— Что все это значит? — обратилась она ко всем сразу, пройдясь по опущенным головам слегка ошарашенным взглядом.
— Простите нас, госпожа, прозевали мы ее вчера. Не ожидали от хрупкой женщины такого злодейства, — начал Жарвис и, подняв руку, приложил ее к своей челюсти. Дворецкий тоже неосознанно, осторожно ощупал свой череп. Второй лакей погладил локоть и начал медленно опускаться на колени. За ним бухнулись разом стражники. Данкин переминался с ноги на ногу, видимо, решал, с какой ноги ему начинать опускаться.
— Поднимитесь, не надо так, — окончательно растерялась Лия, — я не сержусь. Никто этого не ожидал. Расходитесь по своим делам, прошу вас.
Слуги, оставив идею протереть коленями полы, откланявшись, стали расходиться, не забыв напоследок еще раз извиниться и выразить слова сожаления. Позади Лии хмыкнула Матильда.
— Эта дамочка к ним магию применила. Стражники просто уснули — кто где стоял. Фальком, дворецкий, успел только спросить о визите, как получил воздушным «кулаком» по голове и отключился на крыльце. Жарвис преградил дорогу уже на лестнице в холле, но, как оказалось, у этой ведьмы хороший удар головой, она его в челюсть так боднула! Как еще зубов бедолага не лишился! Другой лакей поспешил ему на помощь, да вдруг споткнулся на ровном месте и пересчитал ступеньки, скатившись вниз. Обоих нашли спящими под лестницей. Вирош… уж не знаю, что с этим мужчиной. Как всегда ни рыба ни мясо. Один камердинер сообразил позвать лорда Бреуна! — и верная Матильда добавила с сожалением, — Эх, меня там не было!
«Милый мой папенька!
Долгих лет Вам жизни и всех благ! Как же я по вас скучаю!
Простите, что долго не отвечала. В прошлом письме вы спрашивали, как мне тут живется спустя несколько месяцев замужества за герцогом. Отвечаю — хорошо и даже иногда весело.
Замок полон гостей. Не все из них мне приятны, но это не мой выбор. По крайней мере, господа ведут себя корректно и доброжелательно. Старая графиня Антор стала мне настоящей подругой. Ее советы по тому или другому поводу приходятся всегда кстати. За что я ей очень благодарна.
Вы, папенька, интересовались нашими с супругом отношениями. Я назвала бы их очень нежными. То он ко мне заходит в спальню, когда я сплю, а он думает иначе. То я порой прохожу мимо его кабинета по нескольку раз, не решаясь зайти и ища предлог. Как выяснилось, мой супруг самый порядочный и самый заботливый на свете. Он настолько благороден, что даже не отчитал меня за утопленное родовое кольцо!..»
Вошедшая горничная поставила на столик в гостиной, где сидела Юлия, вазу с цветами.
— От графа Бероуза, госпожа. С запиской.
«…Ох, папенька, знал бы ты, как трудно быть замужней женой! А еще эти мужчины, что так и спешат одарить комплиментом без участия моего драгоценного супруга. И все где-нибудь наедине, будь то гостиная или библиотека. Я уже привыкла и стараюсь не обращать внимания на порой откровенные взгляды… Хотя, что скрывать, для каждой женщины большое удовольствие нравиться не только своему мужу…»
— Опять ты здесь? Брысь! — Марс с фырканьем вылетел из гардеробной, получив от служанки по заду панталонами леди Юлии.
«…Я не уверена в чувствах его светлости, но мне хочется верить, что он меня любит… Есть что-то в его взгляде, отчего мое сердечко порой замирает, а потом пускается вскачь. А уж когда он меня обнимает… милый мой родитель, я растворяюсь в этих ощущениях!
Ах, милый папенька, вы даже не представляете, насколько добр и мил мой драгоценный супруг. И с каждым днем меня тянет к нему все сильней и сильней! Боюсь признаться, но я, кажется, его люблю!»
В соседней комнате что-то упало. Лия нахмурилась, отвлекаясь на громкий звук. Матильда вышла из спальни, держа в руках надвое расколотый горшок с миниатюрным фикусом.
