Даже имя Ивметуна, коварного духа таинственных припадков, которые для жителей тундры страшнее любой заразы, не могло испугать его.
— Отец придёт домой, говорит: «На что ты мне такая? Не видать мне от тебя внука!..» Думаю: что мне делать?..
Ваттан с удивлением посмотрел на это молодое, сильное тело. Он не мог себе представить, чтобы Мами когда-нибудь была такой хилой девочкой, как она описывала.
— Раз ночью — зимняя была, ясная ночь — вылезла я из полога, смотрю на небо, думаю: кто бы мне помог? Думаю: мужчины помогают мужчинам, женщины женщинам, а девушки девушкам. Гляжу, а Сёстры мне смеются сверху…
Лицо её было обращено кверху, и, по-видимому, она опять переживала эти полузабытые, давно минувшие чувства.
— Сёстры, — говорю, — сделайте меня проворнее всех, такою быстрою, как вы сами! Что попросите, дам в плату. Будь это камень, зверь, человек, грудной ребёнок — всё отдам… А Сёстры мигают: ладно! Озябла я, вошла в полог, легла спать. Во сне явились ко мне все Шесть Сестёр. Говорят: не нужно нам ни зверя, ни малого ребёнка! Но если хочешь служить нам, будь без мужа, как мы…
— Как без мужа? — стремительно возразил Ваттан.
Он почувствовал, как будто перед ним вдруг разверзлась бездна.
— Ты сказала: моя кровь — твоя!.. — прибавил он совсем другим, хриплым голосом.
— Я не отрекаюсь! — сказала Марти. — Вот жилы на моей руки. Дай свою руку и свой нож! Смешаем нашу кровь. Будем брат и сестра, как два встречные ветра.
— Провались со своим сестринством! — запальчиво крикнул Ваттан. — Я человек, а не дерево! Мне нужно жену!
Мами положила Ваттану руку на плечо.
— Прости меня, — сказала она мягким и немного виноватым голосом. — Боги не судили… Что можем мы сделать против них?..
Ваттан сердито сбросил её руку с своего плеча.
— Не лги!.. — воскликнул он с возрастающим гневом. — Договаривай!.. Твоему отцу нужны внуки.
— Я говорила им… — сказала Мами, невольно отступая назад перед его угрожающим жестом. — И я не буду лгать.
«Кто обгонит меня, тот сильнее меня. — Он — для меня, как я — для других».
Так сказали Сёстры, — прибавила она медленно, останавливаясь на минуту перед этой таинственной, знакомой с детства, но не ясной фразой, похожей на оракул.
Ваттан сделал шаг к девушке, потом остановился и посмотрел ей в лицо долгим взглядом, пронзительным и ярким даже в ночной темноте.
— Лучше бы мне убить тебя! — сказал он наконец тем же тихим голосом, хриплым и заикающимся от гнева.
Девушка разорвала ворот своего мехового корсажа.
— Вот моя грудь! — бесстрашно сказала она. — Два раза ты выручил меня, — бей, если хочешь!..
Ваттан вдруг схватил её в свои крепкие объятия, которых опасались на тундре самые сильные бойцы.
— Ты моя жена! — шептал он, задыхаясь и осыпая поцелуями это прекрасное и упрямое лицо и крепкую белую грудь.
Но Мами выскользнула из его рук проворнее, чем горностай, и отскочила в сторону.
— Я уйду! — сказала она поспешно. — Прощай, Ваттан!..
Губы Ваттана искривились от ярости и стыда.
— Куда уйдёшь? — крикнул он, задыхаясь. — Я знаю, кто тебе нужен! Тот бродяга, волчий выродок!.. Где поймаю, там и убью его…
Девушка опять повернулась к Ваттану.
— Тебе не поймать его! — громко сказала она. — Если медведь на ногах, то сокол на крыльях.
Ваттан не мог ясно видеть выражение её лица, но голос её звучал насмешкой, как после бега на Чагарском поле.
