Когда папа видит меня через плечо Джека, он кричит:
— Собирай свои вещи. Ты уезжаешь отсюда. Мы забираем тебя домой.
Я слишком ошеломлена, чтобы что-то сказать.
Тут появляется Марта и дефилирует мимо меня, вставая позади своего мужа.
— Кто вы, черт возьми?
— Я отец Лизы, и если вы не позволите мне забрать дочь, я позвоню в полицию.
Марта оглядывает его снизу доверху. Ее голос спокоен:
— Если вы не уйдете с моего порога, я вызову полицию.
Отец снова пытается обойти Джека и снова терпит неудачу. Он в бешенстве.
— Я никуда не уйду без своей дочери.
Марта поворачивается, бросая на меня любопытный взгляд.
— Ты знаешь этого человека?
Мне стыдно, как бывает стыдно за родителей, когда ты подросток.
— Это мой отец.
— Ну, тогда тебе стоит выйти на улицу и разобраться с этим. И позволь напомнить тебе, — добавила она, — что родителям разрешено навещать тебя, но только с нашего с Джеком предварительного согласия.
С поникшей головой я прохожу мимо Джека и выхожу из дома. Дверь закрывается, но не до конца; я уверена, что Джек и Марта с удовольствием подслушивают за ней.
Я вскрикиваю, когда папа хватает меня за руку и тащит вниз по дорожке к тому месту, где припаркована его машина. На пассажирском сиденье сидит мама, лицо которой выражает переживания несчастного родителя.
— Что, черт возьми, происходит, девочка? — папа все еще кричит, а его пальцы впиваются в меня. Мой отец никогда, никогда не был склонен к насилию. — Эти люди причинили тебе вред? Что ты здесь делаешь?
Не нахожу слов для ответа. Я рассматривала различные варианты развития событий, когда переезжала в дом с клеймом каменщика, но никогда не предполагала, что родители могут найти меня здесь.
Я пытаюсь выглядеть спокойно и изобразить возмущение их вмешательством, но понимаю, что у меня не получается.
— Я сняла здесь комнату, вот и все. Это ближе к работе. А теперь, пожалуйста, уходите.
— Не ври!
Я чувствую удар по щеке. Секунду я не понимаю, что случилось, пока не осознаю, что отец только что дал мне пощечину. Меня никогда раньше не били родители, и я не могу в это поверить. Его лицо переполнено страхом и ненавистью, и я впервые в жизни искренне боюсь его. В то же время из машины доносится горестный крик, после чего пассажирская дверь открывается, и мама выбегает, чтобы разнять нас.
Она явно плакала.
— Эдвард! Эдвард, что ты делаешь? Не бей ее.
Папа делает пару шагов назад. Он выглядит таким же разбитым, какой чувствовала себя я, лежа на кровати.
— Прости, Лиза. Ты же знаешь, что я никогда не причиню тебе вреда. — Его голос становится сдержанно-тихим, что звучит еще ужаснее, чем любой крик.
— Садись в машину. Я пойду и заберу твои вещи, — он уже поворачивает к дому.
— Не смей.
Я иду за ним, но мама хватает меня за руку и удерживает. Мы недолго боремся, но она на удивление сильная, а я на удивление хрупкая. Я не могу вырваться.
Она резко поворачивает меня к себе.
— Лиза, дорогая, что происходит? Что ты делаешь в этом доме? Почему ты больше не живешь у себя?
Я собираюсь рассказать ей историю о том, что это ближе к работе, но мне не хватает духу, потому что она ужасно расстроена.
— Лиза, ты не в порядке. Ты очень плохо выглядишь, мой прекрасный ангел. Ты должна поехать с нами домой.
Мой отец рывком открывает дверь в дом. Я удивлена, что Марта и Джек не пытаются его остановить. Все молчат. Возможно, они видели, как он ударил меня, и не хотят вмешиваться. Или, может быть, они только что поняли, что это идеальная возможность избавиться от меня, не прибегая к суду. Им крупно повезло.
Папа поднимается по лестнице, перепрыгивая через ступеньку, и бросается в мою комнату.
— Лиза? Ты слушаешь меня? — мама снова привлекает мое внимание. — Непохоже, чтобы ты ела или спала. — Она говорит настойчиво и со слезами в голосе.
Она обнимает меня. Я прислоняюсь к ней, внезапно чувствуя себя полностью изможденной. Очень усталой. Такой усталой, что мне хочется прилечь где-нибудь в парке и поспать.
Спать. Спать. Спать.
Кажется, гораздо проще сказать, что я поеду с ними. Попрощаться с этим домом и его секретами, которые наверняка только расстроят меня еще больше. Бросить эту охоту, которая медленно меня уничтожает.
Убийца кошек и наркоторговец теперь стоят снаружи дома с ничего не выражающими лицами, наблюдая за мной и мамой. Папа выбегает из дома со спортивной сумкой, которая раздувается от моих вещей. Я дрожу, хотя на улице не холодно. Папа бросает сумку в багажник машины, а потом берет меня за руку. Я позволяю ему усадить меня на заднее сиденье. Когда он садится на место водителя, то на несколько мгновений откидывает голову назад, как будто в облегчении. Поворачивается ключ в замке зажигания, и мы отъезжаем.
На секунду я разделяю папино облегчение. Но затем выглядываю из заднего окна машины. Я смотрю не на Марту и Джека, которые все еще стоят снаружи, а вверх, на дом. На большие окна, которые скрывают свои секреты от меня и от внешнего мира. На кирпичную кладку, которая кажется все более темной и неприступной каждый раз, когда я ее вижу. Клеймо каменщика все там же. Краеугольный камень поисков моего прошлого.
В каком-то глубоком тайнике моей памяти, моей души я тот самый пятилетний ребенок, которого увозят из этого дома. Что же я делаю? Не могу уехать, только не сейчас. Я должна остаться и довести это до конца, какой бы усталой, раздавленной и напуганной я ни чувствовала себя.
Если я этого не сделаю, я не смогу жить дальше. Эта дорога ведет к водке, таблеткам и…
Дергаю дверную ручку. Мама кричит и хватает меня, чтобы я не вылезла из движущейся машины. Папа тоже кричит через плечо, но я не слышу, что он говорит. Машину потряхивает и сносит с подъездной дорожки, не успеваем мы выехать на дорогу.
Я выпрыгиваю из машины и из любящих объятий мамы и возвращаюсь к дому. Падаю на землю, покрытую камнями и травой. Она сырая и холодная. Я ползу к входной двери, как паломник, ищущий спасения. Мамины рыдания не прекращаются.
Я поднимаю взгляд. Надо мной стоит папа. Он не пытается снова утащить меня в машину. Вместо этого он ставит мои вещи на землю рядом со мной.
Он говорит спокойно и собранно:
— Очень хорошо, Лиза. Пусть будет по-твоему. У нас есть и другие возможности, чтобы спасти тебя, не забывай об этом, — он поворачивается, чтобы уйти, но потом добавляет: — Мы делаем это только потому, что любим тебя. Ты ведь знаешь это?
Я хочу поговорить с ним, успокоить его, но не могу пошевелить губами. Гравий хрустит у него под ногами, когда он возвращается к машине. Он громко хлопает дверью, демонстрируя свои истинные эмоции. Мои любимые родители уезжают. А мне больно. Больно, что я причиняю им столько чудовищных страданий. Но они могли бы остановить все это, если бы просто сказали мне правду.