— Вам же он все равно не нравился, хозяюшка.
«…Это чувство усиливается всякий раз, когда лорд Дункан целует мои пальчики, когда мы встречаемся и желаем друг другу спокойной ночи или доброго утра. Поцелуй его горячих и сухих губ в висок… Я забываю, папенька, дышать, когда герцог касается моих губ…
В такие минуты понимаешь: быть женщиной — уже ли не счастье!»
Грой, кряхтя, опустилась на колени, заглядывая под софу.
— Так вот он где! Я у прачек все вверх дном перевернула, а он здесь преспокойненько лежит и молчит! — возмущалась девушка, доставая носовой платок с вышитой монограммой герцогини Эррол, невесть как оказавшийся там.
«…Но, папенька, нынче мне знакома и ревность! Не далее, как вчера к нам заявилась некая Ивон, надушенная, как тот скунс, которого решили вывести в люди. Ох, мой драгоценный родитель, вот именно тогда я решила, что у меня болит сердце. Однако, поразмыслив, пришла к простому выводу: герцог мне не безразличен, а причина такого недуга — обычная женская ревность. Надо же, она коснулась и меня!»
Сложив листок в четыре раза, Юлия задумалась, а потом решительно разорвала написанное. Затем обмакнула перо в чернила, на миг прикрыла глаза и начала новое письмо для драгоценного родителя.
«Милый папенька! Пишет Вам любящая дочь Юлия, ныне герцогиня Эррол…»
Второе послание оказалось более лаконичным, а в случае если кто-то прочитает, то и благоразумным.
Казалось, даже воздух содрогнулся, когда над распадком грянул громкий смех. Двое мужчин хохотали от души, вытирая слезы и не обращая внимания на предостережения сопровождающих о том, что в низине, находясь у подножия коварной горы, не стоит шуметь. Один даже упал спиной на снег, заходясь в безудержном веселье.
— Хотел бы я посмотреть на это! — еле смог выговорить Гарольд, утирая слезы.
— Это еще не самое страшное! Он из всей этой кучи обломков достал один, с изображением какой-то каракатицы, назвал ее «бабочкой от ангела» и отнес в кабинет! Подозреваю, что даже спрятал в сейф, как самую большую ценность!
Стоящие неподалеку теггирцы прятали улыбки за полумасками, закрывающими нижнюю часть лица, окружив плотным кольцом двух магов-стихийников, привезенных с собой из замка Гинтор. Опустошив весь свой магический потенциал при растопке огромного участка утрамбованного снега после сошедшей лавины, те сейчас сидели понурые и изможденные, не принимая участия в общем веселье, и молили своих богов, чтобы их труд не остался без награды. Под «наградой» подразумевалось сохранение им жизни.
— Где он там бабочку увидел? Я его «панцирь» вдоль и поперек просмотрел — не было там ничего и близко похожего!
— Я ему тоже об этом сказал, но разве его переубедишь? Когда лекарь пришел со здоровенными садовыми ножницами в одной руке и молотком в другой, надо было видеть глаза нашего герцога! Паника и отчаяние! Честное слово, первый раз видел Дункана таким! Помня о твоей просьбе, я посоветовал Калену аккуратней быть с теми местами, где письмена уже поддались расшифровке. Наш «больной», видимо, тоже проникся трудами своей жены и безапелляционно заявил: «Колоть не дам — режь». Свонсон какое-то время ходил вокруг, примерялся — откуда начать и решительно чикнул кусок тверди с наружной стороны бедра. До-олго резал, кряхтел, пыхтел и приговаривал: «Какой, однако, крепкий гипс получился!», а тот ему ехидно так: «Твоих рук дело! И только не говори мне, что это твой первый эксперимент». Эррол орет-торопит, ногой подрыгивает в нетерпении, а у взмокшего лекаря инструмент в руках дрожит. Юлия всполошилась, а то, как порежут ненароком не то, что надо. Она как крикнет: «Лежи смирно!» — подпрыгнули все! Даже наш герой умудрился лежа, практически обездвиженный, это сделать, — и Бреун снова зашелся хохотом.