Два-три раза в год они приглашали нас на ужин. Помню, мы ели такие блюда, как курица под апельсиновым соусом, десерт из йогурта с какими-то красными ягодами и выпечку из слоеного теста, со сладкой маковой начинкой внутри. Когда Кристина забеременела вторым малышом, они подыскали жилье побольше, и М. выставил квартиру на продажу. Договор подписали всего за несколько дней до того, как произошла трагедия. У молоденькой девушки, которая живет в этой квартире сейчас, вялое рукопожатие и серебряного цвета лампа на подоконнике, там, где у него всегда стоял горшок с неистребимым базиликом. Отец девушки без конца писал мне сообщения, пока М. лежал в больнице. Я сообщила ему, что прежний владелец квартиры находится в коме, но он, несмотря на это, писал мне каждый божий день длинные эсэмэски, про ключи от чердака и ворот, о существовании которых я и не подозревала. Нужно решить эту проблему, писал он, и я решила заглянуть к ним. Лестница не изменилась, несколько лет назад я поскользнулась на ней и загремела вниз по ступенькам. Собственно говоря, со мной ничего не случилось, но М. вернулся с работы, и я, как положено больному, легла на его кровать. Проблема заключалась в том, что я не могла справиться с хохотом. Я истерично смеялась и не могла остановиться, поэтому он позвонил в дежурную клинику, и врач захотел поговорить со мной, тут я стихла и заснула. Это был смех от испуга. Когда дверь открылась, в прихожей была вся семья, флегматичная, светловолосая девушка и ее родители, с лицами, перепачканными в краске. Я протянула отцу горсть ключей, которые нашла дома – я не могу себя заставить выбросить ключи и храню их все до одного в сахарнице на комоде. Мама заметила, что они похожи на ключи от велосипеда, и мне пришлось согласиться с тем, что она права. Они не спросили, как он. Я сказала, что он уже почти минуту может сидеть на краю кровати, спустив ноги на пол. Зонд отошел в прошлое. Я сказала, что в случившемся никто не виноват. Спасибо, сказал папа девушки, мы проверим ключи. Я вытянула шею, пытаясь заглянуть в пустую комнату за их спинами, пол был застелен полиэтиленом, а на том месте, где всегда стояла его кровать, строительная лампа отбрасывала резкий свет на стены и потолок.

Когда сознание вернулось к нему настолько, что ему разрешили покидать отделение и совершать короткие прогулки, мы спустились на лифте вниз в общий зал, и я, в качестве пробы, отвезла его в находившуюся при больнице церковь. Это было помещение с высокими потолками, в котором пахло смолой. Выкати меня отсюда, закричал он, get me out of her. Я решила, что это добрый знак. Он всегда – в отличие от меня – был убежденным атеистом, и когда мы, совершая очередное путешествие, проходили мимо церкви, он оставался снаружи и курил на солнышке, пока я, проскользнув внутрь, некоторое время бесцельно слонялась по упругой, влажной тишине, которая всегда присутствует в таких местах. Я бы хотела, чтобы мне ничто не мешало помнить его таким: ждущим в полосе солнечного света на противоположной стороне улицы, терпеливым, и гордым, и очень, очень красивым.

Я никогда не переставала чувствовать влечение к нему. Даже после рождения ребенка влюбленность, хорошо вышколенная нами, не отходила от нас ни на шаг, и когда появлялась возможность, мы сваливали от всех, чтобы остаться наедине с ней и друг с другом. Его родители брали на себя нашего сына, пока мы совершали долгие поездки по побережью, сворачивали в какой-нибудь лесок и занимались этим под деревьями или в машине. Впервые мы провели ночь без нашего ребенка в гостиничном номере в Гранаде. Помню миндальный торт, обсыпанный сахарной пудрой, и моросящий дождь, капли которого падали мне на лицо, пока мы бродили по дворцовым паркам.

В сочельник я решила показать его нашему ребенку. Сын весь засветился и засмеялся при виде папы, но, когда М. протянул к нему руку и по неловкости обхватил мальчика за шею, я так громко вскрикнула, что сын расплакался. Я вынесла родителям в коридор кричащего ребенка и сказала, что поеду домой на автобусе, буду как раз к ужину. Когда я вернулась в палату, М. уже успел забыть о нашем визите. Короткая память у него была полностью нарушена, минуты текли сквозь него, как вода, ничто не задерживалось в нем. Это ты? – спросил он, и я ответила, что да, это я. Когда принесли поднос с уткой, соусом и картофелем, я помогала ему доносить вилку с едой до рта и следила, чтобы он не пил слишком много воды с сиропом, иначе он не останавливался, пока не начиналась рвота. Эрготерапевт отзывался о его состоянии как о некритичном. Мозг не слышал сигналы о насыщении, которые посылал ему организм, но внешне ничего не свидетельствовало о том, что М. переедал. За десять дней, прошедших с момента несчастного случая, он потерял так много мышечной массы, что футболки болтались у него на груди. Когда он закончил есть утку с картофелем, я сняла крышку с пластикового контейнера, в котором был рождественский десерт из холодной рисовой каши с рубленым миндалем и вишневым соусом, и дала ему в руку ложку. Справишься? – спросила я. Он кивнул. Счастливого Рождества, сказала я и поцеловала его на прощание. Я люблю тебя. Скажи это еще раз: я люблю тебя.

М. выполнял все упражнения, ни на что не жалуясь, и если в отделении затевали совместное пение или играли в какую-то общую игру, он всегда принимал в этом участие. Спустя месяц он уже мог пройти небольшое расстояние, опираясь на ходунки с колесиками, и все дольше способен был помнить, где он находится и что он здесь делает. Авария, произнес он, колеблясь. Я ехал не по правилам? Я перевернулся? С медсестрами, заботившимися о нем, он был отстраненно-вежлив и изо всех сил старался не путать их имена. Дорта, Луиза, Гитта, Ивонна, Вибеке. Я чувствовала огромную благодарность к этим мягким и сильным женщинам, ухаживавшим за ним, и, хотя иногда они говорили с ним снисходительно, я не хочу их в этом упрекать. Вне всякого сомнения, в человеке, разбившем голову, есть что-то детское. Какая-то невинность или просто никуда не исчезающее удивление.