Не говори никому. Беглец - читать онлайн книгу. Автор: Харлан Кобен cтр.№ 5

Умудренные опытом друзья — самые противные из всех — произносили затасканные слова о том, что я еще молод, что время лечит. Мне хотелось крикнуть им: «Выразите свое глубокое соболезнование и заткнитесь! Не надо говорить, что она теперь в лучшем мире. Не надо говорить, что так решила судьба. Не надо объяснять мне, что я — счастливец, потому что узнал такую любовь». Все эти банальности только бесили. Я смотрел на произносивших подобные слова идиотов и думал — не очень-то гуманно — о том, почему они все еще ходят по земле, в то время как моя Элизабет гниет в могиле.

Тем не менее приходилось покорно выслушивать бредни про то, что «лучше узнать любовь и потерять ее, чем не любить вообще». Да нисколько не лучше. Мне показали рай, а потом отняли. И это еще не все. Хуже то, что Элизабет продолжала незримо присутствовать в моей обыденной жизни. Сколько раз я видел или делал нечто, что непременно бы ей понравилось, столько раз и возвращалась боль. Меня спрашивали: сожалею ли я о чем-нибудь? Если бы я удосужился им ответить, то сказал бы, что сожалею лишь об одном — что не потратил КАЖДЫЙ миг своей жизни на то, чтобы сделать Элизабет счастливее.

— Доктор Бек?

— Секундочку.

Я положил руку на мышку и кликнул по иконке «Читать». Письмо появилось целиком.

В груди у меня похолодело.

Час поцелуя?

Все-таки розыгрыш, не иначе. Я никогда не любил шарады и не умел долго ждать.

Я снова схватил мышку и подвел стрелку курсора к ссылке. Щелкнул по ней и услышал, как нехотя заверещал старенький модем. У клиники не было средств на современное оборудование, и, открывая новую страницу, приходилось подолгу ждать. «Час поцелуя»… Как они узнали про «час поцелуя»?

На экране появилась надпись: «Ошибка».

Я нахмурился. Что же это, черт возьми, такое? Я попробовал соединиться еще раз. Опять ошибка. Ссылка не работала.

Кто, дьявол его забери, мог знать о часе поцелуя?

Я никому не говорил. Мы даже с Элизабет это особо не обсуждали. Да и что тут обсуждать? Мы были сентиментальны, как Поллианна ^[2], и старались держать такие вещи в секрете. Вы спросите — какие? Дело в том, что, когда мы, двадцать один год назад, впервые поцеловались, я засек время. Просто так, для смеху. Глянул на часы и сказал: «Пятнадцать минут седьмого».

А Элизабет ответила: «Час поцелуя».

Я опять прочел сообщение. Это было совсем не весело, а пожалуй, даже страшновато. Одно дело сыграть жестокую шутку и совсем другое…

«Час поцелуя».

Он наступит завтра, в 18:15. Мне остается только ждать.

Больше ничего.

Я сохранил сообщение на дискету, просто на всякий случай. Потом полностью распечатал его на принтере. Я мало что понимаю в компьютерах, но говорят, будто по всей этой адресной абракадабре можно вычислить, откуда пришло письмо. Принтер заворчал. Я снова перечитал тему и пересчитал линии. Точно, двадцать одна.

Я вспомнил наше дерево, первый поцелуй, и в моем тесном, душном кабинете вдруг запахло клубничными леденцами.

Дома я обнаружил еще один привет из прошлого.

Я живу вместе с дедушкой на противоположной от Манхэттена стороне моста Джорджа Вашингтона, в типичном американском пригороде. Грин-Ривер, штат Нью-Джерси — райончик, где, несмотря на название, нет и не было никакой реки и почти не наблюдается зелени ^[3]. Я переехал к деду и его постоянно меняющемуся штату наемных сиделок три года назад, после смерти бабушки.

Дедушка страдает болезнью Альцгеймера. Его мозг напоминает старый черно-белый телевизор. (Помните, тот, с ушастой антенной?) Он работает то хуже, то лучше. Иногда вдруг так хорошо, что вы пытаетесь зафиксировать антенну в этом положении и больше ее не трогать. Правда, и в этом случае по экрану бегут вертикальные полосы. Во всяком случае, до сих пор было именно так. Но в последние дни — если уж придерживаться сравнений — телевизор сломался окончательно.

Я никогда по-настоящему не любил деда. Он был старомодным человеком, очень жестким и авторитарным, его отношение к вам оказывалось прямо пропорционально вашим успехам. Суровый и принципиальный, дед и любил так же требовательно, как жил. Эмоциональный, впечатлительный, да еще и физически хилый внук не заслуживал особых чувств с его стороны.

Только я все равно переехал к нему. Потому что, если бы этого не сделал я, это бы сделала Линда. Подобные решения в ее стиле. Когда в летнем лагере мы пели псалмы, сестра принимала их содержание чересчур близко к сердцу. Однако у Линды есть сын и «вторая половина», можно сказать, семья. А у меня — никого. Поэтому я взял ответственность на себя и не жалею об этом. Мне даже нравится здесь. По крайней мере, тихо.

Хлоя, моя собака, подскочила, радостно крутя хвостом. Я потрепал ее мягкие висячие уши, она недвусмысленно посмотрела на поводок.

— Подожди минутку, — попросил я.

Мой ответ Хлое явно не понравился. Она укоризненно поглядела на меня — что не так-то легко, когда твои глаза почти полностью закрыты шерстью. Хлоя — бородатый колли, порода, которая выглядит самой «пастушеской» среди всех разновидностей колли, которых я когда-либо видел. Мы с Элизабет купили ее сразу после свадьбы. В те годы Элизабет любила собак, я — нет. Теперь люблю.

Хлоя рухнула около входной двери, настойчиво поглядывая то на нее, то на меня.

Дед сидел перед телевизором. Когда я вошел, он не повернул головы, хотя за происходящим на экране тоже не следил. Лицо его напоминало гипсовую посмертную маску. Единственной процедурой, которая немного оживляла маску, была смена памперса. В эти моменты губы деда разжимались, лицо становилось мягче, даже глаза наполнялись слезами. Похоже, что в этот момент его сознание ненадолго прояснялось.

У Господа своеобразное чувство юмора.

Сиделка оставила на кухонном столе записку: «Позвоните шерифу Лоуэллу». И номер телефона.

Я почувствовал, как в грудной клетке заколотилось сердце. После избиения на озере у меня начались приступы мигрени, череп будто молнии пронзали. Пришлось даже лечь на обследование, и один специалист, мой студенческий приятель, сказал, что боли имеют скорее психологический, чем физиологический характер. Наверное, он прав. Вот и сейчас боль и чувство вины проснулись одновременно. Надо было увернуться от удара. Надо было отбиваться, а не терять сознание и не падать в озеро. И — самое главное — я ведь как-то собрал силы и спасся. Значит, надо было сделать то же самое и для Элизабет.