Насмешка переполнила чашу. Ваттан быстро выдернул из-за пояса короткую плеть с ручкой из китового уса, которая служила ему для обучения молодых оленей, и угрожающе замахнулся ею на девушку.
— Что ж, — спокойно сказала Мами, не делая движения, чтобы уклониться от удара, — Мышеед бил меня утром, теперь твой черёд.
Ваттан с проклятием бросил плеть на землю.
— Уйди! — сказал он глухо. — Ты меня сделала хуже, чем Мышееды.
Девушка молча повернулась, чтобы войти в полог, но потом посмотрела на небо и вдруг побежала по дороге в глубину спокойной ночи. Ваттан остался стоять на месте. Ему показалось на минуту, что он — Юлтаят, а Мами — меньшая и самая быстрая из Небесных Сестёр, убегающая прочь, чтобы избегнуть его объятий.
Мами пробежала несколько сот шагов и вдруг чуть не наткнулась на другую человеческую фигуру, которая бежала прямо ей навстречу.
— Это ты, Гиркан? — спросила она без удивления.
Одул остановился и взял её за руку.
— Откуда ты? — спросила девушка.
Гиркан показал рукой в сторону гор.
После минутного появления на скале Гиркан исчез и больше не показывался. Оленные люди не могли даже судить, были ли с ним другие соплеменники или он один сбрасывал сверху обломки выветрившихся скал, нависшие над обрывом. Иные продолжали думать, что это был горный дух, принявший на короткое время форму молодого охотника.
— Зачем ты пришёл сюда? — спросила Мами. — Может, ты вправду дух? Эти горы — твои горы?
— Все горы — мои горы, и тундра — моя тундра, — отвечал Гиркан.
— А где отец твой? — спросила Мами.
Гиркан пожал плечами.
— Ты, значит, один пришёл, — настаивала Мами. — Зачем?
— Рынто не спрашивал, зачем! — проворчал охотник. — Было бы вам хлопот с Мышеедами, если бы не я.
Мами почувствовала, что волна радости влилась в её сердце. Гиркан, очевидно, интересовался её судьбой.
— Мой шатёр здесь, — торопливо заговорила она. — Пойдём к нам. Ты всех проворнее, мой отец не скажет «нет». Он знает!..
Гиркан взял её и за другую руку и привлёк её к себе.
— На что мне отец? — возразил он. — Я искал тебя…
Девушка сделала попытку вырваться, но Гиркан без особого труда удержал её на своей груди, ибо её движения потеряли прежнюю стремительность.
— Послушай, — сказал охотник, близко нагибая своё лицо к её горячей щеке. — Волки сходятся на большой дороге. Олень и важенка ищут друг друга в ночной темноте… И звёзды видят! — прибавил он, следуя глазами за направлением её взгляда.
Мами почувствовала, что слабеет. Ей показалось, что старый сон воскресает и хочет сбыться наяву.
— Разве ты хочешь, — прошептала она, — чтобы я бросила отца и стадо и пошла за твоим племенем?
Гордая дочь оленного племени добровольно признала себя побеждённой.
Гиркан не ответил словами, но губы его были более чем красноречивы. На холодном снежном ложе, под пологом тёмно-прозрачного неба, совершился их вольный брак, внезапный и таинственный, как ветер, пролетающий мимо. Ночной мороз тщетно пытался охладить знойную силу их объятий, а звёзды подмигивали с высоты благосклонно и насмешливо, как пожилые брачные гости перед юной и счастливой четой. Гиркан и Мами провели ночь на открытом воздухе, как в прекрасном брачном чертоге. Они выгребли яму в снегу, и молодой Одул устлал её дно широким и тонким плащом, который он носил скатанным за плечами. Оба они привыкли к холоду и не испытывали неудобства. Они заснули в своей снежной берлоге, сжимая и грея друг друга в своих объятиях.