В кабинете тоже не оказалось ничего страшного. Обычный письменный стол, как у преподавателя начальной школы, два старых полированных стула. На одной из стен висело несколько дипломов. Смотрите-ка, Харпер, как и я, окончил Колумбийский университет, только двадцатью годами раньше. Никаких семейных фотографий, спортивных наград, ничего личного. Здешним посетителям не до приятных бесед и портретов смеющихся внучат.
Харпер сел и положил руки перед собой на стол.
— Слушаю вас, доктор Бек.
— Восемь лет назад, — начал я, — к вам привезли тело моей жены. Она оказалась очередной жертвой серийного маньяка по кличке Киллрой.
Я плохо читаю по лицам. Глаза для меня отнюдь не зеркало души, а жесты не выдают собеседника. Да только реакция Харпера насторожила бы любого: что могло заставить медицинского эксперта, патологоанатома с огромным стажем, так побледнеть?
— Я помню, — тихо ответил он.
— Вскрытие проводили вы?
— Да. Во всяком случае, частично.
— Как это понять — частично?
— ФБР подключило своих людей. Мы работали в связке, хотя у них не было медэкспертов, и руководил все-таки я.
— А при первом осмотре тела ничего не бросилось вам в глаза?
Харпер заерзал на стуле.
— Могу я спросить, для чего вам эти сведения?
— Я — безутешный супруг.
— Восемь лет прошло!
— Каждый страдает по-своему, доктор.
— Возможно, вы правы, но…
— Что «но»?
— Хотелось бы знать, что именно вас интересует.
Я решил сыграть в открытую.
— Вы фотографируете все попавшие к вам тела?
Харпер не смог скрыть замешательства и понял, что я это заметил.
— Да. Сейчас мы используем цифровые фотоаппараты. Удобно хранить данные в компьютере — и для диагностики, и для поиска.
Я равнодушно кивнул. Харпер явно пытался увести разговор в сторону. Видя, что он не собирается продолжать, я задал следующий вопрос:
— Вы сфотографировали и мою жену?
— Да, конечно. Сколько лет назад, вы говорите, это было?
— Восемь.
— Тогда у нас был «поляроид».
— И где теперь эти снимки, доктор?
— В архиве.
Я взглянул на высокий шкаф, стоящий у стенки, как часовой на посту.
— Не здесь, — быстро сказал Харпер. — Дело вашей жены закрыто, убийца пойман и осужден. Кроме того, это случилось более пяти лет назад.
— Тогда где они?
— В архиве, в Лейтоне.
— Можно мне их увидеть?
Что-то упало со стола, Харпер проводил листок бумаги задумчивым взглядом.
— Я узнаю, что можно сделать.
— Доктор, — позвал я.
Он поднял глаза.
— Вы помните мою жену?
— Более или менее. В наших краях не так уж много случается убийств. А уж такого уровня…
— В каком состоянии было тело, сказать можете?
— Боюсь, что нет. Детали быстро забываются.
— А кто ее опознал?
— Разве не вы?
— Нет.
Харпер поскреб макушку:
— Тогда, по-моему, отец убитой.
— Не припомните, ему это быстро удалось?
— В смысле?
— Он сразу ее опознал или сомневался? И сколько сомневался? Пять минут? Десять?
— Не могу сказать. Честно.
— То есть забыли.
— Да, прошу прощения.
— А ведь вы сказали, что это было громкое дело…
— Да.
— Может быть, самое громкое в вашей практике?
— Несколько лет назад еще убили разносчика пиццы, — сказал, подумав, Харпер. — Хотя с убийством вашей жены его, конечно, не сравнить.
— И вы даже не помните, как прошло опознание?
— Доктор Бек, при всем моем уважении, я не могу понять, куда вы клоните, — ощетинился Харпер.
— Что ж, повторю: я — безутешный супруг. И задаю очень простые вопросы.
— Очень неприятным тоном.
— Имею право.
— Да чего вы от меня хотите?
— Почему вы решили, что Элизабет — жертва Киллроя?
— Это не я решил.
— Хорошо, почему так решили фэбээровцы?
— Из-за клейма.
— Буква «К»?
— Она самая.
Я почувствовал себя на верном пути.
— Итак, полицейские доставили тело сюда. Вы начали его осматривать. Увидели клеймо «К» и…
— Нет, они осмотрели ее первыми. ФБР, я имею в виду.
— Они появились до того, как привезли тело?
Харпер уставился в потолок, то ли вспоминая, то ли придумывая ответ.
— Да. Или сразу после этого, я точно не помню.
— Как же они узнали о находке так быстро?
— Понятия не имею.
— Не имеете?
Харпер сложил руки на груди:
— Могу предположить, что полицейские, вызванные на место происшествия, заметили клеймо и вызвали ФБР. Повторяю: это всего лишь моя догадка.
В боковом кармане завибрировал пейджер. Я достал его: срочный вызов из клиники.
— Сочувствую вашей потере, — деловым тоном заявил Харпер, — и разделяю вашу боль, но сегодня у меня на редкость плотное расписание. Возможно, через несколько дней…
— Когда вы сможете достать из архива дело моей жены? — прервал его я.
— Я не уверен, что вообще смогу это сделать. Я собираюсь только узнать…
— Закон о свободе информации.
— Простите?
— Я просмотрел его сегодня утром. Дело Элизабет закрыто, и я имею право его увидеть.
Харпер наверняка знал об этом — скорее всего, не я первый запрашивал дело из архива — и поэтому закивал с энтузиазмом:
— Конечно, конечно. Вы должны будете собрать необходимые документы, заполнить некоторые бумаги.
— Вы издеваетесь? — спросил я.
— Извините?
— Моя жена стала жертвой ужасного преступления.
— Знаю.
— И у меня есть право увидеть все документы. Если начнете тянуть резину, я сочту это подозрительным. Я никогда не говорил с журналистами о Элизабет и ее убийце. Может быть, мне начать? Я попрошу их объяснить, почему окружной медэксперт отказывает в элементарной просьбе.
— Звучит как угроза.