Алекс смотрел на нее долго и подозрительно. Потом догадался:
– Сатисфакция? Лиза, милая, не шути так: даже тебе станет дурно, ежели узнаешь, сколько я заплатил священнику, чтобы он обвенчал нас в пост.
– Я не шучу. Сколько бы ты ни заплатил, наверняка наследство твоего дедушки покроет расходы в будущем. А ежели мы обвенчаемся теперь – тайно и преступно – боюсь, наследства ты так и не увидишь.
Алекс покачал головой:
– Мы не знаем наверняка – насчет наследства… быть может, все и обойдется. В любом случае, вашего приданого я не потревожу, клянусь!
Лиза понимающе улыбнулась:
– Я знаю. Но я не должна была настаивать тогда. Я ведь не скорой свадьбы хотела, Алекс…
Лиза снова не могла подобрать слов. Смутилась до крайности, отвела глаза. Алексу пришлось нежно погладить ее щеку, чтобы она поглядела на него опять. И опять улыбнулась. А после в глазах мелькнуло и лукавство:
– Поверить не могу, что ты решил, будто я соглашусь на это безумство! – притворно упрекнула Лиза. – Нет уж, мой милый жених, вам придется дождаться условленного дня и взять меня в жены как полагается!
Алекс измученно покачал головой. Эта девушка никогда не перестанет сводить его с ума.
– Так что теперь? – уже скромней спросила Лиза. – Ты же не вернешь меня батюшке после моего отказа?
– Нет. Ни за что. Там тебе опасно находиться – это и твой отец понимает. Я отвезу тебя в надежное место: туда, куда намеревался отвезти после венчания.
– Куда же?.. – насторожилась Лиза.
Алекс с ответом не спешил.
Вскоре дождались и саней. Из осторожности Алекс не стал нанимать извозчика – правил лошадьми сам. И, чем дальше ехали, тем скорее Лиза начинала догадываться о пункте назначения сама…
На Шарташскую дачу прибыли уже в сумерках.
Деревенский бревенчатый дом – старый, холодный, брошенный – не встретил радушием. Но более везти Лизу было некуда. Алекс посетил дачу накануне, распорядился о комнатах немногочисленной прислуге. За домом смотрела пожилая семейная пара: надежные люди, по словам Кулагина.
– Тебе неприятно это место? – спросил Алекс у притихшей Лизы, которая даже саней покидать не торопилась.
– Не знаю… – рассеянно ответила та. – Я никогда здесь не бывала. Если не считать того раза. И здесь убили мою мать.
Однако ж, будто последняя ужасающая мысль и подстегнула Лизу. Она решительно сошла из саней и вперед него минула калитку, что выводила на задний двор. Сам дом ее не интересовал. Алекс поторопился следом.
Задний двор – обширная, укрытая снежным ковром территория с редкими скамейками да фруктовыми деревьями – уводила далеко от дома и плавно перешла в настоящий лес. Сосны, высокие, как мачты, казалось, задевали верхушками мартовское небо. Расти они чуть гуще, здесь было б уже темно, как ночью. Но лес был редким, светлым, звонким.
И соседствовал с мерзлыми скалистыми выступами: дача стояла на утесе…
Не слишком крутом утесе – вытоптанная чужими ногами тропинка и вовсе не позволяла увидеть озера внизу. Однако стоило с нее сойти, сделать десяток шагов в сторону, и делалось очевидно, что высота здесь достаточная для того, чтобы, неловко поскользнувшись, скатиться вниз. Туда, где синел лед Шарташа.
– Лиза, осторожней, Бога ради! Не стоит нам прогуливаться здесь в сумерках.
Слова Алекса, конечно, ушли в пустоту: Лизу остановить можно было разве что силой, ежели она на что-то решилась. Вот и теперь она, хоть и не рисковала подходить к краю, упрямо взбиралась по тропке меж камней куда-то вперед. Куда, вероятно, и сама не знала.
А после они оба вышли на широкую ровную площадку – самую высокую точку утеса. Отсюда даже можно было видеть, как небо над городом еще розовеет севшим солнцем. К востоку же, сразу за деревней у подножия утеса, начинался сосновый лес, который густел, темнел, простилался так далеко, насколько хватало взора – и там делался совершенно черным, сливаясь с небом.
Алекс увидел, как Лиза поежилась. Площадка хоть и считалась прогулочной, от снега очищена не была – оба они стояли в нем по колено.
– Надо вернуться в дом, Лиза, простудишься.
– Постоим еще немного, – отозвалась она. – Здесь хорошо.
Алекс вздохнул. Распахнул теплый дорожный плащ и, плотнее подойдя к Лизе, укутал ее плечи. Она не противилась – сама развернулась к Алексу лицом, доверчиво прижалась к нему. Подняла голову, почти коснувшись губами его губ.
– Я люблю тебя, Алекс, – горячо призналась вдруг Лиза, – может, конечно, я себе это выдумала, потому что ты так безупречен, так благороден, со всем этим столичным обхождением… Но я почти уверена, что люблю тебя!
На выдохе она сама прильнула к его губам, одарила жарким поцелуем – но, тотчас отстранившись, с волнением спросила:
– А ты?
– Лиза…
Алекс мягко улыбнулся, пытаясь вновь поймать ее губы, но Лиза была настойчива:
– Нет, скажи!
– Я чувствовал к тебе необыкновенную нежность, – признался тогда Алекс, – кажется, с того самого обеда чувствовал, когда ты меня вынудила признать, будто я прислал те клятые орхидеи. Ты забавляла меня необычайно и удивляла всякий раз. И сам я всегда дивился, отчего другие не видят, как ты нежна, заботлива и беззащитна, несмотря на всю показную смелость. А еще мне безумно нравится тебя целовать…
Снова он потянулся к ней губами – чем только Лизу разозлил:
– И все?!
– Нет. А впрочем, я и сам думал, что на этом все. Однако когда ты заявила мне тогда, что желаешь выйти замуж по любви и бросила наедине с Милли… я вдруг осознал, что не чувствую к ней ничего. Ни, упаси Бог, любви, ни даже ненависти. Все мои мысли были о тебе только. О тебе. Я люблю тебя, Лиза. И все равно женюсь. Через месяц, через год – все едино.
После, уже вернувшись в дом, они с Лизой еще много времени провели вдвоем, перемежая поцелуи и глупые разговоры ни о чем, какие обыкновенно ведут влюбленные.
Тем более что Кошкин задерживался. Условились, что он, проследив, не едет ли кто за Лизой, другой дорогой доберется сюда же, на дачу, вместе с горничной Марфой. И все же Кошкин задерживался – заплутал, что ли, не сразу найдя место? Добрался он уже по темноте, в десятом часу вечера.
Лиза же, при виде Кошкина, отчаянно краснела и прятала глаза. Сама тоже пряталась за плечом Алекса – правда, ровно до того момента, пока сыщик не заговорил.
– Сосед ваш докучливый уж очень… – хмуро объяснился Кошкин, – вопросами донимал. Кто, мол, здесь остановился – никак родня Льва Александровича? Боюсь, он вас видел и узнал.
Лиза растерялась, а Алекс обеспокоенно выглянул в окно, что смотрело на подъездную дорогу.
Дача Кулагиных была крайней на этом ответвлении улицы – самый большой и крепкий дом. Через дорогу же располагались домишки помельче. Там-то Алекс и обнаружил, что некто до сих пор стоит на дороге, скудно очерченный светом из окон, и в полном одиночестве…