— А я так жду своей свадьбы! – мечтательно сказала Кадижа дяде Али. — Прямо не могу дождаться! Но я хочу быть только первой женой!
— Амина, мне так понравился мой жених, он такой красивый! Я думала, он будет старым и страшным! Слава Аллаху! — сказала Рания сестре, когда Саид встал со своего кресла.
— А мне понравился брат твоего жениха! — Амина кинула выразительный взгляд на Мохаммеда, танцующего с Латиффой.
— Саид так счастлив, дорогая! А я очень рад, что он счастлив! — сказала Мохаммед жене, светясь улыбкой.
— Ты думаешь, он по-настоящему счастлив? — в голосе Латиффы проскользнуло беспокойство.
— Но Мохаммед гораздо счастливей с одной женой! Моя Латиффа стоит четырёх жён, которых я могу иметь! — тотчас отозвался муж, уловив её привычную тревогу.
Саид пригласил Ранию танцевать. Жади была довольна тем, что её муж увлечён своей новой женой.
Едва Мохаммед отошёл от жены, как в него вцепилась сестра. Она убеждала его в том, что ему нужна вторая жена, поскольку Латиффа топчет его, как коврик.
— А невеста всё молчит, мы не слышали от неё ни слова, — сказала Зорайде Жади.
— Ей, наверное, страшно выходить замуж за человека, которого она не знает и которого раньше не видела, — предположила Жади.
— О Аллах, ей повезло, Саид хороший муж! — заявила служанка.
— Может, она кого-нибудь любит, может, чувствует то же, что и я, сидя на этом месте: желание умереть, убежать, провалиться сквозь землю, — Жади внимательно посмотрела на Ранию, стараясь угадать её чувства, но на лице невесты сверкала счастливая улыбка.
Наконец, приглашённая певица исполнила танец живота специально для молодожёнов и проводила их из праздничного зала.
Дядюшка Али с осуждением посмотрел на Жади.
— На этот раз это не рука судьбы, это всё сделала ты сама, — заключил он.
Жади погладила дядюшку по лицу и улыбнулась, успокаивая его.
Рания и Саид остались наедине в супружеской спальне. Молодая жена с интересом изучала обстановку комнаты, ходила вокруг кровати, усыпанной лепестками роз, и смущённо улыбалась. Саид был растерян, он никак не решался подойти к жене.
— Пойду, посмотрю, не ушёл ли дядя Абдул, я забыл ему кое-что сказать, — придумал он дурацкий предлог, чтобы выйти из комнаты.
Рания достала из сундука красивую ночную рубашку и переоделась. Она взяла флакончик духов, но тут вошёл Саид, и девушка, растерявшись, уронила духи на пол. Муж кинулся, чтобы поднять флакон, и их руки соединились. Поймав невинный и влюблённый взгляд Рании, Саид понял, что должен быть очень нежен с женой. Он сам надушил её ароматной водой и омыл ей ноги. Рания застенчиво улыбалась.
Саид взял руку жены в свою.
— Аллах, сделай так, чтобы эта женщина приняла меня… — говорил он. «Чтобы он полюбил меня», — говорили её глаза. — Пусть она принесёт в мою жизнь радость и процветание. — «Пусть я стану для него любимой женой». — Принесёт гармонию и мир. — «Пусть он не отвергнет меня, принеси мне детей, чтобы он не отверг меня». — Благослови эту ночь и все остальные ночи нашей жизни, благослови детей, которые родятся у нас…
С этими словами они поцеловались. Саид осыпал тело жены лепестками роз и сжал её в крепких объятиях.
Жади у себя наверху перебирала руками розовые лепестки, которыми была наполнена гостиная. Лицо её выражало задумчивую надежду на счастье.
— Ты не раскаиваешься? — спросила вошедшая в комнату Зорайде.
— Нет, — ответила она с хитрой улыбкой.
— Теперь его сердце принадлежит не одной тебе, теперь он смотрит не только на тебя! Ты растоптала свою опору, выбросила её на ветер и бредёшь на ощупь! — горестно воскликнула служанка.
— Я верю Лукасу, и знаю, что он ждёт меня! — Жади вновь улыбнулась.
— Да поможет тебе Аллах! — вздохнула Зорайде и ушла, оставив свою размечтавшуюся любимицу наедине со своими мыслями.
Жади не спала почти всю ночь, прижимая к себе дочь, тихо спавшую рядом.
Наступал рассвет. Семьи жениха и невесты уже ждали доказательств у дверей спальни. Рания протянула Назире аккуратно сложенную простыню. Назира, Абдул и Асеф посмотрели на ткань, и Назира радостно продемонстрировала всем пятно крови. Вновь начались радостные танцы и песни.
Леонидас обвинял сына в том, что тот не предупредил его о женитьбе Саида. Им уже давно нужно было связаться с арабским партнёром, а свадьба — отличный повод послать ему открытку. Но Лукас резонно считал, что в создавшейся ситуации это выглядело бы глупо. Леонидас разозлился от неосмотрительности сына и ушел. В комнату вошла Маиза.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила она мужа.
— Хорошо.
— Как я поняла, вы собираетесь поздравить Саида со свадьбой, — Маиза не упускала случая задеть больную для Лукаса тему.
— Не знаю, это решать отцу, меня не касается, — буркнул он.
— В глубине души ты думаешь, что эта свадьба расчистит тебе дорогу, да? — спросила она, хитро прищурившись.
— Я ничего не думаю, — Лукас даже не смотрел на жену.
— Саид вскоре удивит тебя, — многозначительно сказала она.
— Почему ты так считаешь? – обеспокоился Лукас.
— Подожди, увидишь, — и Маиза вышла из комнаты.
Затем явилась Мел со своим наболевшим вопросом, понравился ли отцу Шанди. Лукас вздохнул.
— Видишь ли, — осторожно начал он, — Шанди не слишком образован и поэтому вряд ли тебе подойдёт… Между вами чересчур большая разница…
Мел тотчас вспылила.
— Между тобой и марокканкой, в которую ты влюблён, тоже большая разница! – выпалила она. — И почему ты не развёлся с мамой, если так сильно любил ту девушку?!
— Мы когда-то почти развелись, но у тебя возникли психологические проблемы, — объяснил Лукас. — Психолог нам сказал, что тебе не хватает отцовского внимания. Я не мог тебя бросить… И нисколько сейчас не жалею, что остался. Главное для меня, что ты выросла и счастлива.
Мел криво усмехнулась.
— Ах, вот как?! Ты хочешь моего счастья?! Тогда ты должен принять Шанди!
Лукас вновь вздохнул.
— Хорошо… Я не понимаю тебя и не одобряю твоего выбора, но, тем не менее, ради тебя соглашусь с ним.
Мел не понимала, почему отец не может проникнуться её любовью к Шанди и её желанием жить вместе с ним. Лукас резонно считал, что слишком рано принимать серьёзные решения, но Мел хотела жить сегодняшним днём и не желала откладывать ничего на завтра.
— Когда мне было столько лет, сколько ей, мир казался вечным, у меня впереди маячила вечность, а у молодого поколения нет такого чувства. Они живут так, как будто сегодня — их последний день, — грустно сказал Лукас Далве.