Харук вдруг перестал смеяться и, глядя в сторону, с обманчивым безразличием спросил:
— А как там герцогиня?
Ирвин оборвал веселье на полувсхлипе и внимательно посмотрел на графа. Светлые брови сошлись на переносице.
— Друг, не надо… Пока все не зашло слишком далеко, остановись. Мне одной безнадежно влюбленной хватает… — хлопнув себя руками по коленкам, он нарочито бодро продолжил, — А что мы сидим? Сундук твой выкопали, бумаги на месте, транспорт ждет, ребята готовы. Вперед! Пока не отморозили себе… чего-нибудь, — и кивнул двум здоровякам, стоящим неподалеку.
Мужики с удивительной для их комплекции резвостью подскочили с места. И, подцепив сундук шестом за ручки, чуть ли не бегом потащили его наверх, на дорогу, где их ждала карета и оставшаяся охрана.
— Аника, она старая уже, молока не дает, видит плохо, — в очередной раз пытался поговорить с племянницей хромой истопник. — Заведешь себе другую… зверушку.
Девчонка, зажав уши ладошками, только мотала головой и глотала слезы.
Файка стояла, спрятавшись за хозяйку, пугливо посматривая из-за нее на сидящего перед ними большого «злого дядю». Губы козы машинально поймали подол укороченного теплого кафтанчика малышки и стали медленно мусолить материю.
— От нее одни неприятности! — продолжал Фил, пытаясь достучаться до девчушки. — Я устал получать жалобы от поварихи, прачек и… конюха! За что она его боднула?
— А зачем он на нее вилами замахнулся? — сквозь рыдания разобрал тот.
— А зачем она пожевала упряжь?
— А не надо было бросать, где попало! — всхлипнула Аника и, вырвав свою одежду из пасти любимицы, выбежала из домика, крикнув в отчаянии напоследок: «Она хорошая!»
Фая осталась один на один с мужчиной, который лишь устало вздохнул и протянул к ней руку. Ошеломленная тем, что ее лишили такой надежной преграды, как спина хозяйки, рогатая выпучила глаза и, коротко «мекнув», припустила следом за ребенком.
Когда мимо Патерсона, стоящего у колодца, пронеслась плачущая девочка, а потом ее коза, мальчишка, бросив ведра, побежал следом. Нашел он их в саду, у дальней башенки с их тайным убежищем. Аника продиралась сквозь густой кустарник к потайной дверце. Ее питомица не отставала. Поваренок нырнул за ними и, закрыв за собой проход, обернулся к зареванной малышке.
— Что случилось?
— Они хотят Файку… Люси-прачка так и сказала: «Хочу горжетку из козы-ы-ы…», — слезы с новой силой хлынули из глаз подруги.
Пат обнял Анику и погладил ее по спине, успокаивая.
— Мы ее спрячем, не плачь. Вот здесь и спрячем, в нашем секретном месте. Я ей буду носить с кухни еду и воду. А когда все успокоится, можно будет выпускать твою горжет… тьфу, козочку на улицу, на длинной веревке. Нам бы только до весны продержаться. Сена натаскаем… хватит реветь! — подбадривающе улыбнулся он Нике и показал кулак рогатой пройдохе.
Вдруг где-то в глубине прохода что-то звякнуло, и дети замерли. Аника, вытирая ладошками щеки, подняла испуганные глаза на мальчика.
— Что это? — спросила шепотом.
Патерсон нахмурился и задвинул ее себе за спину.
— Сейчас узнаем. Стой тут.
— Нетушки, я с тобой! — мальчишка в ответ только приложил палец к губам, призывая к молчанию.
Крались они по темному коридору практически на ощупь. Пат почувствовал, как ручки малышки вцепились сзади в его курточку. Единственным затруднением для беспрепятственного передвижения были толстые балки и бревна, торчащие из стен у самого основания, через которые приходилось перелезать. От остального мусора друзья освободили тайный ход, как только его нашли, изучив каждый поворот, каждую нишу, облазив его вдоль и поперек.
Затормозив возле маленького углубления в каменной кладке, девочка потянулась за огнивом. Ее руку перехватили, и Пат, что-то предупреждающе прошипев, дернул за собой, двигаясь дальше.
Слабый дрожащий свет от свечи в чьих-то руках, внезапно вынырнувший из-за нагромождения старых бочек у стены, заставил маленьких шпионов остановиться и прижаться к холодному камню спиной.
Файка, меланхолично пережевывая старую жвачку, слушала, как ее маленькая хозяйка о чем-то тихо спорит с мальчишкой, от которого всегда вкусно пахнет. Ей не понравилось место, куда ее затащили. Сарай — не сарай, погреб — не погреб. Было сыро, темно, пахло старым деревом и камнем. А еще мышами. Мышей она не любила. Эти мелкие проныры иногда устраивали свои гнезда в сене, воровали из кормушки зерно, оставляя лишь мякину, и всегда щедро делились своим конечным продуктом пищеварения. Уж чего-чего, а этого добра они не жалели. И по ночам ее нервировал их писк! Видимо, старость.
За своими раздумьями она не заметила, как дети ушли в темноту этого странного прохода. Еще какое-то время Файка удивленно смотрела на то место, где совсем недавно стояла девчонка, а потом встрепенулась, навострила уши и, неслышно ступая по утрамбованному земляному полу, пошла следом, больше ориентируясь на звук шагов идущих впереди детей, чем на зрение. Шла осторожно, вытянув шею, но все равно пару раз споткнулась о какие-то палки и чуть не задела рогами торчащий металлический крюк непонятного назначения. Когда впереди забрезжил неяркий свет, коза очень обрадовалась и прибавила шаг. Выныривая из глубокой тени на более освещенный участок, она краем глаза заметила хозяйку и ее друга, прилипших к стене. Что это с ними?
Впереди шла фигура в длинном темном плаще со свечой в руке. Незнакомец часто останавливался и то оглаживал ладонью, то простукивал костяшками пальцев кладку, не замечая приближающейся к нему козы. Фая, остановившись в шаге позади человека, оглянулась на ребятишек. Аника молча делала ей какие-то знаки руками, а Патерсон, округлив глаза, зачем-то строил страшные рожи. Не понимая, что от нее хотят и почему все молчат, Файка еще раз оглядела стоящую перед ней фигуру, раздраженно дернула хвостом и, отойдя на пару шагов назад, выставила рога. Разбег был короткий, но удар снизу вверх как всегда отличный!
Так верещать могла только женщина! Визг стоял такой, что у рогатой заложило уши.
Незнакомка в панике выронила свечу и в кромешной темноте заметалась, продолжая истошно голосить. Усугубила положение козлиная трель, дополнив сопрано дамочки большей насыщенностью и глубиной звучания. И только по счастливой случайности, и никак иначе, ее хаотичные метания по тайному ходу вывели неизвестную к лестнице, ведущей к секретной двери в покои на третьем этаже. Там была уже не такая кромешная тьма, из заколоченных досками узких оконцев-бойниц местами пробивался дневной свет. Всхлипывая, спотыкаясь и путаясь в подоле платья, несчастная рванула, не считая ступеньки, наверх. Послышался скрежет старого механизма, открывающего ту самую дверь, и затем все стихло.
Дети какое-то время находились в прострации, шокированные произошедшим. Одна лишь Файка не впечатлилась тем хаосом, который возник по ее вине, и спокойно стояла, почесывая рога о деревянный столб, подпирающий потолочную балку.